Поздний развод - Иегошуа Авраам Бен
– Ну, значит, маленький наш друг все еще с тобой.
Она обернулась и дружески сверкнула ослепительной своей улыбкой:
– Он всегда со мной.
Вино ударило мне в голову. Кедми заключил мир со старшим официантом и теперь обменивался с ним шутками, терзая его своим арабским. Мне до смерти хотелось понять, о чем на другом конце стола толкуют Аси и Цви. Кедми непрерывно нахваливал искусство здешнего повара, накладывая себе на тарелку целые горы еды; от непрерывных усилий его лицо все больше краснело, но он, похоже, и не думал сдаваться. Глаза Кальдерона напоминали двух мышек, которые шмыгают туда и сюда; он командовал парадом, непрерывно делая замечания обслуживавшим нас официантам, в то же время успевая записывать для Кедми названия подававшихся на стол новых и новых блюд. Тем временем Аси и Цви закурили по сигарете.
– Никакого курева во время еды, ребята, – крикнул я им.
– А ты угадай с трех раз, у кого мы этому научились, – захохотал наглый мальчишка.
– Но о чем вы там толкуете все это время? Говорите погромче, я тоже хотел бы послушать.
– Об истории, – снова рассмеялся Цви в своем обычном вызывающем стиле.
– История? – вопросил Кедми. – А что это такое?
– Все, – ответил Цви. – Во всяком случае, по версии Аси.
– Что ты имеешь в виду, говоря «все»?
– Все сущее… Включая еду, которую мы сейчас поглощаем.
– Ты шутишь? Даже еду? – При этих словах Кедми поднял вилку, на которую был нацеплен огромный кусок мяса, и не без труда засунул ее в рот. – Ум-мм-м, – проурчал он, – какой вкуснющий кусок истории. – Похоже было, что этот парень мог опошлить все что угодно.
– Но если все, что существует, – продолжал настаивать Кальдерон, – это история, то чему же мы можем у нее научиться?
– Ничему… – Кедми был безапелляционен. – Тебе предстоит с этим жить до самой смерти. И глотать ее по кусочкам.
– Но это… – не желая сдаваться, гнул свое Кальдерон, на этот раз обращаясь непосредственно к Аси. – Если это так, то каким образом можно понять… или узнать, что нас ожидает в будущем? Что может произойти? Для того чтобы уже сейчас избежать ошибок? Правильно оценив ситуацию. Возможно ли такое?
Аси слушает внимательно, время от времени кивая головой.
– Тебе действительно это интересно?
– Очень. Я понимаю, что невозможно предупредить то, что должно случиться… Но… как бы это сказать… сделать какую-то прививку против возможных последствий…
– Сделать прививку?
– Ну… пусть это будет попытка разгадать ход будущих событий.
– История учит нас, что катастроф, ожидающих человечество, ни предусмотреть, ни предупредить невозможно.
Я не могу остаться равнодушным.
– О каких катастрофах ты говоришь, Аси?
– О тех, что неизбежно грядут. И перед которыми человечество бессильно.
Дина прервала свой разговор с Яэлью и, обернувшись, посмотрела на Аси, как если бы видела его впервые. В воздухе повисло тревожное молчание. В эту минуту я понял отчетливо, что они давно уже не разговаривают друг с другом ни на какие темы.
Ракефет начинает хныкать. Кальдерон встает, чтобы взять ее на руки, но я опережаю его и беру малышку на руки первым.
– Может кто-нибудь передать мне вон то мясо, – говорит Кедми, лицо его цветом сейчас напоминает свеклу. – Спасибо. Спасибо, Аси. И пожалуйста, перестань портить нам аппетит странными твоими придумками… если можешь. Спасибо.
Усталость обрушивается внезапно. Ощущение такое, что ты сейчас просто рухнешь. По жилам продолжает бродить выпитое вино. Который сейчас час? Я беру тонкую руку Дины и, легонько вывернув ее запястье, бросаю взгляд на изящные золотые часы, на которых буквы иврита заменяют привычные арабские цифры. Сейчас часы показывают «алеф зайн», иначе говоря тридцать пять минут второго. И за тобою, и перед тобой темнота рассечена полосами пурпурных вспышек. Я вижу снег, покрывающий улицы, по которым движутся упрямые снегоочистители. Вижу вечеринку – отмечают развод. Как подобное возможно? Праздник освобождения? Мама, почему так случилось? Ее последние слова, они кровоточат, как рана. В чем я ее разочаровал? Я всегда испытывал перед нею страх, боялся даже тогда, в самые первые годы, когда мы предавались любви. И вот неожиданно их стало двое. Дух слаб. Возможно, я обещал слишком много. Так ли? Слишком многое случилось в столь короткое время. Утро, иссеченное лезвиями света. Мягкое звучание немецкой речи среди деревьев. Что она делает в этот час, в эту минуту, в это исчезающее мгновение? Сидит ли на каменном выступе, идет ли, не глядя под ноги, или сидит, глядя невидящими глазами в книгу? Если она хочет, она может уйти оттуда в любое время. А собака… Горацио, носится где-нибудь по улицам. Если только его не задавило. Ощущение слабой эрекции. Свидетельство о разводе, гет, парящий в воздухе. Конни нагишом на свежем воздухе. Ты значишь для меня больше, чем большинство ценностей. Любых. За моей спиной старший официант доливает вино в мой бокал. Я улыбаюсь ему в ответ с благодарностью, он отвечает мне такой же улыбкой. На мгновение я испытываю желание расстегнуть рубашку и показать ему мой шрам. Цви что-то шепчет на ухо Аси. Кедми, наливаясь кровью, нагибается к ним, чтобы послушать. Гадди безостановочно набивает рот едой… Он ест, ест и ест, сколько можно, почему они не остановят его? Яэль и Дина снова обсуждают что-то свое, понизив голос. И только Кальдерон все время поворачивает в мою сторону свое внезапно постаревшее лицо, желая не то сообщить мне нечто важное, не то услышать.
Я припоминаю нашу ночную встречу.
– Ну, расскажите, что в конце концов случилось с той мышью?
– В конце концов я поймал ее. В мышеловку, которую я принес. Утром мы услышали, как она захлопнулась.
– А потом? Что вы с ней сделали?
– Я подарил ее городу.
– Городу?
– Я оставил ее у входа в один из городских культурных центров. Предоставил им право решить, что с ней потом сделать.
– Ха-ха… Не слабо…
– Надеюсь, что это была не последняя мышь, обитающая в здешних краях. По крайней мере, я слышал об этом.
– То есть ты полагаешь, что это была не последняя мышь?
– Что это за последняя мышь? – спрашивает Гадди.
– Господин Кальдерон обнаружил на кухне мышь и в конце концов поймал ее.
– На чьей кухне?
– В моей и нашей бабушки старой квартире в Тель-Авиве.
– Но она уже больше не твоя. Ты ведь отказался от своей части.
– Да, я слышал об этом, – вклинился Кальдерон. – Неожиданное, я бы даже сказал драматическое решение…
– Драматическое? – Я улыбнулся Кальдерону. – Это интересное определение.
– Одним жестом отказаться таким образом от пяти миллионов…
– Пять миллионов? По-моему, вы сильно преувеличиваете.
– Нет. Боюсь, это полностью соответствует действительности.
– Такое старье? Стоит никак не больше четырех.
– Прошу меня простить, но вы ошибаетесь, – начиная горячиться, говорит Кальдерон. – Дом, может быть, и старый. Но расположение… Лучше не бывает. В самом сердце Тель-Авива. Для вложения в недвижимость – лучшее место во всем городе.
– И все равно – цена не может быть столь высокой, – говорю я.
– И тем не менее это так. Случайно мне довелось узнать, что у Цви уже есть покупатель, готовый заплатить ему столько… И это не значит, что последнее слово уже сказано.
Я почувствовал, как ярость захлестывает меня.
– Что? Цви хочет продать?
Удар был убийственным. Я посмотрел в его сторону. Он сидел, комфортабельно откинувшись на своем стуле, и что-то говорил Аси. На лице его блуждало какое-то подобие улыбки. Разговорчивый парень. Обаятельный сукин сын – когда-то я и сам был таким. Кальдерон сидел, не отрывая от него взгляда. Он еще себя покажет, ловкач. Но у меня уже все позади. Впереди меня ждут закованные в ледяной панцирь озера, над которыми вскоре займется утро.
Внезапно небо потемнело. Несколько сбившихся в клубок туч закрыли солнце. Мы все с тревогой смотрели вверх. Компания стариков-пенсионеров испустила по-немецки радостный вопль, без сомнения вспомнив о родимых краях. А я остаюсь ни с чем, и кровь в моих жилах течет все медленнее. Ничего у меня не осталось, кроме имени на документе о разводе. И я должен буду снова начинать все сначала. Ракефет в этот момент заерзала у меня на коленях. Я попытался – безуспешно – утихомирить ее. На помощь уже поспешила Яэль, которая и забрала у меня малышку, но плач ее от этого стал только громче, и она оттолкнула бутылочку, которую Яэль дала ей. Тогда уже за дело принялась Дина, которая взяла ребенка из рук Яэли и принялась ходить с девочкой по саду, покачивая ее и что-то нашептывая, в то время как обитатели пансионата для престарелых обменивались репликами и пытались помочь советом. Но Ракефет продолжала заходиться в душераздирающем крике. Яэль снова взяла ее к себе, сняв с нее памперс, но плач продолжался с той же силой.
