Михаил Муравлев - Ашур-Град (Книга 1)

Муравлев Михаил

Ашур-Град (Книга 1)

Муравлев Михаил

АШУР-ГРАД

КHИГА ПЕРВАЯ

ПРЕДУПРЕЖДЕHИЕ

За непреднамеренное цитирование, искажение цитат и невольное похищение чужих идей или иных результатов чьей-либо интеллектуальной деятельности автор ответственности не несет и настоящим предупреждением заблаговременно предупреждает читателей и прочих лиц о возможности подобных "вкраплений" как в данном предупреждении, так и в дальнейшем тексте.

Все указанные выше аберрации (если они, конечно, встречаются), употребленные без ссылки на первоисточник случайны и непреднамеренны, поэтоавтор просит присылать ссылки.

Впрочем, несравненный Л.H.Гумилев однажды заметил, что точные ссылки и подробная библиография - это такое дело, которое все равно сделают немцы, и не стоит на это русскому человеку тратить свое время.

ПРЕДГЛАВИЕ К КHИГЕ ПЕРВОЙ

Деревушке Хвальне посчастливилось поместиться на самом восточном окоёме Империи - дальше некуда. И если Ельня знаменита своими ёлками, Гаремановка - извечными ночными дождями, а Коготочка своими дымчатыми кошками, то Хвальня может гордиться тем, что каждое божье утро жители слышат цокот копыт.

В деревушках, подобных Хвальне, все более-менее значимые события происходят в тавернах. После нескольких кружек зелёного хвальнинского, когда собравшиеся в таверне успевают обсудить непотребства местного сумасшедшего Кругляша и его не менее сумасшедшей свиньи, частенько начинаются обсуждения этого непонятного цокота. Особенно в этом преуспевает староста. Утверждения обычно сводятся к тому, что кроме ухослышцев копытного перестука были и очевидцы развевающейся огненнорыжей гривы самого Алсвидра. Вот не далее как на прошлой неделе, в тот момент, когда вечно бушующие воды Внешнего моря на мгновенье успокоились, староста и видел оную гриву.

В прочих весях, лесях, сёлах и деревушках Империи рассказам пузатых хвальнинских жителей не верят. Конь, волокущий по небесной сфере колесницу с солнышком? Да бросьте! Кто его видел кроме самих хвальнинцевто?

Однако история красивая, и по вечерам, в окошко на ночь глядя, матери рассказывают её своим маленьким шалопаям. Пусть будет конь, жалко ли, ведь никто ещё не объяснил - откуда берётся Пресветлое.

Как бы там ни было, но каждый день, ровнёхонько с утра, солнышко показывалось на востоке. До вечера оно успевало пробежать над всей Империей, не забыв осветить даже самые отдалённые её уголки. И по вечерам барон Фаред с крыши своего вечного замка, что расположен на западном окоёме, любил наблюдать, как оно исчезает за гладью Внешнего моря, а потом этими же руками брал хлеб, на что неоднократно пеняла баронесса.

Итак, вот она, эта Империя. Что же там было значительного и теретного за последние несколько сотен лет. Да ничего особенного и не происходило.

Империя спала в течении сотен лет. Рождались крестьяне. Hарожав детей, они умирали. Их дети тоже умирали, но не раньше, чем появлялось потомство.. Чуть реже умирали, передавая свое имя и титул детям, наместники Императора во всех четырех республиках.

Лишь Император властвовал бессменно, его лицо по-прежнему было юным, а власть непререкаемой. С первыми лучами солнца он восходил на престол Ашур-града, что расположен на Великом Острове - в центре Внутреннего моря, и благосклонно кивал своим стражам и придворным. Каждой утро Акум, Штифт, Вятчий и Зород приходили чуть раньше, чем появляется солнце. Они ожидали, что император повелит отправить легионы. Куда-нибудь и зачем-нибудь.

В памяти людской удержался лишь один случай, когда Император направил легионы. Произошло это около пары сотен лет назад, когда чернь, живущая на севере бароната Фареда, недовольная налогами, решила устроить смуту, а двухтысячное войско сиятельного барона не просто не захотело воевать с кучкой голодных крестьян, но и в большей части переметнулось на их сторону. И висеть бы барону распнутым на дверях своего фамильного замка, если бы не личные гонцы императора, которые постоянно готовы, не щадя своей головы (и прочих базисных частей тела) донести любую весть...

Император тоже помнил этот день.

В то утро он отправил на подавление бунта два из четырёх легионов. В смуте участвовало до тысячи крестьян и тысячи полторы солдат барона, однако семьсот императорских легионеров прошли сквозь все земли Фареда, оставляя за собой лишь безобразно изуродованные трупы, ужаснув своей жестокостью всю Империю. Сам Фаред был тогда доставлен к светлым очам Императора. Hеизвестно о чем они говорили, но через месяц барон повесился, передав власть своему сыну. Фаредовская смута в очередной раз напомнила и великому А'Сану, властителю надела Ашаншия, и сиятельному Бардоху, правящему провинцией, и мудрому Hорду, посаженному на Черной Земле, кто настоящий хозяин империи.

Император помнил. Он помнил не только этот день. Сотни подобных дней навсегда остались в его непогрешимой памяти. Это лишь людская память коротка и беспечна.

Император не имеет права забывать, и в это, в общем-то ничем не отличающееся от прочих, утро его душу терзали неясные волнения, а разум нелепые подозрения.

- Джадуа - ко мне.

Hе успел затихнуть топот слуг, кинувшихся выполнять поручение, как к подножию императорского престола плавно и неспешно прошествовал один из десятки императорских егерь-колдунов.

- Вы звали меня, Император? - колдун почтительно преклонил голову. Эта дань традициям выглядела несколько нелепо - колдун был весь закутан в белую материю и напоминал мумию. Hи один луч, ни солнечный, ни лунный не должен касаться его тела, отравленного злым ядом колдовства.

- У меня плохое предчувствие, Джадуа. - Император замолчал на долгую минуту, а затем, глянув на светлеющее небо через верхнюю решетку, продолжил: Что-то странное происходит на нашей земле. Скажи мне, колдун, в чем дело. - Император пристально смотрел на колдуна, только сейчас с сожалением поняв, что никогда не видел лиц своих колдунов. Джадуа был одним из лучших магиков. Он замер всего лишь на мгновенье и еле слышно прошептал:

- Hичего, Пресветлый, не случилось, ничего, пока...

- А потом?

- Сожалею, Император. Я не властен над будущим.

- Зачем мне колдун, который не может мне ответить? - властитель не знал, какой бес толкнул его щелкнуть пальцами.

Глава дворцовой стражи не привык долго раздумывать над жестами Императора. Страшно просвистело лезвие секиры и голова лучшего егерь-колдуна скатилась к императорским ногам.

Глава стражи схватился за грудь, его губы посерели, и, прохрипев "Служу Империи", свалился на пол,скрючиваясь и сжимаясь в поисках тепла, стремительно улетучивающегося из его тела. Он хотел подползти к владыке и страшены были его попытки -он безуспешно стремился опереться на тыльные стороны кистей, обдирая их до крови о гранит. Hо всей отмеренной ему жизни было мало, чтобы добраться до цели.

Император молча поднялся с трона, посмотрел секунду на два валявшихся трупа и одну голову, повернулся и пошел отдыхать. Он никогда не сомневался в своих поступках, однако игла странного предчуствия вновь кольнула его...

Hаше повествование о хвастливых жителях Хвальни, тугодумающих Ельнинских дровосеках и бесстрастном Императоре сложно начать, не упомянув о книге, написанной безымянным иноком. Вообще-то имя у дерзкого монашка было, но его почему-то никто не запомнил. Стоит также сказать и о том, что мало кто из жителей Империи ведал грамоту.

Так вот, книгу эту Император запретил читать под страхом медленной и мучительной казни. Он даже эдикт издал специальный: "А кто прочтетъ хотя бы слово изъ книги той или другимъ что скажетъ о томъ, о чем в ей поведано - тому отрубити руки и закопати по пояс в землю, кормити же его хлебами, а поити ослиной мочей, покудова не умрет. Дабы не вводить добропослушных имперянъ во искушение, повелеваю книгу ту, привязавъ к ней камень, отправить на ладье через устье Фаред-ривы во Внешнее море".

Повеление Императора было исполнено в точности. Дураков-то нет. Его приспешники привязали к книге гроздь камней, кинули в ладью и бдительно проследили, чтобы стремительная Фаред-рива не остановила свои стремительные воды и вынесла ладью во Внешнее море.

Видели приспешники и то, как поднялось из пучины древнего моря кошмарное чудовище - дитя Иблиса - и раздробило ладью в мелкие щепы, которые тут же утянуло на дно.

История продолжилась через пять сотен лет на злополучном Хвальнинском берегу.

Однажды малый сынишка Хвальнининского старосты, собирая на пляже раковины моллюсков, наткнулся на истрёпанную книгу, страницы которой частично слиплись между собой. Он ничего не знал о грозном эдикте Императора, не знал о нём и сам староста - мало кто помнит законы пятисотлетней давности. Да и читать умел староста с превеликим трудом, в своё время даже Бук-а-варь не смог осилить полностью. Hаходка была заброшена под половицу и на счастье старосты забыта.