Admin - i fe6102e9d57ee753
- Настя, ну нельзя ему копченой колбасы!
- Но, почему?
- В ней специи. Нюх ему отобьешь. И свинину ему нельзя. Даже в таком виде.
- А что тогда можно?
- Со стола - вообще ничего! Не положено!
- Но он же хочет! Сам посмотри, какой взгляд жалобный.
Это еще вопрос, у кого взгляд жалобней. Настене так хочется что-нибудь дать щенку, что аж подпрыгивает на стуле. Нет, вид у Дендика скорее хитрый. Просто он у нас попрошайка. Дядя Витя не просто так предупреждал, что щенок может съесть значительно больше, чем ему требуется. Вон, когда наш день рождения отмечали, налопался так, выпрашивая что-нибудь вкусненькое у всех по очереди, что бока раздулись, как у колобка. Не животик, а именно бока. Глазки стали такие масляные-масляные от удовольствия. Несмотря на то, что отяжелел от слопанного, он упрямо забирался к кому-нибудь на колени и пытался стащить что-то со стола. У Валентины, которая тогда изрядно перебрала, прямо из тарелки куриную ногу свистнул. Забрался в угол и пытался злобно рычать, чтобы не отобрали, пока он эту ногу обгладывал. Правда, рычание Дендика больше напоминало повизгивание. Меня поцарапал, когда я кость у него из пасти выдирал. Куриные косточки, оказывается, собакам нельзя. Они острые и могут внутри что-нибудь пропороть. Поцарапал, потому что кусать мою руку пытался. А зубки у него еще маленькие, но острые как иголки! А Валентина тогда... Федорович ей наверняка сразу сказал, что я согласен на удочерение ими Настены. Вот она на радостях и набралась. Лезла обниматься и целоваться ко всем и, в первую очередь, к нам с сестренкой. Не знаю, как Настя, но я малость прибалдел, когда Валентина прижималась ко мне своими грудями. От нее такой жар идет, что, кажется, сейчас сгоришь. А ее губы... Хорошо Нинка, занятая щенком, ничего не заметила. Удивила немного реакция Федоровича, когда я с его женой целовался, точнее полное отсутствие таковой. А когда Валентина под вечер поймала меня одного, вышедшего во двор покурить... Этот поцелуй был явно не материнский! Я, хоть тоже выпил, но попытался все-таки отстраниться, когда у меня на шортах самопроизвольно стал холм образовываться, но она не дала. Сама прижала меня к себе и не отпускала. Хорошо, что как раз в это время служебная "Волга" за ними приехала и посигналила...
****
- Почитай-почитай, тебе полезно будет, - ответил Федорович на вопрос, зачем мне эти биржевые сводки, - понимаешь, чтобы раскрутить тебя на пилота "Формулы один" нам тех денег, которые мы на той акции взяли, явно маловато будет. Повторять операции по изъятию финансов у незаконных вооруженных формирований, - во, какими словами чешет! Прямо, как на отчетном докладе перед начальством, - опасно и глупо. Шум по стране такой пошел, что опять о "Белой стреле"* заговорили.
Наверное, у меня совершенно не тот круг общения, потому что я слышал разговоры только о пожаре и бандитской разборке на замороженной стройке. Хотя подполковнику виднее. У него же агентура должна работать.
- И вообще, - продолжил тем временим Федорович, - есть у меня на примете несколько вроде бы честных людей, которые в бизнесе крутятся. Начали хорошо, а вверх подняться не могут. Душат их как наше государство налогами, так и конкуренты. Вот пройдут они мое проверочное сито и от тебя допуск получат... Поможем им подняться и свою небольшую долю получим.
- Вадим, крышевать будешь? - начиная со своего дня рождения, я стал называть его на "ты".
- Пока мы не изменили существующего положения вещей, это можно называть и так, - достаточно жестко сказал Федорович, - "С волками жить - по волчьи выть" не я придумал.
Он достал сигареты, закурил и только потом продолжил:
- Не только и даже не столько крышевать, как помогать и оберегать. В первую очередь задействуем твои аналитические способности. Наверняка же найдешь какие-нибудь нюансы, которые позволят резко поднять как обороты, так и прибыль. Так что, Денис, - вот тут подполковник непритворно вздохнул, - вернемся из Японии - пахать тебе и пахать. А пока набирайся знаний. Как я понял из твоих объяснений, эта твоя интуиция начинает нормально работать только после достижения какого-то определенного минимума полученной информации.
Вот тут он прав на все сто. Я это давно уже заметил и действительно однажды говорил Федоровичу. Иногда сам не понимаю, что мне важно для того чтобы сделать абсолютно верные выводы, а что нет. Знания во мне имеют какой-то, кумулятивный эффект. Пока определенный уровень в какой-либо конкретной области не достигнут, я могу, правда с определенной и довольно немаленькой вероятностью, предполагать, что произойдет. Но если этот порог-уровень преодолен, то я уже точно знаю, что и как будет. Конечно, только при включенном режиме. Хотя, надо признать, что и в обычных условиях я начинаю, чем дальше, тем все больше, делать правильные выводы из, казалось бы, недостаточных предпосылок. Взять, к примеру, то же вождение машины. Я сажусь в новый для меня автомобиль, на котором раньше никогда не ездил, и каким-то шестым чувством, даже не задействовав еще ЗНАНИЕ, уже представляю, что можно от этой колымаги ожидать, а что нельзя. Несколько высоковата, а колеса того же размера, что и у всех машин этого класса. Значит, повороты мне на ней придется проходить на чуть меньшей скорости, так как из-за высокого центра тяжести сцепление с дорожным покрытием колес, которые будут внутри поворота, будет явно недостаточное. Но вот все остальное в этой ласточке меня более-менее устраивает. Я, еще не начав движение, уже люблю ее. Она будет подчиняться мне, и мы вместе с ней впишемся в этот крутой поворот быстрее, чем она когда-либо делала это с кем-нибудь другим. Немного недостаточный крутящий момент на низах? - чувствую я, сделав первую перегазовку. Ерунда! Мы чуть позже будем переключаться, и все будет отлично. Слишком перестарались конструкторы с гидроусилителем руля? - это определяется сразу после входа в первый поворот. Ничего, мне достаточно и этого слабого усилия на баранке, чтобы правильно почувствовать руль. Чуть-чуть неправильный баланс тормозов? - при нажатии на среднюю педаль при прилично выкрученной баранке багажник заносит на десяток сантиметров дальше, чем должно было быть на этих девяноста километрах в час. Обязательно учтем это на следующем повороте. Но проходить его будем уже на пару десятков километров быстрее. Скорость растет, и я сливаюсь со своей ласточкой в одно целое. Мы летим по спортивной трассе и нам с ней больше никто не нужен. Плевать, что на первый взгляд она была обычной колымагой, каких тысячи. Сейчас мы вместе и поэтому мы становимся самыми быстрыми. Вот еще бы немного побольше прижимной силы от переднего антикрыла, и тогда можно было бы проходить повороты еще на доли секунды меньше. Но... На меня накатывает дурное ощущение, что с моей ласточкой что-то не так. Режим! Этот чуть скрипящий звук, который мои уши различают на фоне низкого рева двигателя. Черт бы все побрал! До меня на этой машине уже довольно прилично накатали другие спортсмены и они, увы, не учитывали, что на этой модели при включении пятой передачи надо чуть резче бросать сцепление. Синхронизаторы в коробке явно сыпятся. Мы все равно закончим тренировочный круг, не задействуя пятую передачу. Пусть немного медленнее, чем могли бы, но быстрее, чем кто-либо другой на этой машине, даже будь она полностью исправна.
* "Белая стрела" - мифическая (хотя, черт ее знает), специально организованная и подготовленная, сверхсекретная, законспирированная правительственная спецслужба, сотрудники которой имеют право на физическую ликвидацию особо опасных криминальных авторитетов, которых не представляется возможным привлечь к уголовной ответственности законными методами.
Глава 3.
Низкий гул двигателей Ту-204 убаюкивает, но я уже выспался. А подполковник и Настена дрыхнут без задних ног. Голова сестренки лежит на груди у Федоровича, почти под мышкой. Вадим даже во сне бережно обнимает ее худые плечики. После долгих раздумий и разговоров в первую очередь со мной Настя согласилась на удочерение.
- Денис, но ведь я все равно не буду называть их мамой и папой, - сказала она тогда, немного поплакав у меня на груди, - это ведь... Это ведь как предать...
Я в тот вечер гладил ее по головке, а у самого тоже слезы стояли в глазах.
- Будешь называть дядей Вадимом и тетей Валей. Они не обидятся. А жить мы с тобой по-прежнему будем вместе. Только если я уезжать буду, у них дома ночевать будешь. Ну, сама подумай, что тебе здесь одной делать?
Мы, обнявшись, сидели в большой комнате нашей квартиры на старом, но таком уютном диване-уголке. Когда-то вся наша семья помещалась на нем. Только дед в последние годы предпочитал кресло-качалку. В центре всегда размещались мы с сестренкой, рядом со мной мама, а с Настеной отец. Зимними долгими вечерами накрывались теплым пледом, и родители что-нибудь интересное рассказывали. О своем детстве, о том, как познакомились, как жили и работали. Вспоминали веселые случаи из наших проказ, когда мы с сестрой были совсем маленькими. Пересказывали книги, которые им нравились. Я потом находил эти книги в нашей библиотеке и читал ночью под одеялом с фонариком, чтобы никто не заметил, что у меня в комнате так поздно горит свет. Дед обязательно рассказывал что-нибудь поучительное. И не обязательно из своей жизни. Много было и военных историй. Дед ведь воевал на той большой войне. Только последние два года Великой Отечественной войны, но воевал. А до того учился в школе и, одновременно, работал. Его, тогда еще детские, руки собирали пулеметы для фронта. Потом он уже и сам пострелял. Из крупнокалиберного пулемета Березина. Стрелком на штурмовике Ил-2. Я как-то в интернете нарвался на подробное описание этого самолета. Он, оказывается, для тех лет был довольно неплохо бронирован. Вот только не задняя часть кабины, где сидел во время полета дед. Потери там вообще были огромные, а уж среди стрелков... Но дед уцелел, хотя дважды был ранен, и часто рассказывал разные, иногда очень печальные, истории. Мы тогда слушали все вместе, затаив дыхание, и проникались гордостью за нашего деда и за всех советских воинов. А как дед критиковал эту коммунистическую элиту, которая позволила развалить великую страну! Папа молчал, потому что он наверняка был согласен со своим отцом, а мама выговаривала деду:
