Бер Саша - Степь. Кровь первая Арья. Трилогия
А рассказал он следующее. Поначалу было всё хорошо и шло, как и было задумано. Навестил кого хотел, переговорили о чём хотел, а затем двинулся к логову. Дойдя до него, правда, чуть с опоздание. По пути два раза на нелюдей нарывался. Как уяснил для себя Данава, это были лазутчики логова. Ходили парами. Молодые, но не сказать, что шибко здоровые. Они шли лесом, никого не боясь, и не от кого не таясь. Знали, что земли пустые и опасаться некого. Данаву всякий раз проносило от беды, так как оба раза замечал их раньше и шли они в сторону. Но от этого он шёл медленней, всякий раз озираясь и опасаясь. Добрался к условленному месту на реке у логова. И тут его ждала первая неприятность. Он не обнаружил никаких следов засланной бабы. Как будто с их последней встречи она тут вообще не бывала. Он расставил условные знаки и стал ждать. Прождал он её долго, почти седмицу, но она не приходила. Тут его застала вторая неприятность. Не зная, что и подумать, он в одно хмурое утро, даже сам попытался в их лес сунуться, но чуть не напоролся на хитроумную петлю-ловушку. Только чудом не попался, хорошо посохом впереди тыкал. Вернулся обратно. Ещё день подождал, а на следующее утро, как назло снег выпал. И ругал то себя Данава, упрекал, как ему теперь по чистому снегу уходить. Наследит так, что любой дурак след возьмёт и без собаки. Пока он горевал, да волосики из бороды щипал, солнышко вышло и снег растаял. Тут уж он недолго думая рванул обратно. Сначала вдоль реки, прикрываясь высоким берегом, а там, как стемнело, через открытую степь в ближайший лес. Пока бегал, совсем стемнело. Уже еле различая, набрёл на огромный дуб и только решил под ним на ночлег расположиться, скатку походного шатра ещё не успел с плеча скинуть, как услышал волки где-то рядом завыли, да так близко.
- Не поверишь, Данух, - войдя в кураж повествования, размахивал руками колдун, - я на это дуб со страха быстрее белки вскарабкался, стрелой прям залетел. Не успел опомниться, а они уж тут как тут, под деревом. Хорошо сук толстый был. Я на нём разлёгся, вниз гляжу, а они чёрными тенями так и шастают, так и шастают.
- Ну ты там прям на суку то и обосрался, - поддела его Дануха, понимая с сожалением, что ничего уже про логово ей не узнать. Ни про Зорьку, ни про Тихую, да и про нелюдей этих ничего.
- Да, ну тебя, - обиделся Данава, - у тебя на языке одно говно мотыляется. Ничего я не обосрался. Я ж на верху сидел, а волки по деревьям не лазают.
- А зря, - не унималась баба, - ежели б ты на них сверху навалил, то волков бы в этом лясу точно уж никто боле не вядал. Кто б не сдох, сбяжал бы без оглядки от вони то.
- Ты будешь слушать? - недовольно спросил её Данава, вызывающе наклоняясь в её сторону.
- Буду, - придурковато ответила сестра, тоже подаваясь всем телом к брату.
- Ну, так вот, - сделал вид колдун, что не обратил внимание на выходку своей дрянной сестры и переключил внимание на молодух, которые хоть и лыбились, но слушали участливо, - ощупался я там. Место оказалось удобное. Рядом с толстым суком, чуть по дальше ещё один поменьше, да мелких веток целые заросли. Решил, что лучше мне на дереве заночевать. Стал мешок Неважен раскладывать. Расстелил дно, да так удобно получилось.
- Да, - вставила Неважна, - вот только на дереве я в нём ещё не спала.
- Да ты слушай дальше, - суетливо перебил её Данава, - только я всё честь по чести разложил и уж собрался внутрь залезать, как слышу откуда-то из далека хруст веток. Чую кто-то ломится сквозь лес напропалую и по звуку, прямо на меня. А ещё дальше целая свора собак залаяла и по звуку тоже ко мне приближаются.
- Я гляну, братка, ты в том лясу личность знаменита, - не удержавшись вставила свой "репей" Дануха, убирая со стола, - прям и птица, и зверь к тябе на поклон бягут сломя головы и ноги.
Данава никак не отреагировал на её колкости.
- По шуму слышу, люди бегут, запыхались так, что аж в голос хрипят. И тут вдруг понимаю, что они к дереву моему подбегают и уткнувшись в него, остановились. Стоят свистят горлами. А по хрипу то слышно, что это толи бабы, толи дети. Ну, я их и спрашиваю: "Вы кто?".
Тут Дануха не выдержала и закатилась таким заливистым хохотом, ломаясь пополам и хватаясь за живот, что никто спокойно этого заразного смеха перенести не смог.
- Ты чего? - обиженно, чуть ли не крикнул Данава.
Дануха выпрямилась и сквозь смех и слёзы ответила:
- А ... я... представила. Вот бягу я эт значит по ночному лесу, от собак дёру даю. Уткнулася в дерево. Ну думаю пи*дец мяне подкрался, а сверху дерево и спрашиват: "Вы кто?", - последние слова она прокричала на сколько смогла, выпячивая глаза из орбит.
Теперь грохнули все хором. Даже Данава, представив всё это со стороны, замялся и растянулся в глупой улыбке.
- Ну тогда-то мне не до смеха было.
Гостьи тоже натужно улыбались, но в отличие от хозяев не смеялись.
- А они, дуры, ещё как завизжат, - продолжал рассказ Данава, - я на них как рявкну, мол чё орёте, дуры, я на дереве сижу.
Дануха упала на пол. Елейка уже ползла на корячках вдоль скамьи. Неважна сложилась, но удерживалась в сидячем положении. Но Данава уже не обижался, он тоже развеселился и продолжил уже сам похохатывая:
- А с низу волки подбежали. Бабы опять в визг. Я хотел было крикнуть им чтоб заткнулись, а они уже не только на сук взобрались, но и на меня верхом сели. А тут ребёнок заплакал.
С этими словами смех притих.
- А в низу такое началось. Собаки добежали, с волками сцепились, а за собаками мужики с факелами. Бегут, орут. Мешок то мой уж готов был, и я их по одной внутрь затолкал, да и сам залез. Накрылся, чтоб ребёнка то не так было слышно. А внизу грызня стоит. Визг, рык. А мужики видать, как увидали, так в миг затихли. Ну мы лежим не живые не мёртвые. Я сказывал им кто я да откуда. Они вроде как ожили. Разговорились. Беглые они оказались из коровника, что это их собаками травили, да за ними гнались надсмотрщики. Собак штук шесть, мужиков двое. А потом всё стихло. Я тихонько выглянул, света факелов нет. Значит мужики либо сбежали, либо их сожрали, так как собак не слышно, а тени волчьи под деревом гуляют. Так на дереве пригревшись и уснули.
- Ты уснул, - поправила его хмурая Голубава.
- А ты будто не спала? - сделав ехидное выражение на лице колдун.
- В ту ночь только ты спал. Мы ещё подумали, вот нервы у колдуна всё не почём. Даже позавидовали.
Говорила она отрешённо и даже с каким-то безразличием. Похоже ей всё вокруг было "ниже подола".
- Ну, в общем, - продолжил Данава, пропуская слова Голубавы, - утром вылезаю смотрю. Шесть волков внизу ходят, не уходят, а собаки все в клочья и людей не видать. Так ещё день просидели и только на следующую ночь эти гады серые ушли. Дануха, - обратился он к сестре с неким вызовом, - чё ж ты волчья большуха, свою братву не держишь?
Но Дануха на его гримасы никакого внимания не обращая, в раз стала серьёзной и подойдя в плотную к новеньким, спокойно ответила Данаве, но почему-то глядя Голубаве прямо в глаза:
- Дурак, ты, братец, - принялась наставлять она колдуна, понятный, похоже, только ей скрытый смысл всего рассказанного, - они ж тябе и им защитой стали. Кабы не они их бы сначала, а потома и тябя, собаки бы порвали, а люди добавили.
Данава и молодая гостья вопросительно поглядели на Дануху. Голубава осталась с каменным лицом.
- А ты думашь сам к дубу прибяжал и туды залез? И эти бабаньки то ж случаем ночью во всём лясу именно на этот дуб наткнулися и сами по сябе к тябе залезли? Да ты их заставь теперяча эт дуб средь бело дня найтить и тем боле залезть, х*ёв они туды закарабкаются.
- Эт точно, - согласился озадаченный Данава, - как слезали, так там целая канитель была.
- А ушли не сразу, - продолжала Дануха не обращая внимания на мямли брата, - ведомо, подмогу людску ждали, но те оказались трусы и баб, похож, на корм волкам списали. Неважн, - обратилась она к охотнице, - надо б гостей приодеть по сезону и в перву очередь посыкушку.
- Сделаем, - с охотой откликнулась Неважна, поднимая упавшую на пол шапку и накидывая лук за спину.
Как только девка покинула шатёр. Голубава с неприкрытой злостью спросила, непонятно кого:
- Что делает здесь эта ара?
- Залепи е...альник, - рявкнула Дануха, да так, что все вздрогнули, а дитя испуганно захныкала.
Дануха казалось не только предугадала реакцию Голубавы, но и ждала от неё что-то подобное. Её глаза налились яростью, рот искривился, и вся она стала вдруг страшная и жутко пугающая. Не обращая никакого внимания на плачущего ребёнка, она продолжила рычать:
- У нас нету тута ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по сябе. Мы - новы люди. Не нравится, уё...ывай. Тябя никто не держит. А коль, сука, сядишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев тябя кормящих да тяплом обогревших.
