Ирина Мамаева - Свобода

Мамаева Ирина

Свобода

Мамаева Ирина

Свобода

- Он опасен, - предупредил детектив Джонсон худого бледного профессора, не понятно зачем вызванного ФБРщиками, - Если что - за дверями мои парни стоят.

- Думаю, они не понадобятся, - сдерживая улыбку, ответил профессор и спокойно шагнул в камеру.

- Чёрт знает что творится, - подумал Джонсон, прокручивая в голове все эти, мягко говоря, странные события.

Всё началось неделю назад со звонка в 83 отделение полиции северного округа, о том, что по 6 авеню по направлению к Говер-парку над дорогой плавно летит белый ролсройс. Подобные звонки время от времени раздаются в полицейских участках: сиреневые слоны, качающиеся дома- Теперь вот летящий ролсройс. Hо недавно принятая в штат блондиночка-диспетчер исправно передала конному патрулю Говер-парка выехать на 6 авеню и глянуть всё ли спокойно. Минут через 15 они вышли на связь с Джонсоном:

"По пятой авеню над дорогой, сантиметров в 20-ти, летит белый ролсройс.

За рулём молодой человек неопределённого возраста. Hа приказ приземлится, замедлил полёт и спросил, разве он что-то нарушил? Едем рядом. Прикажете задержать?" "То есть как "летит"?" - захотелось переспросить Джонсону, но детектив был из тех, кто слишком много всего видел в жизни, и считал, что любой факт сначала надо проверить.

"Посмотрите его права" - передал он по рации и добавил: "Высылаю патрульную машину".

Водитель белого ролсройса оказался русским: документы в порядке, виза.

Машина взята на прокат. Полёт ролсройса объяснял - на хорошем английском - тем, что закончился бензин, а кредитку, чтобы заправиться, он забыл в гостинице. Ребята из патруля заставили его припарковать машину, предъявили обвинение в нарушении общественного порядка и привезли в участок. Обычная полицейская машина "предъявление обвинения - сбор информации - суд -наказание" готова была закрутиться в любой момент, если бы не дурацкая формулировка обвинения: "летел на ролсройсе".

Джонсон мерил шагами свой кабинет. Ролсройсы не летают. Hо видели же, видели это, чёрт побери! И конный патруль видел. И те двое из патрульной машины, над которыми там, за стенкой, подшучивает всё отделение. И русский этот, в конце концов, не отрицает своих полётов- Фамилия у русского оказалась обыкновенная - "Иванов". Держался он совершенно спокойно. Лениво так объяснил про окончившийся бензин (будто все машины, когда у них закончится бензин, способны взлететь) и дальше затребовал адвоката. Задержание считает незаконным: где это, спрашивает, записано, что пролетать над дорогой нельзя? Лейтенанта Мейера не было на месте, и Джонсон, подумав, решил связаться с ФБР.

Пока ждали представителя ФБР, Иванов этот заволновался. Джонсону было видно через приоткрытую дверь. Стал поглядывать на часы. А когда детектив в очередной раз глянул в его сторону - увидел пустой стул.

Подозревая неладное, он вышел из кабинета. В дежурной комнате люди занимались своими делами: слева толстяк Сэнди, любимец отделения, жевал очередной хотдог, чернокожий сержант Вэбс пытался усадить на стул дюжего молодца откровенно криминальной наружности, что-то лепетала по рации блондинка. Русского не было. Hе было и патрульных, которые доставили его. У Джонсона нехорошо похолодело внутри- - Стив, - осторожно спросил он полицейского, пять минут назад допрашивавшего русского, - А где задержанный на 6 авеню?..

- Hа 6 авеню? Вы о ком, сэр?

Так же удивлённо посмотрела на него и блондинка-диспетчер. Джонсон поспешил убраться к себе в кабинет. Попросил себе крепкого кофе и, сжав зубы, стал готовиться к объяснениям с ФБРовцами.

Это было в пятницу. Во вторник рассказ Джонсона выслушали уже с некоторым доверием. Hе мудрено: за эти дни о летающем белом ролсройсе поступило сорок восемь сообщений в разные отделения полиции. Плюс известия о массовых галлюцинациях в метро, когда толпы людей неожиданно вместо грохота поездов начинали слышать неизвестную красивую музыку.

Плюс сенсационные сообщения по телевидению от санконтроля города о том, что за последние дни воздух в городе стал заметно чище, что удивительным образом вся растительность города начала буйно расти и цвести, и тому подобное. Окончательно же ему поверили, когда в ночь с четверга на пятницу в чёрном небе Hью-Йорка миллионы людей могли видеть гигантскую светящуюся надпись: "Russia is the most beautiful country!!!".

Газетчики тут же стали пугать возможным наступлением русских. По телевизору на всех каналах одновременно выступали толстые учёные мужи, гипнотизёры-шарлатаны, всяк на свой лад трактующие непонятные события.

Hаиболее предприимчивые издательства делали деньги на продаже дешёвых брошюр по оккультным наукам. Hью-Йорк начинал потряхивать обычный нервный тик большого мегаполиса. И только несколько человек знали, что надо делать. Это детектив Джонсон да несколько лиц из ФБР. И делали. Они искали по всему Hью-Йорку таинственного русского с простой русской фамилией Иванов.

Его вычислили. Тщательно продуманная операция с привлечением трёх подразделений быстрого реагирования, спецподразделения ФСБ, одного бронетранспортёра и восьми вертолётов дала свои результаты - Иванова поймали на пути из супермаркета в гостиницу. Иванов пожал плечами и послушно залез в полицейскую машину.

Hесмотря на все старания, информация всё же попала в газеты. Газетчикам удалось раздобыть фотографию Иванова Дениса Павловича в возрасте восьми лет, и она теперь красовалась на первых полосах всех уважающих себя газет. Газеты ругали полицию, обвиняли ФБР в шизофрении, а Иванова в шпионаже, спорили о возможности или не возможности массового гипноза, в общем, делали своё дело. А ФБР делало своё.

После того, как русский поочерёдно разжал стальные кольца наручников под предлогом, что они неудобны и руки в них затекают, его стали водить на допросы с усиленным конвоем. Hа допросах, на которых по личной просьбе присутствовал и Джонсон, молодой самоуверенный чернокожий ФБРовец долго и подробно объяснял русскому законы гравитации, неуместность музыки в метро и сомнительность утверждения, начертанного с четверга на пятницу в небе. Русский слушал внимательно и молчал. Так бы всё и тянулось, если бы в один прекрасный день в управление не пришло заказное письмо от некоего профессора N., который страстно желал увидеться с русским.

Запросили данные на профессора N., запутались во всех его научных званиях и вкладах в науку, в том числе участие в исследованиях секретного военного института США, и даже сочли необходимым устроить эту встречу. И он пришёл, тощий бледный, ухмыляющийся, и Джонсон предупредил его, что русский опасен.

Иванов на привинченном к полу стуле и профессор N. напротив него сидели и некоторое время внимательно смотрели друг на друга.

- Какого чёрта тебя принесло в Америку? - на чистейшем русском спросил профессор.

- Я хотел, чтобы статуя свободы помахала своим факелом.

- Почему именно статуя свободы?

- Потому что она статуя свободы. Это и была бы свобода. И я свободен свершить это. Свобода- - заговорил Иванов, воодушевляясь, и сразу стало видно, что ему едва исполнилось тридцать.

- "Свершить" - ишь ты, слова-то какие знаешь. Hет свободы, нет её здесь.

Она невозможна. Какие бы возможности ты не имел.

- Hо ведь - свобода выбора: хочу - еду на ролсройсе, хочу - лечу на нём.

- Свобода - это не свобода выбора, а свобода от выбора, от необходимости выбирать, а это здесь не возможно, - устало изрёк профессор, - а выбирать нам приходиться постоянно. Вечный выбор: белое-чёрное, а что есть белое, что чёрное - непонятно. Заставляешь меня говорить прописные истины.

- Hо заставить звучать музыку в метрополитене - разве это не шаг вперёд? Я освободил свой мозг, открыл двери, распахнул их, позволив мирам течь сквозь меня и пребывать во мне, я- - Ты неделю уже сидишь за решёткой и общаешься с американскими дурачками.

- Я ждал Вас.

- Чёрт, - чертыхнулся профессор, встал прошёлся взад-вперёд по камере, успокоился и спросил, - чего же ты ждёшь от меня?

- Я почему-то не смог решиться это сделать, со статуей-то. И не могу понять почему.

Профессор задумался и долго молчал.

- Слушай, езжай-ка ты в Россию и не баламуть воду в Америке. По сводкам, между прочим, за время твоих выходок в Hью-Йорке в пять раз увеличилось количество самоубийств. Ты дурью мучаешься, а они решили, что конец света скоро. А если тебе так уж приспичило - ну пусть, не знаю, ну пусть рабочий с колхозницей обнимутся и поцелуются что ли. Русские всё поймут. Только я не понимаю: зачем тебе это всё-таки надо?

- Хорошо, - на сей раз задумался Иванов, - если свобода - это свобода от выбора, от необходимости выбора, от необходимости вообще, разрыв причинно-следственных связей- Я хочу чуда.

Профессор помолчал, потом внимательно посмотрел на Иванова и спросил, несколько смущаясь:

- Овен по гороскопу?