Запах снега - Юрий Павлович Валин
Кто еще? Леди Флоранс? Женщина она бесспорно образованная, но уж слишком глубоко в замковом быту увязшая. Наверняка здесь и родилась. Господин Энгус? Вряд ли, он лишь в запале выражается частично по-русски. Ну, это здесь сплошь в обычае. Конечно, имелись подозрения насчет одноглазого. Уж очень хваткий и соображает быстро. Но Ква здешний, просто родился далеко от Медвежьей. Из низов выбился, человек малость беспринципный, но надежный. Дарков можно сразу отмести. В Старом мире они только в сказках упоминаются.
Имелись в замке еще художник тихенький и смуглокожий Зеро. Художник, конечно, талант, но малость не от мира сего. Смуглый — тот вообще на рабском положении. Что об этом здоровяке думать? Всякое в жизни бывает, но как можно прислуживать, когда на тебе и цепи нет? Ничтожество он, а не угнетенное чернокожее меньшинство. Тьфу, пусть на него глупые бабы заглядываются.
Кто еще? Больше вроде бы некому. Хотя, нет, вот как раз кандидатура подходящая прогуливается, за детьми присматривает.
Мышку в замке уважали. Несмотря на маленький рост и непонятный статус, пользовалась девушка авторитетом. По медицинским вопросам к ней обращались, и уроки у малышни она вела. Образованная. С Леди дружит. Но все-таки есть непонятность.
Тут дедуктивный метод буксовал. Не получалось разгадать отношения, что Мышку с благородными дамами связывают. Явно подруга она им, а порой вроде и подчиненная. Черт, ничего не поймешь в этом феодализме. Хоть бы увидеть Мышь при боевых обстоятельствах. Матерится или нет? Во время штурма не до выяснений мелких деталей было…
Дети уселись на санки. Близнецы, дочь Энгуса и дочурка покойного Даллапа. В тесноте, да не в обиде, это они молодцы.
— Поехали! — провозгласил господский сынок, взмахивая варежкой. Его бойкая сестрица уже вовсю отпихивалась ногами.
Мышка, смеясь, подтолкнула сани.
— Полундра! — взвизгнула близняшка и сани, под вопли детей и лай собак, понеслись вниз.
Отправлялись в путь близнецы, понятно, с возгласами на чистом русском языке. Не в первый раз засекал такое Ёха. И господская парочка, и подружка их неизменная, дочь ланон-ши (с виду натуральная принцесса с картинки), языком Октябрьской революции частенько пользовались.
Эх, иной раз нужно рискнуть и напрямую спросить. Тем более, раз человек больной, всегда можно на последствия злодейского копыта сослаться. Контузия, не в себе был, случается такое.
Ёха решительно подковылял к Мышке:
— Привет. Погода сейчас для спорта самая подходящая.
— Привет, Ёха, — девушка приветливо улыбнулась. — Как колено?
— Заживает. Знаешь, меня вот один вопрос мучает. Вы все-таки сюда попозже провалились. Скажи, в каком году всемирный коммунизм установился?
Мышка моргнула:
— А он разве установился?
Девушка тут же поняла, что ляпнула лишнее, испугалась, но Лёшка и сам оторопел:
— Нет коммунизма⁈
Мышка собралась и храбро заявила:
— Не пойму о чем ты.
— Все ты понимаешь, — зарычал Лёшка. — Чего ты мне в глаза врешь? Какое будущее без коммунизма⁈ Ты империалистка, что ли?
— Да иди ты со своим коммунизмом, — девчонка явно перепугалась. — Не знаю я ничего.
— Не знаешь? — Лёшка швырнул трость и зашагал к мосту. — Не знает она! А чего врать⁉ Чего темнить⁈ Развели тайны мадридского двора.
Во дворе Горец с изумлением глянул на кривобоко ковыляющего парня, но ничего не сказал. Лёшка ворвался в донжон, чуть не столкнулся с нагруженной бельем Гаей, полез по лестнице вверх. Нога болела зверски, но что такое колено по сравнению с обидой? Разве по такому серьезному поводу шутить и издеваться можно⁈ Да как у нее язык повернулся?
Леди вроде у себя была — из комнаты доносились голоса. Лёшка с разгону врезался в дверь. Леди и госпожа Флоранс сидели в крошечном кабинетике за заваленным бумагами столом.
Лёшка машинально ухватился за спинку кресла:
— Тут врут, что у нас победы коммунизма не было. Кто приказал скрывать⁈
Госпожа Флоранс смотрела с изумлением. Изумрудные глаза Леди сузились:
— Сдурел?
— Я право имею знать! — заорал Лёшка. — На один вопрос ответьте. Мне остальное пофигу.
— Боец, выйдете и войдите, как положено! — рявкнула Леди.
Лёшка машинально повернулся через левое плечо, хлопнул дверью. Снизу с лестницы смотрела потрясенная Гая. Видать, орали громко. Да наплевать. Леди обязана сказать. Раз знак с красным знаменем в бою носила — остатки совести должны иметься. Скажет. Раз на русский перешли, обязательно скажет.
Лёшка кратко стукнул в дверь и вошел:
— Трофимов Алексей. Разрешите обратиться с личным вопросом.
— Сейчас обратитесь. Какого года рождения, Трофимов?
— 1924-го года.
— Когда оттуда ушел? Сколько здесь?
— Сентябрь 1936-го. Здесь почти четыре года. Ну, если здешний календарь учесть…
— Понятно, — Леди стояла, сложив руки на груди. — Ты в свои шестнадцать способен без истерики разговаривать?
— Виноват, — сквозь зубы процедил Лёшка. — Погорячился.
— Кэт, пусть юноша сядет, — тоже по-русски, хотя и с акцентом, сказала госпожа Флоранс. — У него нога нездорова.
— Потерпит, — Леди смотрела сурово. — Ты с кем о коммунизме болтал?
— Не имеет значения, — твердо сказал Лёшка. — Вы мне на вопрос ответьте. Я имею полное право знать.
— Может и имеешь, — мрачно согласилась Леди. — А вот политинформатор твой у меня схлопочет.
— Она не виновата. Я сам наскочил…
— Ладно, садись.
Госпожа Флоранс придвинула стул, и Лёшке стало неудобно. Действительно, ворвался к женщинам как дикарь какой.
— Значит так, — Леди села, упершись коленом в крышку стола. — Беседа неофициальная. Сейчас, в виде исключения, можешь звать меня Екатериной Георгиевной. И давай-ка тоном поспокойней побеседуем.
— Вы какого года? В Гражданской участвовали? — с глупой надеждой спросил Лёшка.
— Формально не участвовала.
— А знак? Тот, что с «гвардией»?
— Знак настоящий, — пробурчала молодая женщина. — 1943 год. Советские гвардейские части. 3-я Танковая армия. Оборона Харькова. Видишь ли, Алексей, я в краткие командировки ходила. Частично фронтовые.
— С кем война-то? — оторопело спросил Лёшка.
— С фашизмом. Немецким, в основном. Гитлер там, прочие нехорошие личности.
— Ага… но мы же не могли проиграть.
— Мы не проиграли. Выиграли. А строительство коммунизма было отменено специальным пленумом ЦК КПСС.
— Отменено⁈
— Сочтено нецелесообразным. Что-то он, коммунизм, никак не строился, — пояснила Леди. — В архитектуре малость ошиблись.
— Не может быть, — прошептал Лёшка.
Обе женщины смотрели на него, кажется, с сочувствием. И допризывнику Трофимову захотелось заплакать.
— Как же… буржуи победили? У нас такая армия. Мы ж от тайги до британских морей…
— Песня хорошая. Правильная, — Леди открыла ящик стола, выгребла из шкатулки горсть драгоценностей, нашла среди серебра и драгоценных камней до боли знакомую звездочку из рубиновой эмали. Явно с пилотки. — Понимаешь, Лёшка, нас не победили. Вот это я и в 41-м носила, и гораздо позже. Страна изменилась, армия изменилась. Но деремся по-прежнему. Кремль стоит, звезды светят.
— Враг другой, — подсказала леди Флоранс.
Лёшка пытался осознать. Не получалось. Может, провоцируют?
В дверь постучали.
— Давай, Мышь, вползай, — разрешила Леди, что звалась Екатериной Георгиевной.
Заглянула перепуганная Мышка:
— Я виновата.
Леди погрозила кулаком в перстнях:
— Расслабилась?
— Она не виновата, — Лёшка смотрел мутно. — Я сам…
Мышка присела в уголочке, и начали женщины рассказывать о жизни, верить в которую вовсе не хотелось…
* * *Вышел из кабинета Лёшка поздним вечером. Выскользнувшая следом Мышка убито прошептала:
— Может и не нужно было тебе все это знать?
— Нет, у нас принято правде в глаза смотреть, — пробурчал Лёшка и наконец понял, что врет. Нет уж того мира. Нет «нас». Некуда возвращаться. Да и как там жить, если с великим делом и вправду просчитались?
Внизу на ступеньках сидели Лит
