Наследники Скорби - Алёна Артёмовна Харитонова
— Ты иди в избу, Звана, — мягко сказала ей Лесана. — Иди. Умойся, ребят успокой. Не бойтесь.
Женщина отстала, горько всхлипывая.
В клети было темно и пахло смердящей плотью. Влес лежал на меховом одеяле и беззвучно шевелил губами, глядя куда-то в пустоту. Тамир склонился над мужиком и покачал головой:
— Рука почернела…
По очереди Осененные осматривали сельчанина, а тот в бредовом забытьи что-то шептал, куда-то торопился.
— Настойки и припарки уже не помогут. Потеряли мужика, — сказал колдун и полез в заплечник.
— Стой, — Лесана удержала его. — Если упокоишь, то на зов Серого он уже не выйдет.
— Вот и славно.
— Нет. Не славно. Зачем нам стаю отпускать? Пускай обращается. Они выйдут к деревне. И он их впустит.
Колдун пристально смотрел на собеседницу. Наконец, отодвинул заплечник в сторону и, усевшись на пол, спросил:
— Что делать хочешь?
Девушка посмотрела на мечущегося Влеса и начала говорить.
***
Лесана сидела на сушилах, вглядываясь в ночь. Надежды не оправдались. С приходом сумерек снова начался дождь. И темнота стояла — хоть глаз коли. Хорошо, если непогода в ливень не перейдет. Если же перейдет — вовсе замаешься.
Передок Влесова сеновала пришлось разобрать. Сено сдвинули подальше, чтобы уберечь, но какая-то часть все одно мокла под дождем. Жалко. А ничего не поделаешь. Рыдающую же Звану с малышами спровадили ночевать в дом к мужнину брату. Так оно спокойнее.
Девушка нащупала справа от себя лежащую на тряпице краюху хлеба, откусила, не отрывая взгляда от волглого мрака, пожевала, снова пошарила рукой впотьмах, нашла кринку, отпила молока. Хуже нет — ждать и догонять. В сон-то, вроде, не клонит, а сидеть тошно. Скорей бы уж. В груди, будто холодный скользкий червячок шевельнулся. Не страх, но сердце колотится, и тело томится быть в покое.
Ничего. Долго они не…
Порыв ветра вместе с шелестом дождя донес со стороны леса протяжный волчий вой. Ну, вот и все.
Внизу хлопнули ворота. Влес вышел. Лесана считала. До тына ему сто четырнадцать шагов. Один, два, три… Обережница нашарила слева от себя налуч, поднялась на ноги. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Достала лук, достала тетиву. Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять. Накинула петлю на костяной наконечник, согнула упругие плечи, накинула вторую. Проверила — надежно ли? Сорок, сорок один, сорок два… Открыла тулы со стрелами. Всего их было три, два ее — Лесаниных запасов, с собой привезенные, а третий — наскребла по стрелке со всей веси. Самые лучшие отобрала. Девушка приласкала кончиками пальцев оперенье, выудила стрелу. Семьдесят три, семьдесят четыре… Поторопилась. Ну да ладно.
Она продолжала считать, хотя нужды в этом уже не было.
Звук открывающихся ворот девушка за шумом дождя не услышала, но миг, когда стая ворвалась в деревню, уловила сразу же. Раскатистый рык, вой — все ближе и ближе. Они еще не понимают, почему улицы пусты. Еще надеются на легкую поживу…
Тамир стоял за воротами крайнего двора. Дождь стекал с кожаного плаща. Колдун уже измаялся переминаться в луже и ждал треклятую стаю, как влюбленный жених свадебной ночи. Когда ворота заскрипели и волколаки хлынули в деревню, он перетерпел не менее десяти счетов, а потом полоснул себя по ладони, дернул калитку и, выступив из-под защиты стен ровно на полшага, замкнул обережную черту. Кругом это уродище язык не поворачивался назвать.
Накануне, уже в вечерних сумерках наузник на карачках обполз деревню, чертя ножом и щедро проливая Дар. Шел от ворот, а дальше поперед изб — шепча и кропя кровью. Получился внутри деревенского тына неровный и незамкнутый обережный круг, восемьдесят на девяносто шагов. Чтобы первые успели забежать, а последние еще не поняли, что впереди ловушка.
Силу отдать пришлось немалую. На обычную черту Дара уходила — капля. Здесь же пришлось лить его полноводной рекой, чтобы резы держали защиту столько оборотов, сколько потребуется.
Вышло более шести. И теперь, когда колдун замкнул круг, зверью неуда было деться. Тамир поспешно отступил под защиту ворот, захлопнул калитку, задвинул засов. Мало ли. Вдругорядь мог и проглядеть кого отставшего, тогда уж не взыщи, коли бросится, Лесана выручить не поспеет.
По спине стекали капли липкого пота. Круг он затворил. И лишь теперь понял, каких сил это стоило. Если же добавить еще и наузы от волколачьего зова, которые колдун плел весь день ровно по числу жителей веси…
Тамир понимал, что надо поспешать, торопиться, но перед глазами все поплыло, и он на несколько мгновений застыл, прижавшись леденеющими ладонями к мокрой створке ворот. Эк, его развезло-то…
Ноги казались непослушными, руки неловкими. Превозмогая себя, колдун повернулся вправо и отбросил в сторону рогожку, под которой на старой скамье лежал лук в налучи, три стрелы, обмотанные промасленной ветошью, и горшок с углями.
Обережник сбросил с горшка крышку. Ладони приласкало жаром. Хорошо. Он натянул тетиву, хотя ослабшие руки справились с этой задачей не с первого и даже не со второго раза. Подхватил стрелу, ткнул ею в угли, подождал, пока тряпье займется, распахнул калитку и, уповая на удачу, выстрелил.
Огненная черта просияла во мраке. Глухо стукнул наконечник, вонзившись в дерево. Попал. Да и хорош бы был — промазать с двадцати шагов. Резвое пламя побежало вверх. Вторую стрелу пускать проще. Оно, собственно и незачем уже, но, пусть. Наверняка зато.
Снова затворил калитку. Снова взял стрелу, ткнул в горшок, подождал, покуда разгорится, снова вышел из-под защиты ворот. Выстрелил.
Вторая стрела улетела вслед за первой. После этого колдун вернулся обратно на двор. Хотелось опуститься на скамейку, прикрыть глаза и сидеть так, наплевав на дождь, холод и вымокшие ноги. Нельзя. Утром отдохнет. Погреется в бане. Поест. Выспится. Нет, сперва выспится. Потом уж поест. А баня вообще дело десятое.
Так он думал, вслушиваясь в сырую непроглядную ночь, туда, где свирепо рычало и выло… А потом подхватил лук и забрался на сеновал. Бросил стрелу к тетиве и замер, глядя на мечущиеся внизу тени. Он отдохнет. Просто позже. А сейчас не до того.
Лесана прислушивалась.
