Не грози Дубровскому! Том II (СИ) - Антон Панарин

Не грози Дубровскому! Том II

Глава 1

Имение Картаполовых.

За обеденным столом сидели двое, Картаполов Евгений Фёдорович и его сын Михаил. Евгений Фёдорович нервно пил коньяк, смотря как сынуля роняет на штаны красную икру, не сумев донести её ко рту. Михаил старался побыстрее насытиться и убежать в свою комнату. Больно гнетущая атмосфера воцарилась между ним и его отцом после того, как Евгения Фёдоровича покусали осы.

— Ну и как дела? — Спросил Евгений Фёдорович, глядя на Михаила через бокал.

Стекло растянуло отражение сына, превратив его в толстого карлика. Евгений Фёдорович улыбнулся от мысли, подумав, что в этом искажении и заключён истинный образ Михаила. Никчёмный жирный коротышка.

— Нормально. — Буркнул Михаил, запихивая в рот чесночную булочку.

— Чего ты там мямлишь? Подними глаза, когда я с тобой разговариваю. — Рыкнул отец и залпом допил коньяк.

— Пап. Всё хорошо, завтра еду в академию магии. А больше никаких дел у меня и нет. — Протараторил Михаил с опаской смотря на отца.

— Значит никаких дел нет. Понятно. — Встав со стула, он налил себе коньяка и пошел вокруг стола. — А слышал ли ты о том, что Дубровский выплатил четыреста тысяч долга Клещёву?

— Ну, да. Слышал. Значит и нам скоро вернёт. Верно?

— Не верно. Это значит только то, что он Клещёва уважает больше, чем нас. А ты сидишь тут и жрёшь, пока эта тварь тратит мои деньги. — Холодно сказал Евгений Фёдорович и раздавил сына взглядом.

— Пап, да скоро отдаст. Четыре месяца всего осталось. А потом…

— Никаких потом. Этот щенок прямо сейчас строит санаторий ценой в десятки миллионов рублей на берегу Байкала. А ещё он основал фармацевтическую компанию «Чистая дубрава». Слышал о такой? — Спросил отец, остановившись за спиной сына.

— Да, конечно. Говорят, что он сдружился с Панфиловым и поэтому…

— Поэтому ты сидишь тут и жрёшь, вместо того чтобы раздавить его? — Прорычал Евгений Фёдорович и схватив за волосы утопил лицо сына в салате. — Я уничтожил его семью, разрушил предприятие и как ты думаешь, что сделает этот щенок если сумеет встать с колен? — Михаил размахивал руками пытаясь подняться, но хватка отца была крепка. — А я тебе скажу сынок. Первое что он сделает, так это придёт за моей головой. А если это случится, то ты сучонок, сдохнешь первым.

Из руки Евгения Фёдоровича хлынул поток маны создавая в голове сына магический тромб.

— Запомни. Если моё сердце перестанет биться, то ты в этот же самый момент сдохнешь. Поезжай в свою чёртову академию и прикончи Дубровского любой ценой. У тебя три месяца, а после я лично займусь им, а заодно избавлюсь и от тебя. Лучше вовсе без наследника, чем передать всё нажитое такой образине как ты.

— Отпусти! Больно! — Верещал Михаил.

— Позорище. — Евгений Фёдорович с отвращением приподнял голову сына и резко опустил на стол.

От удара тарелка с салатом лопнула, порезав Михаилу лицо. Кровавые капли смешались с майонезом и слезами, которых Евгений Фёдорович уже не видел. Он допил коньяк и вышел на балкон.

— Надеюсь эта шлюха мне и правда изменяла. Лучше быть рогоносцем, чем отцом этого отброса. — Сказал Евгений Фёдорович, не закрыв дверь на балкон. Михаил промакивая кровь салфеткой слышал всё до единого слова.

План Евгения Фёдоровича был прост. Либо Михаил убьёт Дубровского тихо, и никто не узнает об этом, либо Михаил попадётся и отправится на плаху, чему Мышкин поспособствует. Оба варианта устроят Евгения Фёдоровича. В первом он избавится от ростка, который может стать могучим дубом. А во втором избавится от тяжкой ноши на своих плечах.

Через час Михаил сидел в своей комнате и смотрел в зеркало на свежий порез. Его трясло от ненависти к отцу и своему бессилию.

— Когда-нибудь вы все заплатите. И ты папа и этот проклятый Дубровский. Вы будете харкать кровью, валяясь у моих ног. Сволочи! — Михаил разбил зеркало и горько зарыдал. — Если бы мама была жива, такого бы не случилось.

Всё что сейчас он чувствовал это ненависть и животный ужас. Ужас перед отцом, который убил его мать пятнадцать лет назад.

* * *

Иркутск.

Особняк Оболенского.

Я с трудом открыл глаза. В горле пересохло, а голова болела так, что казалось она вот-вот лопнет. Что вчера было? Я попытался подняться, но ощутил, как меня что-то придавило в районе живота.

Две стройные ноги лежали на мне не желая отпускать. Слева блондинка, а справа брюнетка. Красивые девчонки. Вот только всё что я помню, это как мы с Оболенским зашли в ночной клуб и решили выпить. После танцевали и, кажется, позвали девочек за наш столик. Видимо вот этих дам мы и пригласили.

Отмечали новую жизнь, а сейчас я чувствую себя так, как будто меня уже похоронили. Всё, больше никакого алкоголя.

Стараясь не разбудить девиц, я выбрался из кровати и одевшись спустился на первый этаж. Оболенский лежал на диване в обнимку с тазиком. От него ужасно воняло. Я думал мне плохо от алкоголя, но ему совсем не сладко. Жаль, что мы не в Раздолье. Попросил бы Евдакию поставить нас на ноги. Я пнул диван и скомандовал.

— Подъём!

— Витя, я никуда не поеду. — Промычал Гриша, смотря на меня мутными глазами.

— Ещё как поедешь родной, обязательно поедешь. У нас сегодня первый учебный день. И ты на него попадёшь, даже если мне придётся тебя тащить туда силой. Вставай! — Усмехнулся я и схватив Оболенского за ногу, потащил в ванную.

Он пытался вырваться, но его сил хватило лишь на две вялые попытки, после чего он расслабился и принял свою судьбу. Закинул пьянчугу в ванну, а после открыл ледяную воду. Оболенский задохнулся толи от восторга, толи от перепада температур.

Завершив водные процедуры, я закинул Гришу на плечо и отнёс на кухню, где нас встретила пышная кухарка, смотрящая с осуждением.

— Родная, тащи сюда сало. — Сказал я.

— Как вы смеете⁈ — Возмутилась она.

— Дура. — Констатировал я и добавил. — Свиное сало неси, не видишь барину худо? Если молоко есть или ряженка, тоже тащи.

— Ой. Простите. — Покраснела кухарка и убежала выполнять мой приказ.

— Витя, я всё. Никакой академии. Мне так плохо, что я вообще ничего не хочу. — Бурчал Оболенский, растекаясь по столу.

— Я это уже слышал. Сейчас реанимирую тебя. Дай только пару часов.

Пока кухарки не было я бухнул в чайник столько заварки, что там практически не осталось места для кипятка. Когда же кухарка вернулась, отправил её чистить картошку. Сам же нарезал сало крупными кусками и закинул на сковороду, чтобы вытопить весь жир.

Белые полоски с прослойкой мяса подпрыгивали, шипя на сковороде. Не могу сказать, что стоял прекрасный аромат, но с голодухи слюнки потекли сами собой. Когда сало превратилось в золотистые шкварки, я отбросил их в отдельную чашку, а в вытопленный жир забросил кастрюлю нарезанного картофеля.

Двадцать минут спустя мы сидели за столом и уминали за обе щеки хрустящую картошку со шкварками и малосольными огурцами. На всякий случай убрал молочку, а то Гриша и правда не добрался бы до академии. Огурцы и молочные продукты, взрывоопасная смесь.

Оболенский лениво ковырял картошку, а я тем временем успел смолотить две трети сковородки.

— Если не ешь, то пей. — Я протянул ему кружку с жидкостью похожей на смолу.

— Не, я это пить не буду. — Промычал Гриша, а через секунду я влил ему в глотку всю кружку чая. — Фу! Какая мерзость.

— А ты картошечкой заешь. — Усмехнулся я и откусил хрустящий огурчик.

Спустя час Грише похорошело. Да и мои головная боль и сушняк прошли. Приведя себя в порядок, мы вывалились на улицу. У порога стоял автомобиль Гриши. Почему-то на капоте отпечатался след от груди какой-то дамы. Остаётся только гадать, сбили её или любили. Машина не помята, значит второе.

— Ваше благородие. Куда