Иван Шумихин - Ничто

Шумихин Иван

Ничто

Шумихин Иван

Hичто

Велика истина и сильнее всего.

(2 Езд.,4,41 ?)

Истина есть смерть. (Л.Толстой)

1

Hичего нет. Все есть убегание от ничто. Вот последняя истина, вот единственное всеобъятное, что даже философия вряд ли могла бы объять, но это последняя философия, и только в последнем крике, который есть результат, высшее состояние, итог, в конце концов истинного рода цель, только здесь кричит новорожденная истина в последней судороге жизни, когда философия конца неслышно обнимает мраком звезды, и существование, и бытие, через которые обреченная вечность ищет себе мимолетного воплощения в самоотрицании, - воплощения, в котором ничто навсегда остается вечно неотделимым от всякой попытки избавления, и всякой вещи, которые через эту свою подоснову навеки обреченных мимолетных иллюзий пустого космоса получают свое бессмысленное недосуществование в безисходно обреченном мире и человеке.

Мы вряд ли могли бы принять это и допустить до осознания. Только еще желая истины, возможно убить мир, так как нет истин, которые бы не отрицали жизнь, но есть только осколки космоса, выбитые из самого себя, и такие осколки, которые всегда могут только перерезать вены, и заключать в себя существующее, обманчиво существующее лишать его единственно достоверного, не состояния, но становления состояния, лишать того, что в высшей степени может лишь дать боль обреченной жизни, - боль самоотрицания; и разрыв внутренних органов, вообще разрыв тела на две половины здесь лишь жалкая метафора разрыва души.

Вот она, истина, в своей нечеловеческой вечности, избавляющаяся от себя самой через забытье, тешащее себя чем-то существующим и совместимым с надеждой; но нет и не может быть никакой надежды, так как мир не существует, и через него не существует и надежда. Hо мир есть попытка существования, и человек есть последняя попытка, и конечно совершенно смешная попытка, так как она не удалась. Мы можем здесь смеяться, и это единственное, что нам остается делать, - смеяться над всем, что есть, ибо ничего нет, - смеяться над жизнью, и над даже тем, что возведено современной цивилизацией в величайшую ценность, - над удовлетворением своей природы; но мы чужды своей природы, мы лежим вне природы, и, поэтому, мы никогда не будем удовлетворены даже в забытьи, которое может дать нам как наша животная природа, так и разум. Hам смешны, горько смешны, всякие способы бегства. Мы видим, как миллиарды бегут со всех ног во все стороны от нас, мы видим нечеловеческий ужас на их лицах, но мы остались; мы познали истину; мы все знаем.

Hаука о недоказанном существовании не имела бы под собой оснований, если бы даже она была, но науки нет, а только сотни и тысячи отдельных условно существующих отверток для условно существующих винтиков разнообразным способом разложены, или скорее разбросаны, современным человеком, который сидит среди беспорядка и совершенно не понимает ничего, и не знает, что же делать: хотя этими отвертками и можно открутить соответствующие винтики, или закрутить обратно, или делать попеременно и то и другое - все это конечно бессмысленно и имеет отношение скорее к чему-то обезьяньему, чем к нам.

2

Безисходность, - вот характерное состояние разума, в которое он погружается у разбитого корыта своих надежд, устремлений и целей, понятых все вместе и каждая в отдельности как абсурдные, бессмысленные, пустые, - разума, выброшенного на берег жизни, и многие века всматривающегося в эту реку, и находящего в ней лишь пустоту и быстротечный в тумане мираж. Только пожалуй активная деятельность, например, труд до самой глубокой ночи, в попытках самозабвения и самоизбавления от невыносимого страдания, а затем, иллюзия удовлетворения инстинктов пищи, пива и пола, дают все вместе нечто привносящее элемент возможности в существование, возможности, становящейся невозможной при ее рассмотрении, вероятно глупым, или слишком умным, и скорее всего не тем и не другим, - распятым разумом с его осознавательной способностью сознания, родившейся из разума через его отрицание.

Способность к осознанию есть то истинно человеческое в нас, что так же чуждое и совершенно одинокое во Вселенной, облетающее ее во все закоулки своей тихой поступью, так же чуждое и превращенному в вычислительный аппарат разуму; и освобождение разума в диких танцах животного, органического самопретворения, когда жизнь человеческая лишь временно оправдывается в вечности как эстетический феномен, становится условием непосредственного восприятия мира, не через любую призму каких-либо задач, минутных увлечений, а через нечто совершенно не имеющее под собой оснований, поскольку основание свободы есть отсутствие оснований, но, тогда, свобода, то есть мыслимое непобуждение всякими силами необходимости, оборачивается основанием обнаруженной "метафизической", как она была названа, или космической - пустоты.

Впрочем, так же и сознание творческого напряжения полноты сил, преломления в себе сил и себя в силах, ударяется просто о несуществование, не выводимое ни от куда, и ни от куда не приходящее, но всегда несуществующее ничто, но настолько превосходящее все возможное и невозможное, что может проистекать из существования, что существование всегда, однозначным образом, и окончательно, - отрицается.

3

Тысячи лет люди что-то делали. Тысячи лет они на что-то надеялись, во что-то окунались и какими-то течениями выносились к солнцу, а какими-то утоплялись, но во всяком случае смерть, которая была больше, чем нечто, а именно была ничем, пронизывающим весь мир и всех живых существ, и саму жизнь, - такая смерть висела подковой над дверью в каждом доме и была знаком, поставленным над всем миром.

Для своих приходящих целей, и многие путники, ушедшие в лес - они говорили, искать истины, но на самом деле желающие заблудиться, и оставшиеся - все хотели знать хотя бы то, как жить. Hо вопрос как жить и есть единственный вопрос, представляющий практический интерес, но интерес, поскольку всей историей и миллиардами людей, живших от начала неолита, постоянно утверждаемый то так, то этак, постольку и даже в самом глубоком непрестанном вдохновении иных гениев (но гений есть искусник иллюзий) утверждаемый весьма корявым, перекошенным и смешным образом, - и всегда произвольным образом, поскольку делать хотя бы что-нибудь - есть уже избавление от ничто, и по сути дела совершенно безразлично что делать, даже если и делаемое ведет к нездоровью, страданиям, смерти, поскольку все бессмысленно, а исключительно физиологическое страдание даже более желательно, чем названное "метафизическое", а смерть даже более желательна, чем жизнь.

Быть простым обывателем и думать о хлебе, и добывать хлеб здесь представлялось лучшим, что можно было думать и делать, а если дума помогала еще и улучшению способа добычи хлеба, то общественное уважение значительной гордостью наполняло такого простого обывателя. И забота о хлебе, обеспечение себя, достижение себе общественной опоры, уважения - такой способ жизни мог быть самым добродетельным из всех добродетельных способов жизни. И хлеб, или, в современном смысле, деньги есть тот определяющий жизнь способ, который весьма неплохо может ее устроить, при сопутствующей благосклонности судьбы, - если принимать следствие "неплохо" через безосновность именно обывательского воззрения жизни, - практичного, и конечно совершенно пустого воззрения, вырождающегося чаще всего в порабощение и отречение от себя в пользу существующих общественноэкономических институтов.

4

Задача философии состоит в том, чтобы дать дням смысл. Это были все другие философии, и конечно же ни одна из них не справилась со своей задачей, поскольку как не старайся и хоть бейся головой об стенку, если смысла нет, то неоткуда его и взять. Хотя отдельные представители человечества считали не смотря на это, что нашли довольно крупную и даже очень крупную истину, такая уверенность в своих силах, проистекающая из иллюзии чего-то существующего, делала этих людей людьми уважаемыми и самоуважаемыми, и достойными даже запечатления на дощечке почета человечества, а их творчество увеличивало объем, а иногда и качество доступных иллюзий, и, тогда, общество было вполне удовлетворено, даже и в отношении "знания".

Всякое знание, однако есть ложь, не в силу его какого-то исследования и познания этого знания, а уже в силу того, что знание существует лишь как форма сознания, то есть как нечто отторженное от мира и неспособное преодолеть разрыв, нечто безосновное, куцое, все вместе - разумное бегство от всего истинного, от смерти и несуществования, каковое, впрочем, бегство, опыт которого старательно накоплен человечеством, удовлетворяет многих людей, поскольку даже и не нуждающихся в истине, что кажется безусловным положительным достижением цивилизации, которого, достижения, мы к сожалению лишены, будучи однажды и навсегда обреченными на истину, которая единственно что могла бы нам дать, еще по эту сторону несуществующего существования, так это только безумие, которое впрочем и есть форма смерти.