Последний выживший на станции «Таймыр» - Александр Зубенко
Коржин стал безликим.
Он стал пустой телесной оболочкой для несуществующей души.
Манекеном.
Рация и винтовка так и остались лежать в ягеле, а он, поднявшись, и пустым взглядом уставившись на громаду космического «пузыря», направился к нему, совершенно не ощущая опасности.
Будто поджидая его, циклопический сфероид раскрыл свои «объятия», раздвинув небольшие створки как дверцы лифта в многоэтажном доме. Некая сила всосала его внутрь и, паря в невесомости, его тело медленно вплыло в черноту зияющей бездны. Ни страха, ни тревоги егерь не чувствовал. Пространство, окружающее его внутри мегалита, было просто огромным, и если бы он как обыкновенный здравомыслящий человек мог в этот момент рассуждать логически, то несказанно бы удивился, не увидев перед собой даже горизонта. Внутренняя оболочка шара казалась бесконечной. Он очутился в центре какого-то помещения, который сверху был накрыт полусферическим прозрачным куполом. Высота купола потрясала своими размерами, но, по всей вероятности, основной каркас строения со всеми залами и прочими техническими помещениями находился где-то внизу, под его ногами. Попади сюда, к примеру, Витя-Василёк, тот бы сразу выкрикнул нечто вроде: «Вот те нате, болт в томате! Это ж куда меня занесло, родимого»? Однако сейчас здесь был не Витя, а Коржин. Этот стоял, взирал на развернувшуюся перед ним панораму и без всякого интереса рассматривал окружающий его замкнутый простор.
А потом ему и вовсе «отключили» сознание.
Сетчатое ячеистое образование прошло сквозь него, и он, как стоял – так и повалился на бок. Это потом, уже придя в сознание, он будет помнить лишь смутные отрывки того, что с ним происходило в тот момент. Внезапный, насыщенный запах аммиака; склонившиеся над ним какие-то призрачные тени; холодные прикосновения чего-то похожего на щупальца медуз - противные, скользкие, вызывающие тошноту. Когда он придёт в себя, в его сознании всплывут смутные обрывки, как его укладывают на какую-то поверхность, вводят в пищевод зонды, делают инъекции и присоединяют к венам трубки гибких шлангов. Смутные проблески реальности сменялись провалами в забытье, потом обратно, и так – до бесконечности. Он грезил наяву, впадал в беспамятство: действовали препараты, вводимые ему внутривенно. Несколько раз у него случалась рвота. И всё начиналось опять. Это был какой-то загадочный конвейер, не имеющий ни конца, ни края. Для чего всё это происходило, он не имел ни малейшего понятия. Бесконечная череда процедур, забытья, зондирования и снова забытья. Биологические часы его организма не выдавали в мозг и сотой доли реального времени. Он затерялся в нём. Растворился. Сгинул в пустоте. Вместо егеря Коржина сейчас была лишь его оболочка. Вахтенный смотритель станции «Таймыр», бывший егерь и по совместительству помощник ихтиолога перестал существовать как личность. А где-то в середине необъятного амфитеатра располагались какие-то непонятные кубы, шары, цилиндры и пирамиды.
Воскоподобное вещество бурлило и поднималось каплями к поверхности, затем, поколыхавшись, бесформенными массами опускалось на дно, где, нагреваясь, вновь устремлялось вверх. И так раз за разом, постоянно меняя свои формы, очертания. Казалось, гравитация уступила здесь место сплошному вакууму, а сама жидкость, подобно глицерину, имела прозрачный цвет и совершенно не реагировала на силу притяжения земной поверхности.
Это была лаборатория сотворения новых форм биологической материи.
Рассадник молекулярного «топлива» для Земли.
Оранжерея для новых видов фауны и флоры на планете.
Частицы его тела находились сейчас внутри этой бурлящей биомассы.
…Что-то зловещее и неведомое витало в воздухе.
№ 15.
А потом был «малый» шар, как его позже назовут все невольные участники данного феномена. Прозрачный, высотой в два человеческих роста, едва покрытый мутноватой дымкой, он колыхался над полом в нескольких метрах от Коржина. Егерь просунул руку внутрь сферы и… остолбенел от неожиданности. Он посмотрел на свою руку. Её не было. Граница прозрачной сферы, казалось, была лишь условной: переход из состояния видимости в невидимость произошёл плавно и незаметно. Ощущение было такое, будто он просто погрузил руку в ёмкость с тёплой водой, не более того.
Отдёрнув руку, он с облегчением узрел её по-прежнему, и уже увереннее, снова погрузил её внутрь шара, теперь по самое плечо. Произошло то же самое. Рука исчезла прямо на глазах, будто растворилась в пустоте.
Выходит, что шар поглощает в себя всё? Внутри он имеет свой замкнутый мир, не видимый и не ощущаемый снаружи? Погрузившись в его глубину, тебя никто не сможет видеть извне?
Более не раздумывая (да и чем, собственно-то думать?), Коржин втолкнул своё тело внутрь сферы, ничего не почувствовал, и тотчас провалился… в небытие.
Пустота внутреннего мира поглотила его целиком, шар качнулся в пространстве, завибрировал и… сгинул, будто его и не было. Последнее, что смог осознать егерь, прежде чем перейти в состояние иной реальности, это громкие завывания какой-то сирены, переходящее, как ему показалось, в настоящий рёв приближающегося локомотива.
Бывший егерь, смотритель сейсмологической станции и просто обычный человек, Коржин перестал существовать в этой реальности. Теперь его тело, заключённое в ограниченном пространстве, понеслось куда-то вверх по глиссаде, в облака, в стратосферу, прочь подальше от Земли.
№ 16.
…Вообще-то, местность была ему незнакома.
Он вернулся, а точнее, его возвратили совершенно не в ту среду, из которой забрали. Ни гигантского «пузыря», ни знакомых звериных тропок, ни других привычных ориентиров он сейчас, сколько не вглядывался, не замечал. Да. Он, несомненно, был в тундре. Но не в своей тундре, к которой привык издавна. Скорее, в чужой, в неизведанной, где он не бывал ещё ни разу. Поэтому, то, что он увидел в первый момент, заставило его воспрянуть духом. Шар, непонятно каким образом, доставившие его сюда, исчез несколько минут назад, и он уже изрядно замёрзший, пытался вычислить, куда его занесло на этот раз.
Издалека это было похоже на небольшую хижину, какие строят рыбаки по всему побережью залива, чтобы в штормовую погоду или снежную бурю было, где скрыться, имея внутри обязательный минимальный запас выживания. Застигнутый непогодой путник, мог всегда переждать непогоду в такой хижине, где была сложена временная печь, запас дров и килограмм-другой какой-нибудь
