Время шакалов - Станислав Владимирович Далецкий
Однако, и без всяких обещаний я стал задумываться о наших отношениях: чистая и преданная мне девушка, с ровным спокойным характером – лучшей спутницы жизни трудно пожелать. Можно оформить брак, думал я, она приедет в Москву, устроится на работу по лимиту, снимем комнату, она тоже поступит учиться куда-нибудь на заочное отделение с вечерним обучением: так многие студенты, как я знал, устраивали жизнь со своими подругами из прежнего места жительства.
Но я испугался этих трудностей и сказал Наде – её тоже Надей звали, как и жену Учителя, что жениться мне нельзя – тогда из общежития меня могут выселить, как женатого – хотя всё было наоборот: если похлопотать через институтский комсомол, где я уже проявил активность, могли дать отдельную комнату, как семейному. Но я Надю обманул и предал, пообещал зимой приехать и всё решить. На том и расстались, когда каникулы закончились.
Отец и мать, конечно, знали о наших отношениях – в деревне ничего скрыть невозможно и отец спросил: что я думаю делать? Я ответил, что о женитьбе думать рано, мне надо учиться, а Надя как– нибудь, устроит свою жизнь и без меня.
Тогда отец и сказал: «Знал я, что сын мой приспособленец, крутится возле начальства на подхвате и поддакивает им, но не знал, что ты – подлец. Ты обманул девушку, попользовался ею и уехал прочь, а нам здесь жить и каждый день смотреть ей в глаза, живём же по соседству.
А как быть с её родителями: мы дружили, как соседи – ты им тоже в душу плюнул. Разве это по– людски: жить только для себя, обманывая и предавая других, в том числе и тех, кто тебя любит – это не только Надя, но и мы с матерью. Мы растили человека, а получился – негодяй. Прочь с моих глаз – видеть тебя не хочу.
С тех пор мы с отцом встречались как чужие – он так до смерти и не простил меня. А умер он, вернее погиб, через три года: возвращался на своей машине «Жигули» вечером из поездки в соседний поселок и врезался в трактор, который пьяный тракторист вывел на встречную полосу. Я и на похороны отца не приехал: была сессия, да и телеграмма пришла на общагу только в день похорон.
Надя ждала меня два года, писала письма без упреков, вспоминая наши отношения и о своей жизни без меня. Она поступила в институт, заочно, на педагога, работала и ждала меня. Я, вначале, отвечал ей, а потом перестал: рвать – так сразу, потому и на каникулы не приезжал больше, чтобы, не дай бог, отношения не возобновить.
Потом она вышла замуж, там же, переехала к мужу, родился сын. Муж, по слухам, поколачивал её иногда, по пьяни, за связь со мной, но она терпела из-за сына.
Я потом, приезжая к матери, видел её пару раз издалека, но не подошел и не попросил прощения за её сломанную мною жизнь, хотя и знал уже тогда, что сломал я и собственную жизнь, женившись по расчету на нелюбимой женщине, чуждого племени. Но это будет уже другая история,– закончил Михаил Ефимович свою исповедь.
Учитель оживился, выслушав этот рассказ и спросил:
– Что – ты, Тихий, говорил там о предательстве и приспособленчестве в своей жизни? Нельзя ли по подробнее, а то мы можем подумать, что ты и нас предаешь или предашь когда – нибудь.
Нет, нет – какое предательство товарищей в нашем положении может быть? – возмутился Михаил Ефимович, – предал я всего один раз свою девушку, которая доверилась мне, а в остальном, я только ловчил, желая побыстрее добиться успехов в жизни и преодолеть житейские трудности, но в итоге оказался здесь, среди вас – значит предал я самого себя.
Говорю об этом сейчас откровенно, потому что дело прошлое, ничего не вернуть и не поправить, да и с чего мне перед вами скрываться? Здесь мы равны и, как выясняется из ваших рассказов, все мы кого-нибудь предавали раньше: кто своих женщин, кто родителей, кто детей – так что, чистеньких и благородненьких среди нас нет.
Другое дело, что мы, с небольшими житейскими предательствами и проступками находимся здесь на дне жизни, а другие, предавая страну и её людей достигли успехов, обзавелись должностями, деньгами и привилегиями и считают себя счастливчиками и значительными особами, призванными судьбой повелевать толпой. Но пусть и они не заблуждаются. Если по существу, то чем их жизнь лучше нашей? Ну едят, пьют и совокупляются без проблем, живут в хоромах, а что ещё?
Ещё они постоянно предают друг друга, чтобы удержать деньги и должности, подличают и совершают преступления и всё это ради чего? Чтобы больше было власти, имущества, баб продажных и только?
Фактически, наша верхушка властная, все эти банкиры, собственники и прочие менеджеры – тоже бомжи, но по другому: у них нет дружбы, нет совести, нет чести и, в конечном счете, нет ума, потому что предательство, как известно из истории, ещё никому счастья не принесло.
Богатство тоже с собой на тот свет не унесешь – у гроба карманов нет. Потому и получается: наверху бомжи и внизу бомжи, а между ними обычные и нормальные люди, которые просто хотят жить по-человечески, но не могут, из-за верхних бомжей,– закончил Михаил Ефимович своё выступление на замечание Учителя.
–Ай да, Тихий, ай да молодец,– воскликнул Учитель после этих слов Михаила Ефимовича, – что мы – бомжи, это ясно, но Тихий записал в нашу компанию всех этих ЕБоНов, Абрамовичей и прочих Вексельбергов: знать недаром прожил столько лет с женой – еврейкой, научился через неё поворачивать факты в нужном направлении.
Жаль, ума у всех нас раньше не хватало, чтобы понимать нашу жизнь так, как мы понимаем её сейчас: про таких говорят, что крепки задним умом, не поймите что задницей – это значит, что человек понял свою ошибку, но поздно исправлять, хотя, по-моему, исправлять ошибки никогда не поздно.
Тихий понял свои ошибки: может, начнет исправлять свою жизнь – пожелаем ему удачи, которая и нам всем
