Неизвестно - Дневники
1 день. Ничего и никого не можем найти. В редакции пристал какой-то геолог, как оказалось позже, “в дымину” пьяный, сказал, что повезет нас на какую-то Воронью гору, где чудеса природы и бездна [нрзб.]. Назвал какого-то профессора, профессора этого мы не нашли, и надеюсь сейчас, наконец, геолога этого сплавить. День разыгрался, но в горах тучи. Пьяницы — “силикозники” — “И пьют же они! Знают, что последние дни доживают”.
— Дана ему “слабиновка”, т.е. ослабленное наказание, не тюремное.
Шофер говорит:
Приеду в Читу, уйду в отпуск.
— Сколько он у вас?
— 24 рабочих дня.
— Что же будете делать?
— Да и сам не знаю что.
— На охоту поезжайте.
— 24 дня-то? И неделю за глаза. Дом отдыха? Стыдно с такой мордой: у меня 13 кило лишнего. Вот в прошлом году я отдохнул хорошо. У товарища, работающего на грузовой, умер отец: он поехал его хоронить. Я и замещал товарища целый месяц.
Это без иронии.
Тучи. Дождя нет.
Вечером проф. Бернштейн, в сильных очках, лысый, с клоком волос на черепе, обстоятельно рассказал нам о местах рождения цветных камней. Завтра предполагаем туда поехать.
11. [IX]. Балей.
Утром собирались смотреть драгу.
Но передумали.
Отправились, по совету проф. Бернштейна, в деревню Шиваз, в которой я давно хотел побывать. И был изумлен. Поднялись на совершенно обыкновенную гору Бурунда, с которой, правда, великолепный вид на весь амфитеатр гор и хребтов. И — чудо! — увидели множество розовых, синих, голубых халцедонов. Мы со-
449
брали их, пожалуй, пуда три, если не больше и уехали очень довольные.
Вечер в клубе. Все те же вопросы: почему умер Есенин, Фадеев и так далее? А мне отвечать на это нет охоты!
12. [IX]. Балей.
Утром собираемся смотреть драгу, а после обеда — в падь Семенову. Комбайны, тракторы, «валки», и горная грязь с ее многочисленными и многообразными объездами. Завтра, по-видимому, уедем в Борню — Оловянную — Ачинск и Читу, и, возможно, на этом путешествие окончится; хотел еще осмотреть древ, комбинат и попасть на Витим, но не знаю — успею ли: уже чувствуется утомление и насыщенность впечатлений. Утром промозглый туман, а к 15-му обещан снег.
Засеяны, видно, обширные пространства целины, но убирать не успевают — не хватает машин, которые нужны и городу, где из-за недостатка машин «горит план»; не говоря уже о недостатке людей. Если думать о производственном конфликте, то это именно и есть тот конфликт, который важен для нас, но разве разрешение которого неясно? [нрзб.]
Балей — Музей ГРЭ. Дубынина Полина Васильевна, отправить книгу [нрзб.] — микроскоп.
В три часа, как условлено, поехали на драгу. Нет тока! Мы опять условились — приехать завтра, утром, перед отъездом.
Вечером приходила зав. музеем,— принесла камни,— и попросила для себя и знакомых рассказать о Джайпурской [нрзб.], что я обещал во время вечера, но забыл. Я рассказал.
13. [IX]. Балей. Утро.
Сборы. Кончается непрестанный шум радио, шаги по коридору. Голубые стены, грязные ковры (но все-таки ковры!), фикус возле вестибюля, отсутствие уборщиц (на картошке); опять — дорога, холодный ветер, качание по грязи. А что поделаешь?
Если что меня поразило в Балее,— да и в других [нрзб.] местах, кроме охотнич[нрзб.], это полное равнодушие к своему делу, городу, окрестностям. Когда ко мне приходят иностранный или русский корреспондент, я стремлюсь показать ему и себя, и свое хозяйство, мне будет приятно, если он опишет его. А тут — нет.
450
Молчат и все. Или, как в Шивне — подозрения: зачем приехали? Не шпионы ли?
Кол. [нрзб.] труда. Все учатся. Мораль. Живут как и все — в черте города.
Выехали из Балея в 12.30 и ехали по тряской, скользкой дороге до 16 часов вечера, зато приехали в Ачинск. Ночевали у поэта Шамбилака.
В перерыве собирали у [нрзб.] камни, но мало. Разлив и все россыпи под водой. Вода, правда, несколько спала, но все же ее еще много. Отмелей почти нет.
Полнолуние. Ночь волшебно прекрасна, свежо, по-видимому, пришло время заморозков.
Конец, конец. Теперь только, если удастся,— [нрзб.] в чем я сильно сомневаюсь, но это займет три-четыре дня,— и Москва, качание в поезде, тоже довольно утомительном.— Солнце.
14. [IX]. Ачинск. Утро.
У бурятского поэта, зам. редактора районной газеты. Он встал рано, поехал,— и ушел, чтоб везти своих людей «на картошку». Сообщение ТАСС о Кубе. Оно мало кого тревожит: если и будет война, то, по-видимому, что-то вроде испанской, которая не остановила мировой катастрофы, а только приблизила ее. Сборы,— и едем к Чите. Пасмурно, тучи.
В гараже Райисполкома что ли? Нет того, кто выдает бензин. Разыскивают и на розыски, возможно, уйдет столько же времени, сколько и на поездку в Читу. Прямо передо мной — красновато-кирпичное здание. Дом культуры, еще что-то строящееся с арками, домики под шиферными крышами; ближе — стог сена, поленница березовых дров, на заборе развешаны для сушки одеяла, [нрзб.] узкая труба,— баня что ли? Остовы машин, автомобильные оси. Наливают бензин, приехал [нрзб.] зав. гаражом, Никонов, забыл на столе часы и пошел за ними.
Не могу вспомнить всех рассказов шофера Юры о его роскошной жизни в солдатах.
— Танцуют и гуляют на деревенском мосту через речку.
Как убило механика и его любовницу. Шофер оглянулся, чтоб узнать, что они делают в машине, а канавы тут глубокие, машину и перевернуло.
Солдат Юра два раза пробирался в ресторан «Золотой рог», но
451
в солдатском его не пускали, он переоделся в штатское, взяв у приятеля, но не было ботинок, ботинки приятеля были малы: «Так и поглядел». Избушку, подвели под нее раму, и так плавала. За одно плаванье сотрешь кожу на руках до кровавых мозолей. Пароход. Боцман, купивший бидон спирту, и непрестанно певший «свою любимую песню».
— Да, прохладно становится.
Бензин в сарае. Пустой, заросший травой, двор, деревянные здания, плотный забор, телеграфные столбы. Небо начинает голубеть. Пахнет бензином. Горы, тоже поросшие редким лесом, вообще-то пологие и плоские. Желтых деревьев уже много; по дороге их встретится, видимо, больше.
Желтые — темноватые луга и золотые березы. Собирали маслята.
15 [IX]. Чита.
Усталость, но к 11-ти она прошла.
Был вчера Марк Осипович, опрятный, бритый, в черной рубашке и белом галстуке, даже и стеснительный. Разговорился быстро. Получил отпуск, едет в Кисловодск, а оттуда в Приморск, чтобы поступить в звероловецкий совхоз, каких в Чите нет.
— На всю Читу нет ни одного охотоведа с высшим образованием. Все идет как сто лет назад: выйдет Иван на белку, принесет, а не наткнется, не принесет. Никто не понимает, как, скажем, снимать правильно шкурку. Тайгу надо разделить на участки.
— Росомаха. Мы бросились со студентом — на хариусов. Он стоял, я сидел за камнем. Росомаха смотрела на него, раздвигала мордой кустарник. Собаки ее разорвали.
— Умер Бакшеев, 47 лет. Выпивал по литру спирта, ходил с рюкзаком. Вез сани, зимой, сидел наверху, сын слышит: «Что-то порвалось». Обошел воз: «Ничего, тять, не порвалось». Он скатился с воза у самых ворот.
— Гуси летят на огромной высоте, но уже над гольцами. Я был с геологическим молотком; бросил — не попал. Они закричали и стали набирать высоту. Наверху болота, камня взять негде. Эвенки охотятся на уток, [нрзб.]. Выстрелит. Ждет, когда прилетят новые. Один так дождался, что с одного патрона убил 24 утки и не дробью, а «сечкой», мелко изрезанной проволокой.
Кинооператоры поставили сеть перед самым порогом, сами ос-
452
тановились на другом берегу. Поплыл на моторке проверять сеть, мотор заглох. Их утащило в порог. Один уцепился за борт лодки, а второго утащило, не нашли. Очень злится на туристов.
— Каждый считает себя таежником. Увидал речку, переходит. Нет, чтоб осмотреть, где речка распадается на несколько рукавов. Просиди у костра ночь: натаявшая за день вода к утру вся уйдет, за ночь, и речка мелеет к утру: тогда и переходи. Или потрудись три часа, сделай плот.
Боюсь, что я навредил ему: его считают браконьером.
— Козлов можно, рыбу можно, а изюбрей нельзя.— Надо подкармливать зверей остатками от сельского хозяйства.
— Какие остатки? Откуда? — спрашивает с недоумением Никонов.
Тот стоит на своем:
— Молоко. Масло.
И ужасно ругает питомники чернобурых лисиц, которые пожи-
453
рают много мяса, а мех у них плохой, вытертый, хотя и убивают зимой.
Охотоведу платят 600 руб., а он получает на Западном руднике 2600. Он бранит, что ему не дают проявить инициативу.
Сегодня выписывается из больницы Павел Гамов, наш спутник по Меньзе.
Обещал еще раз прийти Марк Осипович, но, конечно, не пришел, по-видимому, заложил.
16. [IX]. Чита.
Уложил камни. Получилось не так уж много, как предполагал. Я даже беру оставленные в прошлом году. С утра было пасмурно, сейчас разыгралось. Ночь холодная. Узнаю, как — билеты и, может быть, завтра-послезавтра уеду. Поезд отходит по московскому времени в 8.50, по местному — вторник, 18-го, 3 часа утра; по-видимому, уеду. Все.
