Доронин Алексеевич - 4. Поколение пепла

Аннотация:

События спустя год после войны. Покой уцелевшим из Подгорного только снится. Экспедиция на Урал в поисках таинственного убежища в горе Ямантау окажется самым простым из их испытаний. Гораздо труднее будет пройти по кровавым дорогам гражданской войны против бывших соотечественников из соседнего региона.

Выложено все, кроме эпилога

Доронин Алексей Алексеевич

Цикл «Черный день»

Книга 4. Поколение пепла (СИ)

   Пепел на рукаве старика --

   Пепел розового лепестка.

   Пыль, поднявшаяся столбом,

   Выдает разрушенный дом.

   Пыль, оседающая в груди,

   Твердит, что все позади,

   И не надо мечтать о звездах.

   Так умирает воздух.

   Потоп и засуха в свой черед

   Поражают глаза и рот,

   Мертвые воды, мертвый песок

   Ждут, что настанет срок.

   Тощая выжженная борозда

   Намекает на тщетность труда,

   Веселится, не веселя.

   Так умирает земля.

   Вода и огонь унаследуют нам,

   Городам, лугам, сорнякам.

   Вода и огонь презрят благодать,

   Которую мы не смогли принять

   Вода и огонь дадут завершенье

   Нами начатому разрушенью

   Храмов, статуй, икон.

   Так умрут вода и огонь.

   Томас Стернз Элиот, "Четыре квартета"

   Интермедия 1. Санация

   Первое, что он увидел, когда пришел в себя, было густым как кисель туманом. Тот, казалось, выползал из всех щелей и стелился по земле, сильно ограничивая видимость.

   Он пытался разглядеть за дымкой панельные дома Озерска, но не сумел. Лежа на рыхлом ковре из прелых листьев и валежника, старик перевел взгляд на небо. Оно было от края до края затянуто бурыми, песчаного цвета тучами, толстыми, как вдоволь насосавшиеся пиявки. Почему-то он был уверен, что такие же бесформенные, будто беременные, тучи висели и над городом атомщиков.

   Тут его вниманием снова завладел туман. Дед пытался понять, почему же тот ему так не нравится, и сообразил: на вид он казался теплым, почти как радиоактивный пар в реакторе.

   - Тьфу, зараза, - выругался старик. Все, кто его знал, удивились бы, услышав от него такое мягкое выражение. Но голова после удара гудела, как трансформаторная будка, и он чувствовал, что ни одно матерное слово не обладает нужной выразительностью.

   Хорошо же он приложился...

   Он попытался восстановить в памяти события сегодняшнего утра. Получилось не сразу, но постепенно картинка в голове сложилась.

   Все началось с того, как этим утром он сказал бабке, надевая болотные сапоги:

   "Зайца пойду бить".

   "Как бы он тебя не побил", - ответила она, подбоченясь.

   "Молчи ты, дура", - беззлобно бросил дед, не желая вступать в перепалку. Да, силы уже были не те, ну так и календари исправно отсчитывают месяцы и годы. И никакая ядерная война на это не повлияла.

   Но, несмотря на возраст, он легко прошагал те семь километров, которые отделяли их жилой район от объекта. Пока он шел, в пустом желудке противно урчало. Да, он не отказался бы от зайчатины. Зимой, еще в апреле, старик несколько раз видел здесь на снегу цепочки следов, и теперь ходил сюда всегда, когда были силы. Иногда удача ему улыбалась. Дважды ему удалось подстрелить лисицу и один раз тощего волка. И хотя их мясо тоже было условно съедобным, он предпочел бы что-нибудь другое.

   Мелкие хищники и те, кто может питаться чем угодно - это понятно. Но зайцы... Одно время он думал, что ему померещилось. Чем эта животина всю зиму питалась, когда кругом было ни травинки? Она что, как крот лапами снег рыла?

   Выходит, рыла, заключил дед. Иначе следы не появлялись бы снова по всей территории комбината и вокруг него. Но никогда - рядом с человеческим жильем. Значит, жили и плодились.

   Вышел старик рано утром, чтоб не попасться на глаза ребятам Валета. Иначе пришлось бы рассказывать, куда он идет, а потом, если привалит удача, еще и делиться. Но тот еще ничего. О своих заботится, хотя за неподчинение может и шкуру спустить. Гораздо хуже ваххабиты, мать их. Те отберут и добычу, и ружье, а могут и горло перерезать как курице.

   Он мог пройти и через главную проходную, но предпочел выбрать другой путь. Как человек, проработавший на объекте тридцать лет, он знал места, где можно попасть на него, не перелезая через стены с "колючкой".

   В час Ч он находился в центральной заводской лаборатории и уцелел, как и все те, кто в этот день не имели контакта с атмосферным воздухом и не вышли из герметичных помещений раньше времени. Всего около ста человек. Остальные умерли быстро и без мучений, будто у них внутри повернули рубильник. Город тоже задело краем. Будто кто-то прочертил окружность радиусом в десять километров с центром аккурат в административных корпусах "Маяка". Все, кто находился за ее пределами, не испытали никаких симптомов.

   Продукты из системы общественного питания Комбината и оружие подразделения внутренних войск, которое его охраняло, помогли им продержаться зиму. И все было нормально, пока не пришли бородатые. Похоже, аккурат перед войной кто-то обучал их, накачивал деньгами и оружием. Иначе они не сумели бы так воспользоваться неразберихой после атомных ударов и превратиться в армию в две тысячи штыков.

   Город быстро ветшал, но корпуса Комбината стояли, как намертво вбитые в землю. Только сорняки начинали пробиваться здесь и там, прорастая уже через трещины в асфальте. Еще через пять лет прорастут и через бетон.

   Он смотрел на безликие бетонные корпуса, на стрелы кранов над недостроенным блоком, где должны были размещаться новые печи остекловывания. Лет за десять они сумели бы перевести все отходы в относительно безопасное состояние. Но именно этих лет им не дали.

   Несмотря на скрытую за бетоном и нержавеющей сталью смертью, в этом месте старик чувствовал себя в безопасности. Уж точно в большей, чем там, где встречались любители резать пленникам головы.

   Люди сюда ходили редко, а зверям это было и надо. Радиационный фон в этой части комбината был таким же, как, в Челябинске, Москве или Санкт-Петербурге. До войны, естественно.

   Вот рядом с озером Кызылташ, вокруг "Старого болота" и водоемов для сбора жидких отходов - там появляться не стоило, и кушать дары леса, если все-таки что-нибудь вырастет по берегам, не следовало. Но звери, они не такие уж дураки, и воду из подземных источников там, где это опасно, они в основном не пьют.

   В оптическом прицеле дед разглядел еще одну коробку из железобетонных плит, которая выросла всего пару лет назад. Это было новое хранилище делящихся материалов.

   Когда-то подобное планировали построить на Кольском полуострове - так удобнее было бы обслуживать атомные подлодки. Но потом было решено перенести строительство в Восточную Сибирь. Может, ссориться с соседями не захотели. В результате было возведено "сухое" хранилище отработанного ядерного топлива на Горно-химическом комбинате в городе Железногорске, под Красноярском. И к концу 2011 года оно было без особой торжественности введено в эксплуатацию. Еще бы, было это как раз после японского "Чернобыля", да и в стране было полно желающих ухватиться за эту тему и поднять шум. К 2015 году там уже "хранилось" отходов на сто Чернобылей. Но два года назад почему-то оказалось, что и этого недостаточно, и позарез необходимо возвести еще одно хранилище.

   Старик не знал, кому и как пришла в голову идея построить на знаменитом "Маяке" рядом с городом Озерском еще одно хранилище бассейнового типа. То есть такое, где отходы хранятся в жидком состоянии, но на порядок крупнее прежнего. Может, главе Росатома, а может и кому повыше. Этим сразу убивалось несколько зайцев - и инфраструктура с кадрами под рукой, и с логистикой и обеспечением безопасности проблем меньше, чем под Красноярском. Да и визга со стороны экологов было не так много. В прессе это обозвали "модернизацией" уже имеющегося хранилища. А раз так, это было в русле процессов в модернизируемой стране.

   То, что было построено, было дешево, на этом его сильные стороны заканчивались. Но поскольку мировая атомная энергетика оправилась после Фукусимского нокаута, складирование отходов должно было принести прибыль. Одно время в Европе АЭС закрывались одна за другой, но зловещий "Oil Peak" оказался не выдумкой, а верующих в абиотическую нефть реальность постепенно заставляла протрезветь. Человечеству волей-неволей приходилось обращать свои взоры к капризному атому.

   Внезапно старик остановился и напряг зрение. Он увидел ободранную кору на одном из молодых деревьев, посаженных здесь по программе рекультивации земель. И у самых корней отпечатались в мягкой земле следы, но не заячьи.

   Сердце забилось чаще, руки сжали ружье. Охотник знал, что упорство всегда бывает вознаграждено. И совсем не удивился, когда всего через десять минут увидел и самого парнокопытного гостя. Ковыряя копытцами землю и брезгливо втягивая ноздрями воздух, возле железных бочек из-под мазута стоял годовалый олененок.