Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.
Кинематографическое руководство понимало, что если оно не предложит стране и миру фильмов высоких художественных параметров, то, в конце концов, дождется, что его спросят: а зачем вы тогда вообще нужны? Поэтому самые талантливые в кино художники были обречены на повышенное внимание к ним начальства. Их опекали, с ними носились, старались вникнуть не только в содержательную компоненту их произведений, но и в собственно художественную. Творцы, как могли, старались вывернуться из заботливых объятий, которые могли и задушить, но и нередко пользовались своим привелегированным положением, и уж, конечно, не задерживались с тем, чтобы ставить перед начальством проблемы, умножая ему головную боль.
Внимание к творцам "первого эшелона" выражалось еще и в том, что принципиальные вопросы, связанные с их работой, решались в самых высоких кабинетах Госкино, зачастую у председателя, в крайнем случае - у его замов. Другое дело, что бумаги с заключениями по сценариям и фильмам создавались в сценарной коллегии, там же на них ставились и подписи. Сплошь и рядом содержание этих бумаг повторяло сказанное высоким начальством, но за стены особняка в Малом Гнездниковском документы выходили от имени сценарной коллегии.
Возможно, этот краткий экскурс в некогда существовавшую бюрократическую кухню кое-что добавит к представлениям новых историков кино и киноведов, да и просто любителей экрана о том, "как это делалось", пояснит и причины побед того кино, и проигрышей, иных его человеческих и творческих радостей, а также неудовольствий.
Элем Климов был в числе творцов авторитетных. Поэтому только что сказанное относилось и к нему.
Итак, об "Агонии".
Из книги Семена Лунгина "Виденное наяву" выясняется, что подвигнул их с Ильей Нусиновым на сценарий о Распутине еще Иван Пырьев , бывший в шестидесятые годы директором "Мосфильма". "Жанр сценария, - писал Лунгин, - получился своеобразный, резко отличный от всех фильмов на историческую тему прежнего "замеса", и Пырьев непрестанно нахваливал нас... до того самого дня, как кинематографическое начальство вдруг разгромило сценарий на одном из своих заседаний... Что же случилось?.. Никто нам толком объяснить не мог".
Объяснение можно обнаружить в другой книге: В.Фомин. "Кино и власть" (МАТЕРИК. 1996). Фомин обнаружил в архивах внутреннюю рецензию на сценарий "Агония", который тогда назывался "Антихрист", написанную известным киноведом, профессором Ростиславом Юреневым. Рецензент, подробно разобрав сценарий, посчитал его бессюжетным, назвал неудачей талантливых людей. Мало этого. Он посчитал, что вообще не надо "вытаскивать на экран эту грязь даже в целях разоблачения царизма. Царизм били не по альковной линии". И далее: "Зрителя ведут от одной мерзости к другой, а какая мысль, какая цель все это объединяет - я не понял".
Видимо, примерно в этом круге претензий таилась причина тогдашней остановки сценария. "Прошло несколько лет, - вспоминал далее Лунгин, - и также необъяснимо, как нашу работу "закрыли", ее снова "открыли".
...Перелистываю брошюрки с годовыми планами киностудий.. В какой же впервые упоминается выпуск "Агонии"? Вот - нахожу: 1974 год. По срокам получается, что сценарий был окончательно одобрен и запущен в производство именно при мне - через два года после моего появления в комитете.
Мог бы занести сей факт в свой редакторский актив!. Мог бы, да не буду. Не хочется следовать логике Армена Медведева, который, как бы ставя мне в пример Анатолия Богомолова, - следующего после меня главного редактора, - замечает: "Ведь это А.В.Богомолов запустил "по второму кругу" в производство фильм Э.Климова "Иди и смотри".
Медведеву ли не знать, поскольку сам посидел в том же кабинете немало, кем и на каком уровне решались подобные вопросы. Про свое участие в мучительных перипетиях с "Иди и смотри" еще расскажу, а пока замечу, что если и есть на документе о запуске "Агонии" моя подпись, то отнюдь не моя в том основная заслуга. Судьба проекта с такой сложной предысторией, скажу по секрету от Медведева, могла решаться, как минимум, "на уровне министра". Лавровый венок, полагающийся тому, кто разрешал к производству обе только что названные картины, было бы честно сразу передать председателю Госкино Филиппу Ермашу.
Но в таком случае теряет смысл и высокомерный пассаж мемуариста Медведева по адресу своих предшественников: в жизни они, мол, "были лучше, тоньше, чем в деле, которому служили. С разной, впрочем, степенью рвения". Надо понимать, именно рвение автор осуждает. Он его, видимо, не проявлял, когда служил. А чем же он тогда занимался? Альтернатива рвению, читай - принципиальности, да и простой честности по отношению к тем, кто тебя позвал и тебе доверился - это, наверное, выживание любой ценой. То-то избегавший рвения так и проплавал всю жизнь с немалой бытовой и финансовой выгодой...
Помню, что первый просмотр материала "Агонии" произвел в Комитете сильное впечатление, профессиональная хватка режиссера была очевидна. Да и Алексей Петренко будто родился для роли Распутина.
Сначала посмотрела сценарная коллегия, потом министр с замами. Из наиболее существенных замечаний запомнились те, что касались царя Николая. Николай, талантливо воплощенный Анатолием Ромашиным, выглядел этаким милейшим субъектом, который и комара не обидит. Но при нем были Ходынка, Ленский расстрел, революция 1905 года, были виселицы, по поводу которых Лев Толстой разразился яростной статьей "Не могу молчать". Авторов и режиссера попросили подумать об этом - приблизить общее эмоциональное впечатление от образа к объективной исторической правде.
Надо сказать, они подошли к делу не формально: сняли новую сцену, весьма, кстати, выразительную - Николай с холодной расчетливостью палит из ружья по птицам. Отдельные замечания касались монтажа, некоторых конкретных планов. Кроме того, в начале и в конце фильма появились титры, призванные уточнить общую историческую ситуацию. С одной стороны, это было сделано для непонятливых, а с другой - для самых понятливых, для верховных судей, сидящих в ЦК.
В окончательном виде фильм "Агония" был снова просмотрен, одобрен и принят сценарной коллегией и руководством Госкино. Наши, комитетские, отношения с фильмом на этом благополучно закончились.
Но на экраны фильм не вышел!
. Распутинские разгулы не глянулись партийному начальству. Это же было время пуританизма. Правда, рождаемость тогда росла. Сейчас, в эпоху Анфисы Чеховой, почему-то наоборот, но это мимоходом... Голая женская грудь на экране тогда была в диковинку, Климов и на эту диковинку решился - показал.
Специалисты считают, что в искусство кино как такового ничего нового "Агония" не внесла, да и зарубежный зритель отнесся к ней вполне равнодушно. Но в родных пенатах она, конечно, не могла не произвести впечатления активной по тем временам эпатажностью. Потому руководство и взяло "на караул", причем, самое высшее, гораздо повыше киношного. Кто-то заподозрил и аналогию: на экране - развал царского режима, а вдруг это намек на нынешний!
Даже Лубянка восстала против фильма Климова. Ф.Д.Бобков, бывший начальник 5-го Управления, ориентированного на работу с интеллигенцией, признает: "Мы воспротивились выходу на экран фильма "Агония" (Бобков Ф. Д. КГБ и власть. М., 1995).
Тем не менее, в 1981-м, кажется, году Ермаш изловчился показать все-таки ленту за рубежом, сумел продать ее для западного проката. За что сразу получил выволочку на Политбюро. К отечественному зрителю "Агония" вышла только в середине восьмидесятых.
Не надо обладать большим воображением, чтобы представить, что мог переживать Климов, когда ему не давали показать зрителям им созданное, какие муки его терзали! Режиссер жаждет отличиться, он все сделал, чтобы поразить, показать всем, какой он молодец, а какие-то злые дядьки встают на пути и не разрешают! И это при его-то амбициозном спортивном характере, при красавице жене, тоже режиссере, обладающей гораздо большим, чем у него - он не мог этого не чувствовать - художественном даре. Поистине трагическая ситуация!
И будто жестокий, неумолимый рок висел над этими красивыми, искренне любящими друг друга людьми. Что-то было, видимо, в них, что приманивало беду.
Судачили, что Климов интересуется телекинезом, что может загипнотизировать, что в его ближнем окружении есть некто Боря Ермолаев, врач по образованию и кинорежиссер по второй профессии, очень "продвинутый" во всем "непостижимом". Якобы, он взглядом поднимает тапочки. Мне даже показывали фотографию, сделанную в той компании: человек, похожий на Ермолаева, расставил ладони, а в пространстве между ними сама по себе висит баскетбольная кеда.
Однажды случилось познакомиться с этим человеком. Поскольку он входил в круг Климова, коротко расскажу.
Одно из тяжких впечатлений той поры - просмотр привезенного для сдачи комитету фильма Бориса .Ермолаева "Мой дом - театр" - о классике русской драматургии Александре Островском. Показанное оказалось не просто беспомощным - это была беда. Безвкусная претенциозность во всем - в монтаже, в мизансценах, в актерских состояниях, - говоря коротко, тут была явлена полная режиссерская беспомощность. Причем Б.Ермолаев еще и собственной персоной периодически возникал на экране, загримированный под Гоголя: искоса "со значением" смотрел на зрителей. Словом, провал, стыдно показывать людям. И никакие поправки не спасли бы, их было просто бессмысленно предлагать.
