Георгий Адамович - Письма Г.В.Адамовича к З.Н. Гиппиус. 1925-1931

ПИСЬМА Г.В. АДАМОВИЧА К З.Н. ГИППИУС: 1925–1931

Н.А. БОГОМОЛОВ. Вступительная статья

В истории русской литературы имена Г.В.Адамовича и З.Н.Гиппиус занимают столь почетные места, что пространное введение к публикации вряд ли уместно, поэтому ограничимся лишь беглой заметкой, характеризующей особенности их эпистолярного общения. Очень разные по возрасту, времени вхождения в литературу, по степени известности, эти два литератора тем не менее внутренне были очень близки. Всякий читающий их статьи и особенно переписку без труда заметит, что пересечение мыслей и настроений, несмотря на постоянные несогласия, бывает у них очень значительно. Да и сам дух эпистолярных разговоров оказывается весьма схожим.

Прежде всего, это было связано с той культурой светской беседы, которой придерживались в письмах оба автора. За внешне спокойными и небрежными интонациями внимательный читатель без труда ощущает напряженную мысль, которая ищет уточнения и утончения до мыслимо возможных пределов. Гиппиус, конечно, придерживалась традиций более раннего времени, восходящих еще к концу XIX века, но пропущенных через опыт символистской переписки. Адамович же в письмах двадцатых и начала тридцатых годов, которые ныне публикуются, наследовал традиции именно символистского времени, опровергая собственно акмеистический принцип неприязни ко всякого рода эпистолярным отношениям. Именно на этой почве они и сходились.

Но были, несомненно, и более глубинные основания для серьезного взаимного интереса. Понятно, что Адамович, поглощенный литературой, не мог не испытывать глубокого интереса к личности и творчеству знаменитой писательницы, волею судеб оказавшись в кругу близких к ней литераторов. При этом он воспринимал себя как одного из тех «мальчиков», которые имели шанс попасть еще в Петербурге в орбиту влияния Гиппиус, и некоторые из них эту возможность использовали. В мемуарном очерке самой Гиппиус «Мальчики и девочки», на который Адамович так бурно откликнулся (см. письмо 10), описана часть из тех, кто оказался в этом кругу, и короткими мазками — судьба всего этого поколения: «Удивляться ли, глядя на гримасничающую мордочку черноглазого футуриста, когда он сначала в грязной защитке полулжет о своих подвигах, попрошайничает, уверяет, скрывается, — а через два месяца, в галифе, пуще лжет, но… уже не скрывается? Поражаться ли, слыша весть, что скромный пушкинианец убит красными на юге? А белокурый юноша, играющий девочку… нет, не надо о нем…»[1] Отвечая Гиппиус печатно, Адамович вспомнит героический поступок Леонида Каннегисера, одного из тех, кто мог бы посещать собрания у Гиппиус. И, кажется, есть основания полагать, что собственное его, Адамовича, вступление во французскую армию в 1940 году было далеким отголоском тех самых споров, одновременно и согласием, и полемикой с Гиппиус.

Ее же, судя по всему, Адамович привлекал не только как литератор, время от времени в своих статьях касавшийся существенных как для Гиппиус, так и для Мережковского проблем истории, религии, психологии, но и как человеческий тип, издавна вызывавший у нее интерес. Еще в ранних своих дневниках она записывала: «…с внешней стороны я люблю иногда педерастов. <…> Мне нравится тут обман возможности: как бы намек на двуполость, он кажется и женщиной, и мужчиной. Это мне ужасно близко. То есть то, что кажется»[2]. Эта «близость», возможно, и порождает особый, доверительный тон переписки, когда оба корреспондента перешагивают обычные границы доверительности и, несмотря на всю светскость тона, вдруг прорывается то, что, как правило, глубоко скрывается под маской этикета.

Совсем не случайно и Гиппиус, и Адамович очень высоко ценили эту свою переписку. Так, первая в недатированном письме говорила: «На досуге, когда таковой будет, подберите мои письма летние, а я ваши, и сделаем один том в специально-приспособленной папке. Я люблю архивы и документы, — даже двойной любовью, созерцательной и поучительной для активизма»[3]. Адамович, в свою очередь, посвятил ее письмам специальную статью[4], а чуть позже предполагал сделать выборки и напечатать их в альманахе «Опыты». Он писал об этом Ю. Иваску еще осенью 1955 года[5], а 20 января 1956 сообщал И. Одоевцевой: «Я для “Опытов” перебираю письма Зинаиды, почти во всех есть что-нибудь плохое о других, чаще всего о Бунине или Ходасевиче. Но кое-что нейтральное я выберу»[6]. Ничего выбрать он так и так и не решился, и какая-то (нам неизвестно, какая именно) часть писем была опубликована Т.Пахмусс[7]. Ввиду того, что обе ее публикации не слишком доступны в России, мы в примечаниях довольно обширно цитируем их, с исправлением явных ошибок и опечаток.

Публикуемые нами письма хранятся: Amherst Center for Russian Culture. Z. Gippius and D.Merezhkovsky Papers. Box 1. Folders 6-10. Сохранены некоторые особенности орфографии Адамовича.

Приносим сердечную благодарность директору Центра проф. С.Рабиновичу за постоянное содействие в работе, а также Э.Анри, И.И. Кузнецовой, Е.С.Полищуку, В.Г.Сукачу и особенно О.А.Коростелеву за помощь в комментировании. Поездка в США и работа в архиве стали возможными благодаря гранту Института «Открытое общество» и финансовой поддержке факультета журналистики МГУ.

Список сокращений

Адамович-1, 2 — Адамович Г. Литературные беседы. СПб., 1998. Кн.1. I «Звено» 1923–1926; Кн.2. «Звено» 1926–1928 (Адамович Г. Собрание сочинений).

Зв. — Звено (газета и журнал; Париж, 1923–1928)

Зеленая лампа — Пахмусс Т., Королева Н.В. «Зеленая лампа» // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья 1918–1940: Периодика и литературные центры. М., 2000.

Одиночество и свобода — Адамович Г. Одиночество и свобода: Литературно-критические статьи. СПб., 1993.

Пахмусс — Pachmuss Т. Intellect and Ideas in Action: Selected Correspondence of Zinaida Hippius. Miinchen, 1972.

Письма в «Звено» — «…Наша культура, отраженная в капле…»: Письма И. Бунина, Д.Мережковского, З.Гиппиус и Г.Адамовича к редакторам парижского «Звена» (1923–1928) / Публ. О.А.Коростелева // Минувшее: Исторический альманах. Вып.24. СПб., 1998. С. 123–165.

Письма к Берберовой и Ходасевичу — Гиппиус Зинаида. Письма к Берберовой и Ходасевичу / Ed. by Erica Freiberger Shejkholeslami. Ann Arbor, 1978.

ПН — «Последние новости» (газета; Париж, 1920–1940).

СЗ — «Современные записки» (журнал; Париж, 1920–1940).

1

Многоуважаемая Зинаида Николаевна Мне переслали из Парижа Ваше письмо[8]. Я не знал, конечно, что Ваша книга издана в двух томах. У меня был только тот том, где находятся статьи о Блоке, Брюсове и Вырубовой[9]. Насколько я помню, я тогда заметил в оглавлении перечисление других статей, однако не понял, в чем дело. Нигде ведь не помечено: 1-й том. Мне очень жаль, что произошла ошибка и что я не прочел Вашей книги целиком[10].

Отчего Вы говорите, что я «несправедлив» к Розанову? Я его очень люблю и хорошо знаю[11]. Никогда, кажется, я о нем ничего недоброжелательного не писал. Разве только о его стилистических последователях[12]. О Сусловой я сейчас вспоминаю мало[13].

Я на два месяца в Ницце[14]. Если бы Вы позволили мне быть как-нибудь у Вас, я был бы Вам очень благодарен.

Искренно Вас уважающий Г. Адамович.

P.S. Вчера я послал в «Звено» заметку о «Митиной любви» с коротким возражением Вам по поводу Вашей статьи в «Последних новостях»[15]. Заранее прошу Вас простить меня за него.

7 июля <1925> Villa Bayley

Avenue Gustave Nadaud.

Cimiez, Nice

Рукой Гиппиус (?) на свободном пространстве написано:

«Проба неудачна.

А впрочем — К сожалению

К сожалению».

2

<Начало июля 1926>[16]

Многоуважаемая Зинаида Николаевна Мне сегодня переслали из «Звена» Ваше письмо[17]. Я в Ницце, уже дней десять. Очень хотел бы быть у Вас, но боюсь проехаться в Канн напрасно, т. е. Вас не застать. Будете ли Вы там в это воскресение?

Вашим намерением что-то «почерпнуть» из моего «Винавера»[18] я только польщен, п<отому> что в печати это окажется «совпадением мыслей» (как Кайо[19] приятно совпасть avec des experts[20]). Но из этой статьи Милюков выбросил все, оживлявшее ее, все «отступления в сторону», и осталось одно казенное восхищение. Да и как восхваление она оказалась, по-видимому, недостаточной. Я уже получил полуофициальный отзыв, сводящийся к тому, что «есть интерес, но нет любви», т. е. у меня нет любви к автору[21].

Надеюсь скоро Вас видеть, — если Вы сообщите мне, когда Вы дома.

Целую Ваши руки. Передайте, пожалуйста, мой искренний привет Дмитрию Сергеевичу («мнение Д.С. о Вашей статье я не пишу» — очень плохое мнение?[22]) и Владимиру Ананьевичу[23].

Преданный Вам Г. Адамович.

<Адрес в Ницце>

3

<Июль 1926>[24]

Многоуважаемая Зинаида Николаевна

Я уезжаю в это воскресение в «семейную» экскурсию в горы, — на один день только. Если Вы позволите, я приеду к Вам в будущее воскресение, т. е. 25-го, кажется. Мне очень хочется поговорить с Вами, не о чем-либо определенном, а «вообще». В одиночестве я с каждым днем тупею и боюсь этого. А возвращаясь от Вас, в вагоне я поймал себя на том, что «обдумываю» разные литературные планы и мысли, даже и не реализуемые. Вот результат поездки в Канн.