Александр Янов - Россия и Европа- т.2

Глава седьмая Национальная идея

По одной уже этой причине классические «парадоксы», очаро­вывавшие, как мы помним, современников, должны представлять­ся новому российскому поколению скорее доисторическими древ­ностями, нежели руководством к действию. И еще меньше у него ос­нований верить эпигонам обанкротившихся классиков Русского проекта. В этом смысле мы можем надеяться, что именно новое по­коление окажется, вопреки всем расчетам эпигонов, мощным ре­зервом российского либерализма. Если конечно, деморализован­ная сегодня либеральная элита (и я говорю не столько даже о поли­тиках, сколько о либералах в науке, литературе, историографии, кино или театре) поймет, наконец, в чем её настоящая задача.

«Надежды маленький

оркестрик» Конечно, в значительной

степени деморализация сегодняшних либералов объясняется шрком, вызванным сменой режима, националистичес­ким обновлением правящей элиты и тем, что коллективный органи­затор общественного мнения, центральное телевидение, оказалось в руках неоконсерваторов. В результате либералов представляют публике как антигосударственников, антипатриотов, сторонников «великих потрясений» и вообще всяческой нестабильности.

Глава седьмая Национальная идея «Надежды маленький 483

оркестрик»

Но ведь это всё преходяще, пена на поверхности исторического потока. Проблема в том, чтобы эти политические изменения не стали необратимыми, как стали они в эпоху Николая. И тут следует прислу- * шаться к Чаадаеву, который гениально угадал, что необратимыми ста­новятся политические изменения, лишь если закреплены культурным «переворотом в национальной мысли» и неминуемо вытекающим из него моральным обособлением от Европы. Иначе говоря, именно тем,

что готовят сегодня неоконсерваторы. Вот почему центральный фронт борьбы либеральной элиты должен проходить сегодня не столько в сфере политики, сколько в сфере культуры. И настоящая её задача в том, чтобы предотвратить «переворот в национальной мысли» или, что то же самое, обезоружить генералов Русского проекта. И выпол­нить зту задачу можно лишь одним способом — не только идейно раз­громив эпигонов «новыхучителей», но и сделав их посмешищем в гла­зах интеллигентного электората и в особенности нового поколения.

Имея в виду многократное интеллектуальное превосходство ли­бералов над эпигонами, это вполне, я уверен, возможно. Фигураль­но говоря, я не могу это сделать, я всего лишь историк. Но Эльдар Рязанов или Марк Захаров могут. Разумеется, если вспомнят, как умели они возвыситься над своими цеховыми интересами в недоб­рой памяти советские времена. Вотя и говорю: либеральный потен­циал современного российского общества громаден. Просто обще­ство это сбито с толку, дезориентировано. Для того, может быть, и написал я эту книгу трилогии, чтобы рассеять туман, чтобы пока­зать, как страшно и стыдно было жить интеллигентному человеку в николаевскую эпоху развитого национализма. В эпоху, над воз­рождением которой денно и нощно работают наши сегодняшние неоконсерваторы. Ничуть, как мог убедиться читатель, не менее страшно и стыдно, чем во времена развитого социализма.

Я не говорил бы об этом с такой уверенностью, если бы перед глазами у меня не стоял пример того, как один мужественный либе­рал оказался способен рассеять туман деморализации, цинизма и страха, при помощи которого неоконсерваторам почти удалось обмануть великий народ.

Пусть пример этот взят из опыта другой страны, другой реально­сти. Тем не менее по некоторым параметрам он необыкновенно на­поминает сегодняшнюю ситуацию в России. Дело происходило в ны­нешней сверхдержаве в середине 2003 года. Практически все ко­мандные высоты в стране были в руках Республиканской партии — администрация президента, правительство, обе палаты Конгресса, большинство Верховного суда, значительная часть СМИ, в особен­ности самых массовых в Америке — радио. А республиканцы, в свою очередь, оказались после и сентября 2001-Г0 в плену у своих соб­ственных «новых учителей», тоже, как в России, неоконсерваторов, зараженных наполеоновским комплексом. Сам президент выглядел марионеткой в их руках. А рейтинг его между тем был высок, коле­бался между 6о и 70 процентами.

Казалось, что в стране вот-вот произойдет чаадаевский «пере­ворот в национальной мысли». Америка противопоставила себя Ев­ропе и готова была к моральному обособлению от неё. «Америка мо­жет всё, чего же более?» — парафраз лозунга, предложенного, как помнит читатель, еще в 1838 году Погодиным, звучал в 2003-м в аме­риканских сердцах, как звучал он полтора столетия назад в русских. Сверхдержавный «Американский проект» (назовем его так по ана­логии с Русским проектом наших эпигонов) обволакивал страну.

Тем более, что партийная машина оппозиционных Демократов бук­совала. Обманутые опытом двукратного триумфа Билла Клинтона (в 1992-м и 1996 гг.), обязанного своими победами политике компро­мисса с республиканцами, они выглядели решительно неспособными понять, что катастрофа и сентября радикально изменила политичес­кую ситуацию в стране и сделала компромисс невозможным. Я не гово­рю уже о том, что любая попытка выступить против Верховного главно­командующего в разгар войны считалась антипатриотической и потому обреченной. И уж такое царило среди либералов ощущение бессилия и безнадежности, что хоть телевизор не включай. Похоже на Россию?

Но вот нашелся в стране бунтовщик, по сути, диссидент (посколь­ку восстал он не только против правящей партии, но и против руко­водства своей собственной). Зовут его Говард Дин. По профессии врач, откровенный либерал. В прошлом пятикратно избирался на пост губернатора маленького штата Вермонт (губернатора там из­бирают каждые два года). Впрочем, за пределами Вермонта никто о нем в стране не слышал. И тем не менее Дин ринулся в бой, при­звав страну к бескомпромиссной борьбе против Американского проекта (называл он его, конечно, иначе, но смысл его борьбы от этого не менялся). Ясное дело, проверенных путей в его распоряже­нии не было, как нет их в распоряжении российских либералов. И вообще никаких путей видно не было. Кроме разве непосред­ственного обращения к молодежи, которая, как мы сейчас увидим, и оказалась решающим резервом американского либерализма.

Вот и обратился Дин — по Интернету — к студенческим советам уни­верситетов с призывом помочь ему обуздать неоконсерваторов. И мо­лодежь, вопреки предсказаниям циников, откликнулась. Непрерыв­ным потоком пошли к нему студенческие пожертвования, мизерные, конечно, от ю до 77 долларов. Но началась цепная реакция: подняла голову поверженная, казалось, либеральная интеллигенция. И пожерт­вований было так много, что к началу предвыборной кампании в янва­ре 2004 года Дин собрал 41 миллион долларов. Из самых отдаленных штатов съезжались молодые волонтеры, готовые хоть бесплатно рабо­тать на его кампанию. И за какие-нибудь полгода Говард Дин превра­тился в национальную фигуру, в грозную для «новых учителей» силу.

Нет, опыта в большой политике у него не было и стать президент­ским кандидатом от оппозиционной партии он, конечно, не мог. Но в этом ли дело? Под воздействием его кампании президентская гон­ка и даже вся политическая ситуация в стране изменились неузнавае­мо. Вот пример. Когда еще в мае 2003 года Дин провозгласил на всю страну, что «нам действительно нужна смена режима, но не в Багдаде, а в Вашингтоне», Америка ужаснулась немыслимой дерзости. Но когда 29 августа 2004 года, накануне открытия Республиканского съезда, полмиллиона человек вышли в Нью-Йорке на самую многочисленную в этом поколении демонстрацию протеста, лозунг Дина был написан гигантскими буквами на десятках тысяч плакатов, а газеты трактовали смену режима в Вашингтоне как нечто рутинное, заурядное.

И возможно это стало лишь в результате цепной реакции, вызван­ной отчаянным выступлением Дина. Ибо в борьбу включилась культур­ная элита Америки: документалисты, актеры, музыканты. Километро­вые очереди терпеливо выстаивали у кинотеатров, чтобы посмотреть «Фаренгейт, и сентября» Майкла Мура, факт неслыханный в истории документального кино. Комедийная программа Джона Стюарта, бес­пощадно высмеивавшая имперские амбиции неоконсерваторов, по­била все рекорды популярности. Звезды рок-музыки во главе с леген­дарным Брюсом Спрингстином поехали по Америке с антинационали­стической программой. Вот это я и называю цепной реакцией.

Дин, можно сказать, воскресил для политической жизни амери­канскую молодежь, даже ту её часть, которая вообще никогда не го­лосовала. Он разрушил миф, что критиковать Верховного Главноко­мандующего во время войны непатриотично. Он консолидировал партию, деморализованную поражением на выборах 2000 года. И пусть не стал он президентом, но после его сокрушительной крити­ки страна уже не окажется легкой добычей проповедников «особого пути Америки». Во всяком случае никто больше не говорил о компро­миссе с ними. Над их идеями смеялись. Их презирали. Американский проект был серьезно, скорее всего безнадежно, скомпрометирован.