Бер Саша - Степь. Кровь первая Арья. Трилогия
- Да эт ничё, - успокоила её Дануха, - она с дальних краёв, чужачка. Наших обычаев и нравов не знает. Но девка, чё надоть.
Дануха сознательно не стала раскрывать арова происхождения Неважны, так как была уверена во вполне предсказуемой реакции Елейки на эту новость и чтоб как-то разрядить обстановку, она постаралась сменить тему:
- Ты, деточка, с дороги-то, наверное, оголодалася. Мы т тольк по обедали, но и тябя надём чем подкрепить.
- Хорошо бы, - ответила на приглашение Елейка, но напряжение в голосе никуда не делось.
У неё в голове не укладывалось, как девка посмела одеться в мужскую одёжу и что это случилось с большухой. Раньше она за такое до смерти бы забила и не спросила бы как звать. Разрядила обстановку вездесущая Воровайка. Она лихо, с широкого маха плюхнулась на спину коня, да так и застыла, присев. Конь шарахнулся, округлив глаза от такой наглости. Сорока вспорхнула и зацокала. Но далеко не улетела, а сделав небольшой вираж, попыталась снова оседлать скакуна, но конь зорко следил за её выкрутасами и в момент подлёта, резко отскочил в сторону, пытаясь схватить птицу зубами, как собачонка.
- Ох, ё, - пропела, веселясь Дануха, - никак у Воровайки в жопе детство разыгралася. Смотри, подруга, до балуешь. Он тябе хвост то твой красивый ощиплет.
Елейка тоже расцвела в расслабляющей улыбку и крикнула коню:
- Злюка! Это она с тобой играет, - и тут же обернувшись к людям, добавила, - это его я так кличу.
Но конь и без неё сообразил, что сорока не противник, а игрушка и с лёгкостью бесшабашного ребёнка, принялся с ней играть. Он прыгал, скакал, изворачивался и вскакивал на задние ноги, стараясь поймать назойливую птицу, а та, ликуя и наслаждаясь своей неуязвимостью, порхала, как молодая. Уже через несколько мгновений они с шумом носились по площади туда-сюда, вызывая в зрителях неподдельную радость. Как эти два, абсолютно разных создания природы, так быстро, почти мгновенно нашли в друг друге родственные души, непонятно. Только отогнав с помощью Воровайки от Елейки эту охранную зверюгу, Дануха смогла спокойно подойти к молодухе и приобнять за плечо:
- Подём, моя хороша. У нас теперяча новый кут и у тябя тож.
Но повела она всех не через Красную Горку, как пришли, а по прямой, через змеиный источник. Конь с сорокой практически мгновенно догнали людей, как только они вышли из разорённого поселения. Жеребец похоже за игрой вовсе забыл про хозяйку, но Воровайка себе этого позволить не могла. Она хоть и бесилась как дитя, но опыт и прожитые невзгоды не проиграешь. Они стрелой пролетели рядом, мимо вереницы людей, в высокую траву заливного лига и там пропали где-то. Когда Дануха дошагала до родника, то увидела такую картину. Конь, набегавшись, жадно пил воду из лужи, которую образовывал родник, прежде чем потеряться в траве маленьким ручейком. Сорока скакала рядом.
- Какой молодец, - похвалила коня Дануха, - вот и ты к нам приобщился.
Злюка услышал позади голос, брыкнулся и бросив пить, скакнул в траву, дальше бегать. Дануха подошла к роднику и задумчиво остановилась перед ним. Тут к роднику вышли все. Дануха загадочно посмотрела на Елейку. Та сразу поняла, что от неё хотела большуха, но почему-то неуверенно за озиралась.
- Подняси мяне девица водицы напиться, - проговорила большуха обращаясь к Елейке и ласково при этом улыбаясь.
- А где чаша? - неуверенно и испуганно спросила молодуха.
- Нету, - не меняя выражения на лице ответила ей Дануха.
- А как же? - хотела Елейка возразить, но тут же осеклась, подумала, хмыкнула, улыбнулась и уверенным шагом подошла к роднику, опускаясь перед ним на колени. Зачерпнула в ладони воды и не поднимаясь с колен, повернулась в сторону Данухи. Та, сделав два шага, наклонилась к поднесённым ладоням, принюхалась, закрыв глаза, помочила пальцы, потёрла воду и облизав, наконец, вынесла решение стоящей перед ней на коленях с опущенной головой Елейки:
- Не, - сказала Дануха, на что Елейка вдруг вся сжалась и зажмурилась, но не успев даже испугаться по-настоящему, услышала, - не буду я те косу резать, пусть болтатся.
С этими словами она взяла Елейку за обе руки и подняла с колен, выливая остатки воды на землю.
- Нету и не будет у нас боле бабняка, девонька. Нынче мы не бабы, а сёстры, - тут она обняла, молодуху и трижды на крест приложилась щека к щеке, - ну, здравствуй, сястра моя Елейка.
Молодуха непонимающе улыбалась, но тихо ответила:
- Здравствуй, сестра Дануха.
- Вот и умница. Только чур я старша, - шутливо пробурчала Дануха, поднимая в воздух указательный палец, - поздоровайся и с сястрой Неважной.
Девчонка в кожаном одеянии тут же подскочила, и они повторили ритуал прикладывания щёк.
- А Данава? - радостно спросила Елейка.
- А Данава облезет, - с шутливой напыщенностью отрезала большуха, махнув на него рукой и направляясь по тропе дальше, - у яго титьки для сястры не выросли.
Елейка зачем-то посмотрела на свои, вздохнула и к никому не обращаясь проговорила:
- У меня тоже не растут.
- И у меня, - подхватила таким же вздыхающим тонов её Неважна.
- Отрастут ящё, замучитесь за плечи закидывать, - успокоила их Дануха, продолжая шагать, но вдруг резко встала, как вкопанная.
Когда она обернулась к догнавшим её спутникам, на лице её была не шуточная тревога. Все напряглись, а Данава в панике выпалил, озираясь по сторонам:
- Чё?
Дануха посмотрела на Неважну и состроила жалостливую физиономию и столь же жалостливо заговорила:
- Клюку то я свою потяряла. Неважночка, сястричка, ты б сбегала. Я яё на Красной Горке обронила, откуды вниз бяжала. А?
- Хорошо, - ответила охотница с готовностью и побежала назад.
- Мы тябя здеся подождём, - прокричала в след убегающей Дануха.
- Не надо, - крикнула та в ответ, уже скрывшись в траве, - я оттуда домой добегу.
- Ну, ладноть, - сказала уже спокойно Дануха и обратилась уже к Елейке, - как тябе ары, сястра? Нагостилася?
- Ненавижу, - злобно, сквозь зубы прорычала молодуха.
- Я так и знала. Потому хочу сразу предупредить, чёб до драки не дошло. Неважна чистокровна арья.
- Что?! - ощетинилась Елейка, сжимая кулачки.
- А то, - рявкнула не неё Дануха, выпуская из себя спрятанную до поры до времени большуху, что моментально остудило молодой пыл, - теперяча она наша сястра. Сирота она. Яё отца, с которым жила после смерти матери, убили те же самы аровы скоты, которы перябили наш род и выжгли наш баймак. Потому она с нами. Поняла?
- Да, - сухо ответила Елейка, - только то зверьё не ары. Они гои. Хотя даже и гои их бы не приняли. Они сами по себе. Ары их не принимают, но толи боятся, толи нарочно до поры до времени не трогают. Я про них в коровнике уже успела столько наслушаться. Бабы все говорят, что ары их держат, чтоб речников повывести, земли прибрать, баб по коровникам рассадить.
- Не знам, не знам. Может быть, - задумчиво проговорила Дануха, - ладноть, пошли, а по дороге расскажешь свои злоключения.
- Да рассказывать-то в общем неча, - ответила молодуха, скривившись, но они пошли дальше, а Елейка всё же начала рассказ.
Начала вяло. Как напали, как хватали, повязали да на шкуры-волокуши закинули. Потом тащили по степным ухабам, а когда привезли куда-то, к леску какому-то, то на теле уж живого места не было. Вся побита, перебита, синяк на синяке. И сбежать не сбежишь. Их не только по рукам и ногам связали, но всех между собой, какой-то странной петлёй за шеи. Из неё не выскользнешь. Верёвка не ослаблялась, но, правда, и не затягивалась на горле. Как обруч, только с из толстой травяной плетёнки. Их расставили по поляне. Тут пришли ары. Дородные такие, важные. Походили, посмотрели и разделили всех на несколько кучек. Елейка попала вместе с бабой Ухтиной, мамой Зорьки, ещё бабой Разавой и тремя кутырками: Лебяжкой, Красавой и Невеличкой. Дальше ар опять их сцепил верёвкой за шею, ноги развязал и погнал пешком к городу. Но до города они не дошли, а где-то свернули с дороги и пришли в какое-то огороженное высокими, заострёнными кольями селение. Как позже выяснилось это был коровник жреца Агнидха, главного в городе по священному огню.
- Важная такая, сволочь, - описала его Елейка, - перед ним все спины гнули, а бабы, то есть коровы его, как он пришёл, так все на колени упали и мордой в землю уткнулись и стояли так пока не ушёл. Нас он всех осмотрел, ощупал и велел по клетям рассадить, как зверей. Сидели мы там пять дней. Кормили плохо, а бабу Ухтину, так вообще не кормили, только воду давали. Как я потом узнала, нравились этому старому пердуну маленькие девочки, да худые. Баб в теле не признавал. Урод. Потом Ухтину связали и куда-то увели. А на следующий день весь коровник повязали и гуськом повели в город. Я единственный раз видела его изнутри. Век бы не видеть эту мерзость.
