Unknown - i 1a4a48b280b2ead2

метро Лондона кажется намного чище, чем в Сан-Франциско, и движется он быстрее,

хотя особо не на что смотреть, ведь это подземка.

Я выхожу на остановке «Ковент-Гарден» и оказываюсь в узком лабиринте старых

мощеных улочек. Здесь магазинчики ютятся в старинных зданиях, а тонны туристов

наблюдают за уличными представлениями вдоль обочины дороги.

Сориентировавшись, направляюсь вниз по склону к закрытому рынку с продуктовыми

и ремесленными лавочками, продавцами и покупателями, мельтешащими словно косяк

рыб. Замечаю Пэйдж, сидящую в кафе прямо в торце рынка. Я ускоряю темп, и, увидев

меня, она подскакивает из-за стола.

– Грэйси!

– Пэйджи!

Мы визжим и обнимаемся, потом отступаем на шаг друг от друга, чтобы хорошенько

рассмотреть, а затем вновь обнимаемся.

– Как же давно это было, – говорю я и начинаю плакать, чувствуя себя глупо.

– Знаю! – говорит она. – Я так сильно по тебе скучала!

– Я тоже. – Мы снова обнимаемся, но тут я замечаю, что кое-кто из посетителей кафе

хмурится. – Ладно, ладно, люди начинают пялиться, – говорю я, ослабляя хватку.

– Да пошли они, – отвечает она, но без споров садится за столик. – Британцы немного

странно относятся к проявлению эмоций на публике, – признает она.

Я сажусь на стул напротив нее.

– Ты выглядишь восхитительно!

– Из-за массы работы даже нет нужды сидеть на диете, – шутит Пэйдж. – И ты тоже!

– Спасибо, – говорю я, расслабляясь. – Хотя я точно не на диете. Умираю от голода.

Что закажем?

Пэйдж приподнимает серебряный чайничек:

– Английский чай на завтрак? Если собираешься здесь жить, то лучше пить чай как

лондонцы.

– Конечно, – обычно я предпочитаю травяные чаи, но когда ты в Риме, или, э-э, в

Англии, верно?

– Стоит добавить сливки и сахар. – Она разливает темно-коричневую жидкость по

белоснежным блестящим чашкам. – Я также заказала для тебя яйца бенедикт. Они ведь

по-прежнему твои любимые?

– Ты самая лучшая.

– Знаю. – Улыбается Пэйдж, ее полные пухлые губы растягиваются в великолепной

улыбке, которая разбила немало мужских сердец в колледже. – Однако, к несчастью,

Стелла Лондон

Искусство и Любовь # 2

похоже, даже мне не по силам взломать код этого чертового грабителя произведений

искусства.

– По-прежнему никаких следов картины Рубенса? – Я добавляю в чашку сахар и

немного сливок. – Прошел почти месяц.

– Этот парень из Интерпола, Леннокс, думает, что оно связано с новым ограблением

музея в Сан-Франциско, но мне кажется это холодный след. – Она качает головой.

– Ой, я слышала об этом. – Это тот музей, в который Сент-Клэр отвел меня на наш

спонтанный пикник с сэндвичами. Мы даже прошли мимо украденной картины. –

Интересно, кому понадобилось красть эти картины – для чего? Не было никаких отчетов

о продажах на черном рынке, также не было никаких звонков или писем, которые

логично было ожидать, если воры не стараются сбыть картины… так зачем кому-то

копить все эти произведения искусства?

– Мы понятия не имеем, в этом-то и проблема, – вздыхает Пэйдж. – Нет никакой

связи между кражами – никакой схожести по времени суток или манере поведения, сами

по себе картины из разных периодов, так же как художники и их происхождение. Он

также не оставил даже малейших реальных улик. Это ставит в тупик.

– Будто загадка.

– Разве что эта кажется неразрешимой, и я не собираюсь становиться одной из тех

героинь телевизионных драм, которая посвящает всю свою жизнь и помыслы – не говоря

уже о фигуре – тому, чтобы пялиться на какое-то дело, которое она не может разгадать, –

усмехается Пэйдж.

– Но тебе разве не нравится преследование и поиск? – Знаю, что нравится, во всяком

случае она любит преследовать всех мужчин, на которых упадет ее взгляд.

– Да, я люблю преследовать, но мне также нравится и ловить. Знаешь ли ты, как

приятно поймать задиристого инвестора, подавшего ложный иск или раскрыть чье-то

мошенничество? – глаза Пэйдж загораются.

Я смеюсь.

– Ты как Грязный Гарри среди страховщиков.

– Чертовски верно! – улыбается она. – Но этот вор слишком хорош, в отличие от

копов. Улики затоптаны, след становится холодным, и мне это начинает наскучивать. –

Она делает глоток своего чая. – Надеюсь, они дадут мне что-то еще для работы.

Официант приносит наш заказ, все очень вкусно пахнет. Я приступаю к еде, когда

Пэйдж произносит:

– А знаешь, что не скучно? – Я стону. – Верно – твои сексуальные шалости с горячим

миллиардером. Давай, выкладывай подробности, подруга!

Я сглатываю, набив перед этим полный рот божественного голландского соуса.

– Вообще-то, особо нечего рассказывать. Я сказала ему, что хочу держать все в

профессиональных рамках, и он уважает это.

– Только в профессиональных? Я тебя умоляю. – Взгляд Пэйдж полон скепсиса. – Ты

вдруг можешь стать просто сотрудницей? Как это, по-твоему, получится?

– Он мой босс, Пэйдж. Мне хочется заслужить его уважение, а не профукать эту

возможность начать карьеру.

– Это «профукивание» и помогает тебе сохранить работу, детка, – смеется она.

– Хаха, – я закатываю глаза. – Серьезно. Это важно для меня. Мне хочется сделать все

правильно. – Я чувствую себя немного отсталой от жизни, но Пэйдж знает, как я

боролась, чтобы добиться этого, какие препятствия мне пришлось преодолеть ради этой

возможности.

– Я понимаю, Грэйс, правда.

Делаю еще один глоток чая, с удивлением осознав, что он мне нравится, и еле

сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть им, когда Пэйдж произносит:

– Но, господи боже, какая же у него задница!

Мы начинаем хихикать, как в старые добрые времена, будто сидим в своих пижамах,

поедаем попкорн и смотрим телеканал «Нетфликс».

– Это определенно отвлекает, – признаю я. – Я стараюсь хорошо выполнять свои

функции, концентрироваться на работе… но я никогда раньше не встречала такого

мужчину, как он.

– Ты имеешь в виду сексуального, богатого и чертовски очаровательного?

29

N.A.G. – Переводы книг

– Именно! – Я вспоминаю, как он поощрял мое творчество и говорил, что моя страсть

творить вернется, о том как отвез меня в мои апартаменты, когда на меня накатила

реакция на смену часовых поясов. – И милый, и добрый, и щедрый…

– Ух ты, – говорит Пэйдж, потянувшись через стол и дотронувшись ладонью до моего

лба. – Кто-то заболел.

Я отбрасываю ее руку.

– Это вовсе не лихорадка, а неуместная влюбленность. Помнишь того помощника

учителя антропологии, с которым ты встречалась?

– Карл, – она морщится от отвращения, а я смеюсь.

– Карл!

– Мы были лишь на трех свиданиях, – говорит она.

Я гримасничаю.

– Он ужасно наследил на нашем ковре.

Она тычет в меня.

– А как же Роман?

– О, Боже, – я закрываю лицо руками в смущении.

– Разве не он спросил о тройничке на первом свидании?

– Да, с тобой.

Пэйдж смеется.

– Верно!

– Он был так удивлен, когда я сказала «нет». – Мы обе взрываемся хохотом, даже

удивительно, что они не просят нас уйти, ведь мы такие шумные.

– Я скучала по этому, – говорит Пэйдж, когда мы уже еле дышим, обессилев от

беспричинного смеха. – Так здорово видеть тебя воочию.

– Я тоже рада. Очень сильно. С нетерпением теперь жду частых встреч.

– Как же я тебя понимаю, – говорит она, и на нас накатывает очередной приступ смеха.

После ланча Пейдж возвращается к работе, а я прогуливаюсь по окрестностям, просто

впитывая окружающий мир. Затем замечаю на телефоне мейл от Мэйси, по-прежнему

умудряющейся быть полезной, даже из-за океана: «Вот портфолио студентов». Мне не

терпится приступить к просмотру.

Я стою перед восхитительным парком – зеленые просторы, как на полях для гольфа, и

маленький пруд в центре – и решаю, что прекрасная пасторальная атмосфера вроде этой

может помочь немного уменьшить давление от предстоящего мне выбора. Возможно. По

крайней мере, парк был красивым, а я никогда не могла отвернуться от чего-то

прекрасного.

Я иду по грунтовой дорожке к пруду. Матери прогуливаются с детскими колясками, а

женщины постарше – с крошечными собачками, мимо белых металлических скамеечек и

небольших деревьев с распустившимися на них розовыми и оранжевыми цветами. Я

сажусь на скамеечку и достаю из сумки свой таб, чтобы получше видеть картины.

Наклоняю экран так, что на него попадает тень от деревьев, и приступаю к работе.