Гай Крисп - Историки Рима

Неожиданное для всех исчезновение пришельца, который вернулся из плена, был по закону восстановлен в правах, но тут же, никого не предупредив, скрылся, вызвало подозрение у полководца Кассиана и других важных лиц; они нападали на Краугазия, грозили ему расправой и кричали, что тот человек и ушел и пришел не без его воли. Краугазий боялся обвинений в предательстве и опасался, как бы из-за прихода перебежчика не открылось, что его жена осталась жива и с ней обходятся весьма почтительно. Поэтому, сделав вид, будто хочет вступить в брак с одной прекрасной девушкой и ему нужно приготовить все для брачного пира, он отправился на виллу в восьми милях от города, а оттуда, пришпорив коня, примчался к отряду персидских грабителей, появившихся, как ему стало известно, в тех местах. Персы приняли его с распростертыми объятиями, поняли из его рассказа, кто он такой, и на шестой день передали Тамшапуру, а тот уже представил его царю. Краугазий вновь обрел свои богатства, близких и жену, умершую через несколько месяцев, и занял второе место после Антонина — от которого, говоря словами знаменитого поэта, «намного отстал, хоть шел следом».743 Антонин, человек одаренный и многоопытный в делах, во всех своих начинаниях опирался на разум, Краугазий же по своей природе был более прост, хотя и носил не менее славное имя. Все это произошло вскоре после тех событий, которые были описаны выше.

Персидский царь сохранял безмятежное выражение лица и, как казалось со стороны, гордился разорением города, однако в глубине души жестоко терзался мыслью о том, сколько горестных утрат принесли ему злосчастные осады, когда он потерял своих людей больше, чем взял у врага живыми или даже убил в различных сражениях. Так не раз случалось с ним у Нисибиса и Сингары, так было и сейчас, когда в течение семидесяти трех дней с огромным войском он осаждал Амиду и потерял тридцать тысяч воинов, как подсчитал вскоре трибун и писец Дисцен, легко распознавший трупы следующим образом: тела наших воинов быстро разлагаются и распадаются, и на пятый день уже ни одного мертвеца нельзя узнать в лицо, трупы же павших персов высыхают, как стволы деревьев, члены их покрываются слизью и не источают гной; причина этого — умеренный образ жизни и выжженная зноем земля их родины.

2. Затем, когда на три дня было заключено перемирие744 и все принялись лечить свои или чужие раны, подвоз прекратился, и голод, мучивший нас, стал невыносим; зерно и корм для животных были сожжены, люди, как и вьючный скот, дошли до крайности, и простым воинам, испытывавшим отчаянные лишения, роздали значительную часть того хлеба, что везли на лошадях трибунов и комитов. Император отказался от царских яств и под кровом скромной палатки обедал приготовленной для него жалкой похлебкой, вызывавшей отвращение даже у рядовых воинов; о себе он не заботился и пищу, предназначенную для его стола, распределял по беднейшим отрядам. Однажды, когда император, по обыкновению, проснувшись после короткого и тревожного сна, подобно Юлию Цезарю, что-то писал темной ночью в своей палатке и был поглощен глубокой мыслью какого-то философа, ему явился (он сам рассказывал об этом приближенным) Гений Римского государства,745 которого он уже раз видел в Галлии, возносясь на вершину императорской власти: с покрытой головой и рогом изобилия Гений печально прошел сквозь занавес палатки. На миг император замер в оцепенении, но сразу же, оставив всякий страх, предоставил будущее небесной воле, а сам поднялся с расстеленного на земле ложа и уже глубокой ночью вышел из палатки, чтобы умилостивить богов отвращающими беду жертвами. В это время пробороздил часть неба и исчез, как падающая звезда, пылающий факел; ужас объял императора, не явилась ли открыто на небе грозная звезда самого Марса.746

А было это то самое огненное сияние (мы его называем διαιττων),747 которое никогда не падает с неба и не касается земли (того же, кто полагает, будто небесные тела могут опускаться на землю, по праву следует признать невеждой и глупцом). Такое явление случается по разным причинам, расскажу только о некоторых из них. Возможно, это гаснут после недолгого полета искры, вспыхнувшие под воздействием силы эфира, возможно, это испускают искры огненосные лучи, столкнувшиеся с густыми облаками, а возможно, и в самом облаке заключено какое-то свечение. Приняв форму звезды, оно мчится по небу, пока его питает сила огня, а затем истощается от длительного полета, растворяется в воздухе и превращается в то самое вещество, от сильного трения с которым возникло.

Когда немедля, еще до восхода солнца, призвали этрусских гаруспиков и попросили их объяснить, что предвещает появление необычной звезды, те настоятельно посоветовали избегать всяких действий и сослались на Тарквициевы книги,748 где в главе «О небесных знамениях» запрещается начинать сражение или делать что-либо подобное, если на небе показалось сияние. Но император, отвергавший всякую науку предсказаний, как и многими другими, пренебрег и этим предостережением и, не обратив внимания на гаруспиков, просивших отложить выступление хотя бы на несколько часов, уже на рассвете снялся с лагеря.

3. Когда мы выступили, не раз терпевшие поражение персы не решались на открытый бой; устраивая засады, они незаметно сопровождали нас и следили за отрядами с высоких холмов. Подозревая об этом, наши воины в течение всего дня не воздвигали вала и не огораживались частоколом. Пока войско, надежно прикрытое с боков, двигалось вперед в свободном строю, хотя и было построено по условиям местности четырехугольником, императору, который без оружия выехал разведать путь, донесли о внезапном нападении с тыла. Обеспокоенный этим сообщением, забыв в суматохе панцирь, с мечом в руке бросился он было на помощь воинам, замыкавшим строй, но его заставило вернуться известие о новой угрозе: передовые отряды, которые он покинул, тоже подверглись нападению. Пока император, пренебрегая опасностью, старался восстановить порядок, отряд парфянских катафрактов с другой стороны атаковал центурии в середине колонны; наши воины не могли вынести вони и рева слонов, левое крыло дрогнуло, и враг, пустив в ход копья и всевозможные метательные снаряды, яростно набросился на нас. Когда император появился в первых рядах сражающихся, персы и слоны повернули назад, а вырвавшиеся вперед легковооруженные воины принялись наносить удары по их ногам и спинам.

Забывший об осторожности Юлиан голосом и жестами указывал на бегущего в ужасе врага; возбуждая ярость преследователей, он отважно ринулся в бой, а в страхе разбежавшиеся телохранители закричали, чтобы он поостерегся бегущей толпы, которая раздавит его, как рухнувшая кровля. И вот тут неизвестно откуда появившееся шальное кавалерийское копье, оцарапав кожу на руке императора, пробило ребра и застряло в нижней доле печени. Попытавшись правой рукой вытащить копье, император почувствовал, что заточенным с обоих концов железом перерезал себе сухожилия на пальцах, и упал с коня. Присутствовавшие при этом быстро к нему сбежались, отнесли в лагерь и вверили заботам врачей.

Вскоре боль немного утихла, император перестал бояться и, мужественно борясь со смертью, потребовал оружие и коня, чтобы вернуться в бой, вселить в воинов надежду и показать, как он, пренебрегая собой, тревожится лишь о спасении других. Такую же силу духа, хотя и в других обстоятельствах, проявил знаменитый полководец Эпаминонд.749 Когда смертельно раненного под Мантинеей его вынесли с поля боя, Эпаминонд стал беспокойно искать щит и, лишь увидев его рядом с собой, успокоенный, скончался от ран: тот, кто был готов бестрепетно испустить дух, пришел в ужас от мысли потерять щит. Однако силы императора были намного слабей, чем воля, он страдал от потери крови и оставался недвижим. Вскоре покинула Юлиана и надежда на спасение, так как в ответ на свой вопрос он услышал, что был ранен в месте, которое называется Фригия.750 А он знал, что именно там ему предназначено судьбою погибнуть. Императора перенесли в палатку. Невозможно описать, какой болью и гневом были охвачены воины, с каким пылом ринулись мстить, как ударяли мечами о щиты, готовые, если нужно, и к смерти. Поднявшаяся столбом пыль застилала глаза, палящий зной замедлял шаги, но, не щадя себя, бросались они на вражеские мечи, словно гибель полководца освобождала их от службы. Персы ответили тучей стрел, совершенно скрывшей их войско от глаз противника, а наши воины и кони были испуганы огромными размерами и ужасным ревом медленно передвигавшихся слонов. Крики сражавшихся, стоны павших, ржание коней, бряцание мечей раздавались по всей округе, пока сгустившиеся сумерки не положили конец битве измученных и израненных противников.