Вой молодых волков - Дмитрий Чайка
Пустырей в городе почти не осталось, отец скрупулезно соблюдал тот план, что сам разработал когда-то. Все площади и скверы, которые Святослав запомнил в виде игрушечного макета, теперь стояли перед ним во плоти, а улицы горожане замостили камнем, едва сдерживая панику от цены сего мероприятия. Но платили, куда деваться. За честь проживать в столице не грех и раскошелиться. Дома в Братиславе выстроены, словно солдаты в строю. Единообразный стиль и высота, примерно схожая отделка и декор. Они могли отличаться от улицы к улице, но стоящие рядом дома, как правило, были похожи друг на друга как родные братья. Армейский дух, которым оставалась пропитана Словения, давал о себе знать даже в этом.
Впрочем, и жители столицы тоже слегка походили на солдат. Каждый второй носил если не приказный костюм, в котором по шитью и пуговицам легко угадывалось место службы и чин, то уж точно мундир своей гильдии. С недавних пор и мастера тоже выбили себе право носить собственные цвета и пуговицы с символами их цеха. У одних молот, у других — колесо, веретено, бочонок и даже крендель. Разбогатевшие простолюдины желали отличаться от черни, и государь позволил им это. Святослав хмыкнул. По сравнению с буйством Александрии северная столица напоминала военный лагерь, где каждый человек сидел на своей жердочке и точно знал, кому и за сколько шагов он должен был поклониться.
Его появление стало неожиданностью. Он видел это по изумленным лицам горожан, которые кланялись ему, в испуге прижимаясь к стенам домов. До многих уже доходили нерадостные вести с Замковой горы, а потому во взглядах читалась робкая надежда на то, что сыновья не утопят страну в крови в попытках разделить отцовское наследство. Улица Большая, сплошь заселенная нобилями, словно застыла в ожидании. Святослав видел, как колышутся занавески, а за ними мелькает густо набеленное лицо какой-нибудь боярыни. И даже отсюда читалось опасение, страх и надежда на добрый исход.
— Государь! — Томило Бранкович, командир хорутанской гвардии, выстроил своих бойцов во дворе и ударил кулаком в грудь. Воины ударили вслед за ним и склонили головы.
Святослав кивнул им и прошел внутрь, невольно цепляясь взглядом за спартанскую обстановку отцовского дворца. Все же дядя Стефан расстарался на славу, украсив его дом мрамором, порфиром и мозаиками. А он в повседневной суете всего этого даже не замечал, мотаясь как собака от Пелузия до Гибралтара, и от Карфагена до Нубии. Второй этаж отцовского жилища занимала мама, а третий — семьи княжичей. Тут Берислав живет с Ирмалиндой и Вандой, и покои Кия рядом, в которых он ночевал пару раз в год. И как только успевал детей заделать? Их у него пятеро от двух жен — два сына и три дочери. Сначала к матери!
— Сыночек!
Мама постарела. От той нечеловечески правильной, почти ледяной красоты осталось немного. Все же ей уже за пятьдесят, и она бабушка полутора десятков внуков. Около глаз появились «гусиные лапки», а в углах рта залегли глубокие морщины, куда более резкие, чем видел Святослав в свой прошлый визит пять лет назад. Мама сдает понемногу, хоть и считают ее Богиней.
— Матушка! — Святослав обнял ее и подставил щеку для поцелуя. В их семье многое было не так, как у других, и проявлений нежности не стеснялись.
— Ты навсегда вернулся? — ее голос дрогнул в ожидании.
— Посмотрим, как пойдут дела, — уклончиво ответил Святослав. — Я слышал, тут беспокойно сейчас. Надо привести все в порядок.
— Здесь есть на кого возложить бремя власти, — спокойно ответила Людмила. — Твои братья помогут тебе. Да и я тоже.
— Да? — с интересом посмотрел на нее Святослав. — Значит, врут люди, когда говорят, что кто-то волю отца переменить хочет?
— Люди хотят, чтобы старинные обычаи соблюдались, сыночек, — мягко ответила Людмила. — Они не хотят крови, всего лишь справедливости.
— Я это уже понял, — с каменным лицом ответил император. — Справедливость, матушка, это прежде всего то, что служит интересам державы. А старые обычаи тут ни при чем. Закончились они, когда мой отец князем стал.
— Ты ошибаешься! — улыбнулась Людмила. — Старые обычаи в крови и плоти народной. И не людям менять то, что богами заповедано.
— Я тебя услышал, мама, — до боли сжал скулы Святослав и сделал шаг назад. — Ты пока из замка не выезжай никуда. И людей к тебе пока тоже пускать не станут. Это для твоей же безопасности. Я уже сказал, неспокойно сейчас. Вдруг и к тебе убийцу подошлют.
И он развернулся и пошел прочь. И лишь в спину ему донеслось возмущенное:
— Такого даже покойный отец делать не смел! Ты, может, и в темницу меня посадишь? Свою мать?
— Не делай глупостей, и тогда не посажу, — Святослав повернулся к ней и посмотрел сурово. — А воду мутить не смей! Отец державу построил, не ты! Твое дело женское — внуки! Вот ими и занимайся. А в дела государства, мать, больше не лезь! Томило!
— Да, государь! — командир стражи встал рядом и склонил голову.
— Ее царственность за ворота замка не выпускать! Посторонних в замок без моего разрешения не впускать тоже! Никого! Ни единого человека!
— Слушаюсь! — на лице гвардейца была написана растерянность. — А ежели ее царственность сама мне прикажет? Она же…
— Мой приказ превыше других! — отрезал Святослав. — Следом за моим — приказ наследника Александра и князя Берислава. Все остальные тебе приказы больше отдавать не могут, включая императрицу и моих братьев.
— Слушаюсь! — гвардеец ударил кулаком в грудь.
Святослав вихрем поднялся на третий этаж, пугая перекошенным лицом служанок в белых чепцах, которые приседали в поклоне, едва его увидев. Кажется, здесь! И он распахнул резную деревянную дверь.
— Отец, ты прибыл! Уф-ф! Просто камень с души упал!
Александр всегда походил на мать, красавицу-степнячку, и с годами это сходство никуда не делось, и даже стало сильнее. У него были густые, темно-русые волосы и слегка раскосые карие глаза — княжич сошел бы за своего в любом кочевье от Альп до Великой стены. Он еще не заматерел и был тонок в поясе, но в плечах раздался широко, а от воинских упражнений стал гибок и силен. Он честно отпахал в Сотне восемь лет, как и его отец и дяди, и даже в
