Ардан - Ольга Рубан
Они были близняшками, почти неразличимыми в детстве и юности. Теперь же сторонний наблюдатель уловил бы разве что отдаленные сходства. Ирина стояла перед ними - моложавая, подтянутая и ухоженная, вежливо приоткрывая в улыбке безупречную работу дантиста. Наталья же…
Наталья отвернулась. Ничего эту тварь не берет! Она открыла уже рот, чтобы потребовать вернуть ушанку с трусами, но прикусила язык. Михаил, во все глаза таращащийся на «новый образ» менестреля, без сомнений, поймет, в чем дело…
- Так лучше? – слегка взволнованно спросила «Ирина».
Миша кивнул, а Наталья вяло пожала плечами. Смотреть на красавицу-сестру было тошно, стыдно и унизительно, но если это их плата – они с готовностью примут епитимью. В конечном итоге, они здесь совсем по другому поводу.
Супруги сосредоточились на Ардане. Тот как раз высыпал в центр «звезды» какой-то порошок, который тут же вспыхнул бледным, сероватым пламенем, потом с трудом достал с полки тяжелый том, обитый досками и железом и, не торопясь, разложил перед собой, перелистал страницы. Пламя факелов внезапно померкло и прижалось к закопченному камню стен, словно отшатнувшись от книги. Лёха заворочался на носилках, сдавленно застонал. Не как от боли, а как иногда с ним бывало, когда он видел особенно страшный сон.
- Кто он? – нарушил молчание Михаил, кивнув на старика.
«Ирина» грустно улыбнулась и преданно посмотрела на Ардана.
- Он… Он – великий философ, алхимик. Был когда-то. Всю жизнь посвятил науке и поискам философского камня, не подозревая, что с самого начала его подчинило себе Темное Воинство. Он думал, что служит науке, улучшению природы материи и духа, а на самом деле – всего лишь следовал воле Вельзевула. После смерти он смог создать себе убежище от адских мук – нечто вроде кармашка на задворках божьего царства, в котором до поры схоронился, и вот – пытается искупить грехи. Но, как и при жизни, не желает признавать, что продолжает все тот же бесконечный путь в бездну. Я не в силах переубедить его, но, как верный слуга, могу лишь сопровождать его на этом бесконечном темном пути…
- Философский камень? – Наталья тряхнула головой, прогоняя навязчивые ассоциации с очкастым волшебником, - Та старуха в автобусе… она сказала, что он получил свой камень…
«Ирина» сдержанно и горько улыбнулась кончиками губ.
- Советую вам не упоминать эту злую шутку в присутствии сэра Джона. Единственный камень, который ему дала Преисподняя – это почечный камень, от которого он и скончался.
Наталья нахмурилась, не слишком соображая, о чем идет речь. Мертвый, дремучий, средневековый алхимик – такая себе перспектива…
- Но он же… вылечит Лёху? – с нажимом спросила Наталья.
- Баронет не врач…
- Что-о?! – женщина вскочила, а следом за ней и муж, но тут же, словно пригвожденные, они упали обратно на диванчик. Над столом Ардана из бледного огня формировалось нечто, напоминающее пухлый, дымный иероглиф. В отдалении послышался удар, а потом оглушительно заскрежетало металлом.
Супруги одновременно посмотрели на ворота, ведущие из тьмы во тьму. Без сомнения, звук раздавался оттуда и не сулил ничего хорошего. Они снова попытались вскочить и снова упали, словно их тела стали весить тонну.
- Баронет… он не врач, - объясняла «Ирина» с вежливым сожалением, - Но Врач внемлет его призыву. Уфир уже у ворот. Преклоните головы!
Краем глаза Наталья видела, как послушно упала на грудь голова Михаила. Ее собственная голова тоже норовила упасть, но она сопротивлялась до последнего, держа её прямо и рывками переводя взгляд от застывшей в низком поклоне «Ирины» к распахнувшимся, осыпающимся ржавчиной воротам, в которые из клубящейся тьмы входил ВРАЧ...
Глава 5
Уфир был верхом на великолепной, размером со слона, палевой лошади. Прекрасный великан со сложенными за спиной черными крыльями… Густые, платиновые, ослепительно сияющие кудри рассыпались по плечам и спине, ярко-синие глаза были слегка прикрыты, как бывает со всяким, кто выходит из темноты на свет. Именно так когда-то Наталья и представляла себе ангелов. Подумала бы она так и сейчас, если бы не заметила торчащие из-под блондинистой шевелюры короткие острые рога с чуть загнутыми назад кончиками, похожие на рога серны.
Подобно почетному караулу следом за Уфиром вышли шесть огромных псов – черные, как сгустки мрака, покрытые тусклой, комковатой шкурой, под которой перекатывались крепкие мышцы. В тупоносых, бульдожьих мордах Наталье виделось что-то человеческое, и она не сразу поняла, что это глаза. Безумные человеческие глаза, горящие ненавистью и жаждой убийства. Такие глаза она видела на фотографиях самых страшных маньяков. Такие же глаза пару десятков лет назад смотрели на нее… из собственного зеркала.
Она хотела отвернуться, но не могла. Нутро глодал истошный страх за сына, который совершенно беззащитный, немощный и одинокий лежал в кругу света на камнях.
- Ни-е тро-о-о… - протянула она, едва ворочающимся языком, пытаясь произнести «не тронь его».
Уфир не обратил на нее никакого внимания, грациозно спрыгнул с коня, от чего земля разошлась от него волнами, гремя доспехами, припал рядом с Лехой на одно колено и положил изящную, длиннопалую ладонь ему на лицо. Все вокруг застыло, словно театральная инсталляция. Даже огонь факелов будто превратился в стекло, вытянувшись и замерев. Шевелились лишь губы Ардана, быстро и беззвучно произносящего над книгой какие-то слова… Заклинание? Молитву?
Как только губы сомкнулись в молчании, все снова пришло в движение. Захрапел исполинский конь; роняя слюни из раззявленных, зубастых пастей взвыли псы. Ардан поднялся и кинул конверт в серый огонь, мечущийся по центру стола. Поднялся и Уфир, оставив на Лёхином лице красноватый, вспухший, словно ожог, отпечаток ладони. Наталья во все глаза глядела на своего ребенка. Жив? Мертв?...
Ардан пощелкал пальцами, словно подзывая официанта, и «Ирина» немедленно оказалась у стола, протягивая колдуну руки. Тот ссыпал ей в сложенные горсточкой ладошки пепел от сожжённых писем. Наталье показалось, что на его бесстрастном лице промелькнуло выражение беспомощного отчаянья, какого-то болезненного осознания. Но лишь на мгновенье, после чего лицо снова стало бесстрастным и даже скучающим. Колдун с усилием произнес несколько слов и с тоской поглядел на свое жалкое лежбище в углу.
