Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
- Двести талеров выдам вам на расходы.
- Двести? – переспросила супруга. Эта сумма ей понравилось. В глазах слёзы исчезли сразу, и появились всякие масли на тот счёт, что бы ей купить на эти деньги.
- Сто пятьдесят тратьте как вам вздумается, а пятьдесят оставьте. Это на платье и туфли для приёмов, я их сам вам в столице подберу.
- Что же, по-вашему, я и платья хорошего сама себе не подберу? – снова надувала губы Элеонора Августа.
- Подберёте, конечно, - говорит ей супруг, успевает сказать Гюнтеру, что закончил с выдачей лекарств: - Бумагу и чернила принеси, - и опять жене: - Но хорошее платье, чтобы в свет выходить, купим вам на мой вкус.
И опять строптивая жена хочет ему что-то сказать, но опять барон ей не даёт:
- Да, ещё… Монашку свою вы с собой хотите взять, как и детей, тогда поедем на двух каретах, ибо в дороге вы все меня лишите рассудка; а ещё возьмите Марию и несколько слуг. Дом наш в Вильбурге грязью порос, надо бы его привести в подобающий порядок, вдруг кого принять придётся.
Ах да, ещё и дом… Снова баронесса унеслась мыслями в столицу земли Ребенрее. И больше укорять в чём-то супруга или спорить с ним не собиралась, а ушла на кухню. Видно, решила что-то обсудить с Марией.
И только теперь Гюнтер принёс своему господину писчие принадлежности, и тот взял перо в руку и осмотрел его на предмет: хорошо ли оно зачищено.
«Скоро в перьях стану разбираться не хуже писаря какого».
И после принялся писать, а писал он фогту Фринланда господину Райслеру второе письмо. Оно было недлинным, и если отбросить пожелания здоровья и прочее, что пишут в письмах люди, выглядело оно так:
«Рад сообщить вам, мой глубокоуважаемый друг, что офицеры на это дело уже назначены, а отряд уже собирается. Сам я по делам отправляюсь в столицу, но по возращении надеюсь вас порадовать вестями добрыми. Людей на дело розыска разбойника я назначил хороших, умных, думаю, что Ульберту Вепрю от них не уйти. И примите от меня небольшой подарок, надеюсь, супругу вашу он порадует».
А в подарок фогту барон предназначил блюдо из посуды, отнятой у колдунов Тельвисов, как раз то самое, что приглянулось его супруге.
Блюдо и вправду выглядело роскошно. Может, ко столу герцога Ребенрее такое и не подали бы, так как курфюрст посчитал бы его позолоту присущей сословию купеческому, но многим другим оно должно было нравиться. И Волков надеялся, что фогт его подарок оценит… так как на господина Райслера с недавних пор у барона были кое-какие планы.
***
Собрать семью в дорогу было не проще, чем собрать крепкий отряд в поход. Тут ему ни Брюнхвальд, ни Дорфус не помогали, а жена и сыновья только мешали. Суета, крики, споры длились, как ему казалось, бесконечно. А сколько всего нужного надо было взять с собой, и это помимо его багажа и серебряной посуды! Только слуг баронесса взяла восемь человек, не считая Марии и монахини. А ещё затеяли в дорогу большую стряпню.
- Дождётесь: вот приедете, а горожане уже ворота закрыли, – предупреждал супругу генерал, глядя на суету сборов.
- Ну, еду же в дорогу взять надо? – с упрёком высказывала ему жена. – Не в трактирах же придорожных детей кормить. От тамошней еды и взрослый помереть может.
Волков качал головой, он уже не рад был, что решил взять жену и детей в такую дальнюю дорогу. Но как бы там ни было, вещи были собраны, кареты проверены, слуги переодеты в чистую одежду.
Выехали наконец. Как ни сопротивлялся генерал, но одного из сыновей в свою карету ему взять пришлось, и, подумав, он взял с собой среднего своего сына. Менее горластого Генриха Альберта.
- Хайнц… Надеюсь, вы будете вести себя спокойно, иначе я пересажу вас к матери, – предупредил барон среднего сына, подсаживая его на ступеньки кареты.
- Я буду тихо ехать, батюшка, - заверял его тот и не обманул. До самого Малена отцу нечем было его попрекнуть, хотя мальчик не давал ему покоя своими расспросами. И, конечно же, интересовали ребёнка приключения отца. И тот, нехотя, в который уже раз стал вспоминать схватку на болоте в Рютте. Сын же перебрался к нему и прижимался к отцу; и слушал, не произнося ни слова. А вскоре и уснул.
Но всё равно сборы затянулись, и чтобы поспеть до закрытия ворот, телеги с вещами и слугами пришлось бросить, оставив с ними главным Кляйбера. А с фон Готтом, шестью людьми охраны, женой и сыновьями он поспешил в Мален, чтобы переночевать у Кёршнеров. А утром поехать дальше.
***
А родственник за поздним ужином порадовал его вестью, что новый сенатор Виллегунд этим днём приступил к своим обязанностям. Прежний сенатор, что поставлен был Гейзенбергом, ушёл без склок и ругани. А против Виллегунда никто и высказаться не смел, а наоборот, все остальные сенаторы его приветствовали дружески.
«Ну, что же они думали – что я сразу устрою в городе резню с пушечной стрельбой, и тем только разозлю герцога?».
Нет-нет, для начала он хотел укрепить своё положение в городе, и это ему удалось, потом барон намеревался съездить к герцогу, посмотреть на его настроение, поговорить с ним, и уже потом…
- Да, ещё вам хотел сказать… - продолжал Кёршнер, но уже не так радостно, как начинал.
- И что же, друг мой? – Волков сразу заметил эту перемену в тоне.
- Дворец графа… - стал объяснять хозяин дома. – Он совсем опустошён.
- Опустошён?
- Гезйнебреги, что там проживали, всё оттуда вывезли, мебели никакой там нет, слуг выгнали… Мне один мой приказчик, что живёт неподалёку от дворца, сказывал нынче, что они даже обивку со стен отодрали, и двери ещё сняли… Двери там хорошие были, красивые…
Да, двери там действительно были красивые. Генерал сидел, глядя на родственника в недоумении: даже двери сняли?
Баронесса же, как и хозяйка дома, и слова не произносила; что же ей было говорить, она лишь косилась на мужа: как бы не осерчал. И
