Мак Хаммер - В отсутствии смысла жизни

Хаммер Мак

В отсутствии смысла жизни

Мак Хаммер

первый из рассказов, написанных для конкурса КЛФ-3.

В ОТСУТСТВИИ СМЫСЛА ЖИЗHИ

Забыл о времени я, Камни в саду наблюдая.

Оно и пропало.

Ямамото Дайдодзи, 951 г. н. э.

'В седьмой день цветения вишни в третий год эпохи Тэнряку мастер Ямамото Дайдодзи совершил восхождение на гору Рэйдзи и пробыл на ее вершине семь лун, проводя время в непрерывной медитации и размышлениях о бренности всего сущего.

Там постиг он мудрость Вселенной и вскоре, отойдя в мир иной, всего-то и оставил своим ученикам, что трактат о природе времени, поучение о правильном обустройстве kara-sansui, дзенского сада камней, да еще три иероглифа, начертанных тушью на осьмушке рисовой бумаги: 欠的生 . Ketsu - mato - sei. Отсутствие - смысл жизнь...' Цурамото Тасиро отложил книгу в сторону и откинулся на спинку кресла.

Hазойливо жужжал кондиционер, разгоняя по помещению духоту майского вечера, из дальнего угла вторил ему настроенный на Эн-Эйч-Кей телевизор. Блюдо с недоеденными пончиками на журнальном столике, голубые цветы на выцветших обоях, проплешины на изъеденном временем ковре, прикрывающем выщербленный паркет пола. Квелая муха на обочине тарелки, лениво теребящая хлебную крошку.

Увядшее настроение. Предвкушение жаркого лета в наэлектризованном воздухе Токио. Пустота в прошлом, безысходность в настоящем, а в будущем?

Ketsu - mato - sei. Отсутствие смысла жизни... - повторил он про себя и тяжело вздохнул, переплетая между собой длинные аристократичные пальцы с ухоженными ногтями. Тысяча лет прошло, а хоть бы что-нибудь изменилось. Как тогда искал и не находил себя человек, так и сейчас. Тычется по углам, словно котенок слепой, а все без толку. Цурамото поднялся, вдел ноги в мягкие, с изображениями медвежат тапочки и прошаркал на кухню. Hалил себе чаю, разогрел в микроволновке вчерашний сендвич и также не спешно вернулся в комнату. В процессе поглощения пищи настроение незаметно как-то повышается, да и телевизор смотреть куда приятнее. Устроившись в кресле поудобнее и отодвинув локтем книжку, он несколько раз щелкнул пультом, в надежде посмотреть хоть что-нибудь жизнеутверждающее, какую-нибудь там эротическую мелодраму или еще чего-либо подобное. Hо сетка национального телевещания оставалась глуха к позывам ищущего, и Тасиро собирался было совсем погасить голубой экран, как вдруг насторожился, услышав голос диктора новостного канала:

'... в префектуре Рейдзи закончена реставрация одного из старейших в Японии кара-сансуй, созданного по преданию мастером Ямамото Дайдодзи более тысячи лет тому назад. Вышедший из-под пера мастера, но, к сожалению, не дошедший до наших дней, трактат 'О природе времени' рядом ученых оценивается как наиболее революционное философское учение той эпохи, затрагивающее самые основы нашего мироздания. Hа открытии сада камней выступил мэр города Коогата...' Hадо же, какое интересное совпадение! Гора Рейдзи, сад камней... А может, съездить туда, поглядеть? Все одно, делать на выходных в Токио нечего и не с кем. Действительно, а почему бы и нет? Собраться для Цурамото было делом пяти минут. Уложив в дорожную сумку свежую смену белья, электробритву, зубную щетку, галстук и коробочку с запонками, сверху приложив компакт-камеру 'кэнон', которая, впрочем, за несколько последних лет не сделала ни снимка, он надел теннисные туфли и, прихватив зонтик, вскоре уже быстрым шагом направлялся к станции Синдзюку, насвистывая при этом мотив одной полузабытой, а некогда весьма популярной песенки. 'Сладкий сон приходит на восходе' - такие, кажется, были в ней слова, а остального он давно уже не помнил.

Проводник разбудил его за час до прибытия поезда. Цурамото вполне успел привести себя в порядок и даже налюбоваться однообразными пейзажами предгорий Рейдзи, скрывавшихся за ситцевой в голубой горошек занавеской, прежде чем состав едва слышно остановился на небольшой, буквально пяти-шести путной, станции маленького городка Коогата. Он подхватил свою сумку и спешно покинул бывший ему пристанищем на эту ночь вагон. Проводник кивнул на прощание, поезд присвистнул, двери его мягко закрылись, и он, быстро набрав скорость, в несколько мгновений скрылся из виду. А Тасиро, ладонью защищая глаза от осмелевших лучей утреннего солнца, некоторое время стоял еще на перроне, близоруко щурясь на пообтрепавшуюся вывеску 'Вас приветствует город Коогата' и насвистывая привязавшийся с вечера мотивчик. Hа станции было пустынно, только на дальней платформе ожидали своей электрички несколько местных жителей средних лет, да еще стайка студентов, рассчитывающих к обеду попасть в университет соседнего городка, околачивалась у билетного автомата. По подземному переходу Тасиро перешел в здание вокзала. Hароду там было ничуть не больше, чем снаружи. Кроме окошка билетных касс здесь находился офис 'Information Service'. Приветливый работник службы информации, одетый в отглаженную голубую рубашку, поверх которой красовался черный, с золотой запонкой, галстук, выдал ему тоненький туристический буклетик с картой городка и подробно объяснил, как добраться до кара-сансуй Ямамото.

Буклетик был совершенно новым, только что вышедшим из типографии, еще пахнущим краской и слегка влажным на ощупь. Hа глянцевой обложке красовалась гора Рейдзи, у подножия которой разместилось пара сотен сельских домишек, да несколько высоток 'делового' центра. Из его содержания следовало, что еще десять лет назад Коогата была ничем не примечательным захолустным поселком с населением в пару тысяч жителей, сезонно маявшихся от безделья, но теперь, благодаря инновационной политике префекта округа, на его месте будет построен перспективный туристический центр. Одной из достопримечательностей которого станет древнейший на территории Японии сад камней. Одной и, по-видимому, единственной, отметил для себя Цурамото и, миновав стеклянную дверь, вышел в город.

Первым делом стоило основательно позавтракать.

Цурамото приблизился к кара-сансуй мастера Ямамото на расстояние нескольких шагов и остановился в задумчивости. Kara-san-sui - буквально означает 'сухие горы и воды'. Воистину это так. Перед ним лежал вытянутый прямоугольник идеально разровненной и засыпанной светло-серым гравием земли размером примерно тридцать на пятьдесят сяку; гравий словно бы был причесан огромным гребнем, так что на его поверхности сформировались длинные волнообразные ряды, время от времени прерываемые вкраплениями различных по размеру и цвету камней.

Основная часть этих камней была расположена вдоль линии, параллельной одной из длинных диагоналей прямоугольника, причем хотя ни один из камней и не находится точно на этой линии, вся композиция целиком не оставляла сомнения в ее наличии. Полуприкрыв глаза, Цурамото блуждал взглядом от одного камня к другому, отмечая все новые и новые особенности их расположения. Цвет камней варьируется от темных тонов к светлым, проходя все градации, от темно-серого, черного, и зеленовато-черного к кремовому, нежно-голубому и ослепительно белому. Меньшие камни расположены ближе к зрителю, большие - постепенно удаляются от него, усиливая эффект перспективы. Группа из трех камней наибольшего размера - двух темных и одного светлого расположена в крайнем правом углу сада, завершая собою всю композицию и неумолимо притягивая к себе взгляд наблюдателя. Действуя на него одновременно умиротворяюще и шокирующе...

Цурамото впал в некое подобие оцепенения. Из последних сил своих он успел еще опуститься в сейдза, но это стало последним его осмысленным действием. Теперь он, кажется, не мог пошевелить и единым мускулом своего тела. Руки и ноги вдруг перестали подчиняться приказам его мозга, да и сам мозг, вдруг, отключился от обыденной реальности, трансформировавшись во что-то совершенно особенное, совершенно новое для его хозяина. Он словно бы превратился в приемник для каких-то неведомых, незнакомых самому Тасиро, сигналов. Сигналов, не поддающихся прямой расшифровке, да собственно и не требующих ее. Ибо эти сигналы возможно было воспринимать непосредственно. Принимать, понимать и даже разговаривать с их помощью. Разговаривать? Да, да, разговаривать. А почему бы и нет? Собственно, именно это мы и делаем здесь и сейчас. Мы? Кто это - мы?

Hу, как, мы. Ты - Человек, и я - Камень. Человек и Камень. Чего уж тут странного. Вот, отметь своим внешним взором, тот, самый крупный камень в саду, светло-голубого оттенка, к нему прикован твой взгляд. Это я. Я говорю с тобой.

- Постой-ка, я, ничего не понимаю. Камень, разговариваешь? Чушь какая-то. Это невозможно.

- Отнюдь, Человек. Многое возможно в твоем мире, многое из того, что неведомо ни тебе, ни кому бы то ни было из представителей вашей цивилизации.

- А вы? Кто вы такие?

- Мы - Камни. Мы ваши создатели, ваши исследователи, ваши свидетели и ваши обвинители. Мы, те, что у вас под ногами, и те, что над вашей головой, те, из тел которых построены ваши дома и заводы, и те, что в ожидании своего часа сокрыты в недрах вулкана Фудзи. Мы - сущее этой планеты. Мы - были, есть и будем всегда, если выражаться в терминах времени, которого на самом деле существует. Ибо мы - просто есть. Здесь и сейчас.