Пользователь Windows - o b5f4535d73c98ec0
бессмысленно вспоминать, как дрожал его голос. Он был не первым и
не последним, кто говорил мне подобные вещи, но, когда другие
нашептывали мне нежности, я вспоминал именно его, звук его голоса
и прикосновения его губ к моим векам.
Я сохранил его записку, как бы глупо это ни выглядело, спрятал её
в комоде вместе с бинтами, которые больше не были нужны. Но
надолго она там не задерживалась. Я почти до дыр затер на листке
строчку, в которой он написал «Твой», потому что гладил бумагу,
бездумно глядя на залитый солнцем канал.
Хэди докучала, называя меня замкнутым, а Элиза жаловалась,
что со мной больше не интересно играть в шашки: я часто отвлекался
и забывал поддаваться ей. Но я сказал им, что они глупышки, и вновь
стал вести себя как обычно.
Несколько недель спустя кто-то поехал на юг проведать больного
родственника и вернулся с рассказом о том, что Майкеля фон Трита
видели в районе Делфта в компании девочек из забегаловок и
уличных мальчишек, которые следовали за ним, словно свита за
самим королем Лодевейком.
Все терялись в догадках, что могло привести его туда, почему он
собрал себе компанию в захолустном городке после роскоши
Амстердама. Я же хранил молчание.
После этого новости появлялись всё реже. Слухи разносятся
быстро, но дороги между городами длинны и путешествия занимают
много времени. И всё же, несмотря на это, сплетни распространяются
– такие же нескончаемые и надоедливые, как жужжание мух.
Я с головой погрузился в работу, полагая, что это, по крайней
мере, будет отвлекать меня от мыслей о Майкеле. Но толку не было. Я
не мог отделаться от происходившего даже будучи со своими
клиентами. Девушки гордились тем, что какое-то время наш бордель
пользовался вниманием вампира, и обожали хвастаться этим. В
конечном счете, стало известно, что он приходил раз за разом именно
ко мне.
Вот тогда нас стали посещать другие вампиры. Девочки толпились
вокруг них так же отчаянно, как в свое время окружали Майкеля. А
когда выяснилось, что все вампиры приходили, чтобы взять
покровительство надо мной, совершенно игнорируя девушек, те разом
ополчились против меня. Хэди обвинила меня в жадности и не верила,
когда я настаивал, что ничего от них не хочу.
Приходя, вампиры тщательно изучали меня, словно занятную
диковинку. Я смиренно сносил этот осмотр до тех пор, пока они не
принимались задавать мне вопросы о Майкеле. Они хотели знать, что
он видел во мне.
— Еду, — прямо отвечал я им. — Вот и всё, чем я был для него.
Но когда они просили насытить их, я решительно отказывал.
Они пытались добиться своего ещё пару дней, а потом
переставали появляться. Как бы там ни было, моих смертных
клиентов разубедить оказалось гораздо сложнее. Вскоре в постели я
только и делал, что отвечал на вопросы о нем, хотя как раз он должен
был занимать мои мысли меньше всего. Мужчин привлекало то, что
они будут ласкать того, к кому прикасался Майкель фон Трит.
Один из клиентов – я уже какое-то время с ним встречался и
успел проникнуться к нему теплыми чувствами – схватил меня, когда я
собрался раздеться, и спросил:
— Правда, что тебя покупал вампир?
— Да, — скучающе ответил я ему. В последнее время всех
интересовало во мне только это. — Но он хотел только поесть. Он не
пускал меня к себе.
Это не было ложью. В обоих случаях, когда мы делили постель,
он ни разу не платил мне.
— Он кусал тебя? — Казалось, мой клиент получал удовольствие.
— Куда? Покажи мне.
Я подчинился – именно за это мне и платят. Развернув запястья, я
позволил ему осмотреть кожу и повосторгаться тем фактом, что она
оставалась совершенно гладкой, а потом коснулся горла и рассказал,
что там он кусал тоже, но только однажды.
Он обнял меня и склонился ближе, чтобы царапнуть своими
тупыми человеческими зубами по месту, на которое я указал, а потом
сполз к запястьям и повторил то же самое с каждым из них. Я не мог
не думать о том, что так он пытается поставить свою метку поверх той,
что уже впечаталась в мою кожу.
Я выкинул его из своей комнаты, отправил вслед за ним его
кошелек, а после сел на постель, содрогаясь от отвращения.
В следующий раз, когда клиент попытался заговорить со мной о
вампире, ушел уже я – вернее, выскочил на свежий летний воздух. Я
пошел вдоль канала прочь из де Валлена, к пекарне. Взяв
свежевыпеченную сладкую булочку, я встал под деревом, чтобы
съесть её. Листва бросала на золотистую корочку пеструю тень,
которая менялась и качалась от каждого порыва ветра. Я смотрел, как
крапинки света танцуют на булочке, на моей коже, и вдруг пришла
непрошеная мысль: «Майкель захочет услышать об этом. Я должен
запомнить, чтобы рассказать ему».
Выкинув остатки булочки в воду, я откинулся на дерево и потер
ладонями лицо.
Всё, что у меня было, оставалось в комнате борделя, но я не мог
собраться с силами, чтобы вернуться туда. Я не мог оставаться в де
Валлене, не вбирая его в себя с каждым вдохом, не слыша свежих
слухов о нем, не видя его в глазах каждой сплетницы. Половину
монет, лежавших в моем комоде, заплатил мне он. Всепоглощающее
желание сбежать, оставить всё позади и никогда не слышать его
имени, было безгранично.
Но вместо этого я, повинуясь долгу, добрался до борделя и
поднялся в свою комнату. До того, как солнце село и очередная полная
клиентов ночь поглотила нас, я спрятал самое ценное в маленькую
сумку, собрал остальные пожитки и попрощался с Элизой.
Она уставилась на меня, на коробку у меня подмышкой, на сумку
в моих руках, и поняла то, чего я не сказал вслух.
— Куда ты пойдешь? — спросила она, обнимая меня.
Я не мог ответить ей, потому что сам не представлял куда. Я знал
только, что больше ни секунды не могу оставаться в Амстердаме.
Поцеловав её на прощание и пожелав удачи, я покинул де Валлен
и купил место в первом же попавшемся мне экипаже, отправлявшемся
из города на юг.
Мы прибыли в Делфт – через него проезжал любой идущий на юг
экипаж. Пока коней поили, кормили и перепрягали, пассажиры
выбрались из кареты немного передохнуть. Я, в отличие от остальных,
попросил кучера снять с крыши мой багаж.
Пару секунд он пристально смотрел на меня.
— Если вы опоздаете, экипаж ждать не будет, — сказал он. — И
денег своих вы назад не получите.
— Я знаю, — ответил я. — Если понадобится, поймаю другой
экипаж.
Он пожал плечами и стащил мою сумку. Закинув её на плечо, я
отправился к центру города.
Здесь, как и в Амстердаме, были каналы, в глубине которых
плавали рыбы, а по краям цеплялись лилии. Я гулял, слушая ветерок
и болтовню людей. Остановившись, я купил себе на обед сосиску, а
когда подошло время отправления экипажа, я понял, что ушел от него
слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Поправив сумку на плече, я
продолжил путь.
Солнце село, и вскоре мой желудок заурчал, так что я нашел
таверну, заказал себе кое-что перекусить и занял место в глубине
зала, чтобы не видеть бликов на воде. Время шло, толпа шумела всё
громче, и вскоре какой-то мужчина заговорил о Майкеле.
В конечном счете, это должно было случиться. Может, Делфт – то
ещё захолустье по сравнению с Амстердамом, но сплетни здесь
работают так же, как и везде. Я прислушивался достаточно долго,
чтобы уловить, что его видели у Марейна с дюжиной девушек на
коленях, а потом перестал вникать. От представшей в воображении
картины у меня внутри всё перевернулось.
Выпив ещё три кружки пива, я сидел, повесив голову и пытаясь не
слушать. Я не собирался ни о чем спрашивать, пока тот мужчина не
направился к выходу. Именно в этот момент внезапно стало жизненно
важно разузнать хоть что-нибудь. Бросив монеты на стол, я выскочил
из таверны, таща сумку за собой.
Поймал я его уже на улице. Он с сомнением смотрел на меня,
пока я пытался отдышаться.
— Прошу прощения, извините... Вы не подскажете, где это – «У
Марейна»?
Он презрительно фыркнул. Задай мне кто подобный вопрос, с
головой выдающий чужака, в Амстердаме, я отреагировал бы так же.
— Конечно, это вниз по Хутерштраат, возле канала.
Пока я невнятно благодарил его, он ушел. Я направился вдоль
канала, к которому выходили дюжины улиц – словно ручейки,