Костер и Саламандра. Книга первая - Максим Андреевич Далин
— Ну да, — сказала я. — Эгмонд был ж-жгучим брюнетом, Ленора — прямо вороной. Государь Гелхард тоже был темноволосым? Я видела его совсем седым уже…
— У государя Гелхарда, который теперь будет Гелхардом Старшим, волосы напоминали цветом ореховое дерево, — сказала Виллемина. — Насколько я помню, в доме Путеводной Звезды по мужской линии не было ярких блондинов. Зато мои предки — светловолосые мужчины. Папенька казался седым с юности. У малыша такие же белёсые волосы.
— Всё это пустяки, — хмыкнул Олгрен. — Ты интересовался, Валор, бывало ли такое раньше? Ха! Ничто не ново в нашем лучшем из миров. Хотя я бы сказал, что тёмная государыня действовала более продуманно, чем её предшественницы. Обычно королевы, у которых случались неудачи с потомством, обзаводились младенцами мужского пола более… кхм… природными способами. Но было дело, когда единственный сын Ормуда Жестокого и Хадоры неосторожно подцепил горячку — месяца на два был старше, чем мессир Гелхард Младший. И Ормуд — уж видно, знал, что делает, если сделал — приказал подменить мёртвого младенчика его молочным братом. А кормилица не иначе как с горя умерла.
— Ужасно, — вздохнула Виллемина, покачивая задремавшего младенца. — Но я никогда не слышала этой истории, она меня удивляет. Я припоминаю, что Ормуд был впрямь жесток, как демон, недоверчив, как ласка, и ревнив…
— И бесплоден, как пустая ракушка, — сказал Олгрен довольно циничным тоном. — Проверял основательно, знал об этом точно. Позволил Данору Светломысскому обрюхатить королеву — простите, дамы, — и тут же его казнил за измену, ага. Так что один чужой младенец, другой чужой младенец — это для Ормуда роли не играло. Он надеялся воспитать из кого угодно своего наследника — и преуспел. В летописи это не попало, но у вампиров долгая память. Мой друг, Рельмуд Синеостровский, был при его дворе лейб-медиком и алхимиком, и Дар у него был неплохой, хоть он и не хвастался им особо…
— Кошмар, точно, — сказала я.
— Наша тёмная государыня сравнительно со многими светлыми — чистый ангел, — ухмыльнулся Олгрен.
Мессир Гелхард Младший тем временем уже крепко уснул у Виллемины на руках. Не проснулся даже, когда мы развернули одеяльце. Ну да, шесть сосков. Может, и сильное клеймо, но выглядит скорее забавно. Вильма тут же закутала малыша снова.
— Вдруг он озябнет, — и прижала его к себе. — Так не хочется отдавать… Ничего, принц Гелхард, вы уже скоро родитесь — и останетесь с маменькой.
Смотреть было удивительно.
— Ты так любишь детей? — сказала я. Улыбалась: не столько смешно, сколько трогательно.
— Королеве полагается иметь детей, — сказала Виллемина. — А я думала, что их у меня никогда не будет. Эти мысли в прошлом — и я рада. В Прибережье всё хорошо: у нас есть наследник, хороший наследник. Мы всё сделали правильно, дорогая Карла.
* * *
В ту ночь Виллемина, по-моему, согласилась бы «родить» хоть сию секунду. Хотя бы для того, чтобы принц был поблизости — и в большей безопасности.
— Будь он принцем от природы, — говорила она мне, когда Олгрен отнёс младенца назад и мы ушли в спальню, — был бы со мной. И на душе у меня было бы куда спокойнее.
— Зато на моей душе спокойно, — сказала я, — что ты не умрёшь от родов. Бывает, знаешь ли. Ты такая худенькая…
— И ты права, дорогая, — отвечала Виллемина. — Всё это пустяки. Я просто устала.
К утру она уже казалась прежней… но, я думаю, теперь всерьёз беспокоилась ещё и о ребёнке. А события поднимались штормовыми волнами — и рушились на наше побережье с грохотом, к которому мне было никак не привыкнуть.
И не одной мне, кажется.
Вечные светские бездельники, которые делали Вильме визиты после завтрака, уже не казались такими красивенькими и весёленькими, какими были ещё осенью. Напряжение чувствовалось, какое-то предгрозовое удушье. И болтали о новостях. О том, что ад вроде покинул Девятиозерье молитвами Преосвященного Святой Земли, что там теперь сплошная благость, — а жители благого места удирают к нам через границу. О том, что в море нашим кораблям не разминуться с броненосцами Трёх Островов, что торговый пароход «Святая Гестия» пропал без вести вместе с шерстью, сукном и деревянным маслом из Запроливья, что лёд на побережье взламывается на диво рано — и непонятно, хорошая или плохая это примета.
Мессир Артол, записной бездельник, которого, как мы с Вильмой были уверены, вообще ничего не интересовало, кроме охоты, вина и игры в фишки-шарики, внезапно подарил жандармерии тридцать щенков-зайцеловок со своей роскошной псарни. Ничего так подарок: собачки хорошие, дорогие — а сын Артола служит в гвардии. Всё логично.
И уже перед самым полнолунием к нам прибыл с визитом посол островитян. Не кто-либо там, а целый адмирал Раун из дома Северного Ветра. Мне хотелось хоть одним глазком посмотреть: островной адмирал — настолько же эффектная зараза, как Олгрен? И я посмотрела, конечно.
До Олгрена Раун не дотягивал, но старался. Носил прекрасные рыжие бакенбарды, морда лица у него выглядела как выветренный красноватый камень, и всё остальное тоже, видимо, было гранитное, потому что мундир сидел, как на скале. И он несколько секунд после приветствия смотрел на Виллемину, будто не очень понимал, как к ней подступиться.
А Вильма заулыбалась, предложила Рауну сесть, предложила кавойе с ромом и апельсиновым соком, спросила, тяжела ли была морская дорога.
— Говорят, там, в море, в эту пору волны поднимаются с пятиэтажный дом — правда ли это, прекрасный мессир? — и сделала испуганные глаза.
Он даже улыбнулся — камень трещину дал:
— Штормит, государыня. Изрядно штормит, да и плавучие льды… Но что нам, солёным селёдкам! Мы, государыня, как и вы, жители побережья, живём морем.
Потихоньку разговорился. Вот честное слово, лучше бы прислали того, что видел женщин хоть иногда! Этого солёного сельдя здорово смущала Виллемина, — она и погибче него народ смущала — и у него просто мачты трещали и гнулись, когда он пытался как-то провести разговор. Не рассчитаны морские вояки на таких сухопутных лисичек, как Вильма.
Но островитяне прислали адмирала, потому что имели в виду военно-морские дела.
— Государь Жангор был другом покойного государя Гелхарда, — выдал Раун в конце концов. — Они вместе создавали Южный Морской путь. Мы ведь всегда были согласны в том, что путь на Юг — это
