Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные - Якоб и Вильгельм Гримм
Королевич спросил:
– А могу ли я кого-нибудь к своему обеду пригласить? Ведь одному-то и кусок в глотку не полезет.
Старуха злобно засмеялась и сказала:
– Одного, пожалуй, пригласи для компании, но больше никого.
Тогда пошел королевич к своим слугам и сказал толстяку:
– Ты должен сегодня быть моим гостем за столом, хоть раз сытно наешься.
Толстяк порасправился и съел все триста волов, так что от них ни волоска не осталось, да еще и спросил:
– Неужели ничего, кроме этого завтрака, не будет?
А вино выпил он прямо из бочек, не нуждаясь в стакане, и высосал все до капли.
Когда этот обед был закончен, королевич пошел к старухе и сказал, что разрешил и вторую задачу.
Та удивилась и сказала:
– Так далеко никто еще не заходил; но вроде еще одна задача у меня в запасе…
А сама подумала: «Не уйти тебе от меня! Не сносить тебе головы на плечах!..»
– Сегодня вечером, – так сказала она, – я приведу мою дочь к тебе в комнату, и ты должен ее принять в свои объятия; а как будете вы там сидеть обнявшись, то берегись, как бы не заснуть. Я приду, как будет бить полночь, и если не найду ее в твоих объятиях, то ты ее навсегда утратишь.
Королевич подумал: «Задача не трудная! Я уж не сомкну глаз».
Однако же призвал своих слуг, рассказал им все и добавил:
– Кто знает, какая хитрость под этим кроется! Предосторожность не мешает; посторожите же и позаботьтесь, чтобы красавица не могла уйти из моей комнаты.
С наступлением ночи пришла старуха со своей дочкой и подвела ее к королевичу, и тогда долговязый сплелся вокруг них кольцом, а толстяк загородил собою дверь, так что ни одна живая душа не могла войти в ту комнату.
Так и сидели королевич с красавицей обнявшись, и красавица не обмолвилась ни единым словом; но месяц освещал ее лицо, и королевич надивиться не мог ее красоте. Он только и делал, что на нее смотрел, и полон был любви и радости, и никакая усталость не смыкала его очей.
Это продолжалось до одиннадцати часов; но тут старуха уже напустила на них на всех свои чары, так что все они заснули, и в то же мгновение красавица была вырвана из объятий королевича.
Так и проспали они до четверти двенадцатого часа, когда уже чары не могли более действовать, и все они снова проснулись.
– О, беда и горе! – воскликнул королевич. – Теперь я пропал!
Начали было и верные слуги его сокрушаться, но ушастый сказал:
– Полно вам реветь! Дай-ка я послушаю! – Потом прислушался с минуту и сказал: – Она сидит заключенная в скалу, в трехстах часах пути отсюда и оплакивает свою долю. Ты один, долговязый, можешь пособить нам: коли ты припустишь, так в два перескока туда дойдешь.
– Ладно, – отвечал долговязый, – но пусть и востроглазый с нами идет, чтобы нам скалу-то разбить.
И вот долговязый подхватил востроглазого на спину, и в минуту – вот как рукой взмахнуть! – очутились они перед заколдованной скалой. Тотчас долговязый снял у востроглазого повязку с глаз, и чуть тот на скалу глянул, рассыпалась скала на тысячу кусков.
Тогда долговязый подхватил и красавицу, и своего товарища, мигом снес их к королевичу, и, прежде чем двенадцать успело ударить, они опять уже сидели по-прежнему и были веселы и довольны.
Когда ударило двенадцать часов, старая колдунья проскользнула в комнату, скроила уж и рожу насмешливую: вот, мол, он теперь у меня в руках, воображая, что ее дочка сидит в скале за триста часов пути оттуда.
Но когда увидела свою дочь в объятиях королевича, то перепугалась и сказала:
– Ну, этот молодец посильнее меня! – И препятствовать она уже не могла, а должна была отдать ему красотку. Только на ухо ей успела она шепнуть: – Стыдно тебе, что ты должна покориться простолюдину и не можешь выбрать себе мужа по твоему вкусу и желанию.
Эти слова наполнили сердце гордой девушки злобою и заставили ее думать о мщении. Вот и приказала она свезти триста вязанок дров и сказала королевичу, что, хотя он и разрешил все три задачи, она все же не будет его супругою до тех пор, пока кто-нибудь не решится взойти на костер из этих дров и не выдержит его пламени.
Она полагала, что никто из его слуг не захочет за него сгореть живьем и что он сам, пожалуй, из любви к ней взойдет на костер и избавит ее от себя.
А слуги сказали:
– Мы все кое-что уже успели поделать, один только зябкий еще ни на что не пригодился! Пусть теперь идет! – Посадили его на костер и подожгли дрова.
Огонь запылал и горел три дня, пока все дрова не сгорели, и, когда пламя улеглось, все увидели зябкого среди золы – стоит и дрожит как осиновый лист, да еще приговаривает:
– Такого холода я еще на своем веку не испытывал, и, продлись он подольше, я бы, пожалуй, замерз.
Тут уж никакой уловки больше подыскать было нельзя, и красавица должна была выйти замуж за неизвестного ей юношу.
Но когда уже они в кирху венчаться поехали, старуха сказала:
– Не могу перенести этот стыд. – И послала вслед за ними свое войско в погоню, приказав всех порешить, кто им на пути попадется, и возвратить ей дочь.
Но ушастый навострил уши и услышал те тайные речи старухи.
– Что станем теперь делать? – сказал он толстяку.
Но тот уже знал, что делать: выпустил изо рта часть проглоченной им морской воды, и образовалось позади повозки новобрачных большое озеро, в котором войско старухи все и перетонуло.
Услышав об этом, старуха пустила в погоню за дочкой своих закованных в железо рыцарей, но ушастый заслышал еще издали звяканье их доспехов и снял повязку с глаз востроглазого, а тот как глянул на рыцарей построже, так они, словно стекла, вдребезги рассыпались.
И тут уж королевич с невестой и со слугами поехали вперед беспрепятственно, а когда они были в кирхе обвенчаны, то шестеро слуг с ним распрощались и сказали своему господину:
– Ваши желания исполнены, мы вам более не нужны, пойдем дальше искать своего счастья.
Невдалеке от замка королевича была деревушка, и перед нею свинопас на поле пас свое стадо; когда молодые к той деревушке приехали, королевич сказал своей жене:
– А знаешь ли, кто я? Я свинопас, и вон тот пастух при стаде – это мой отец; мы двое тоже должны помочь ему в этом.
И остановился он с нею в гостинице, и шепнул тамошним людям, чтобы они ночью унесли от нее ее богатые одежды.
Проснувшись утром, она не знала, что ей и надеть, и хозяйка гостиницы дала ей старое платье и пару шерстяных чулок, да и то еще словно из милости, сказав при этом:
– Кабы не для мужа вашего, так и вовсе бы вам не дала.
Красотка и поверила тому, что муж ее свинопас, и пасла с ним стадо, и думала про себя: «Я заслужила такую долю за мою гордость и высокомерие».
И это длилось дней восемь; затем уж она и не могла более выносить испытания, потому что у нее на ногах появились раны.
Тут пришли к ней добрые люди и спросили ее:
– Знаешь ли ты, кто твой муж-то?
– Да, – отвечала она, – он свинопас и вот только недавно отлучился, пошел завести небольшую торговлю шнурками да тесемками.
Но ей сказали:
– Пойдем, мы отведем тебя к твоему мужу.
И привели ее в замок; а когда она вошла в залу, то увидела своего мужа в королевской одежде.
Но она его не узнала, пока он к ней не бросился на шею, поцеловал ее и сказал:
– Я за тебя столько натерпелся, что надо было и тебе за меня пострадать.
Тут только свадьбу как следует справили, и кто на той свадьбе был, тот со свадьбы и уходить не хотел.
Девица Малеен
Жил да был некогда король, у которого единственный сын задумал свататься к дочери могущественного короля, дивной
