Год Свиньи - Глеб Петров
***
Да кому это может быть интересно? Я шел по улице и перебирал в голове мысли.
Покаяние так и не приходило. Внутри лишь бешено колотилось сердце и несмотря на ужасно холодную погоду со лба капал пот. Наверное, о себе давали знать отходняки от лекарств.
И вот на горизонте замаячил мой дом. Я перешел дорогу и поднялся на седьмой этаж. В окнах не горел свет. Открыв дверь, я ощутил неприятный запах плесени. Здесь никого не было, причем очень давно. Я зашел на кухню. Включил свет. И воспоминания с новой силой ударили мне в голову.
Гнев
Хватит пиздеть, потому что с годами
город съёживается,
становится меньше… (Леха Никонов «Хватит пиздеть»)
Утро воскресенья. Самое х*** утро в мире. Особенно, когда ты на ватных ногах в районе 6 утра врываешься домой, а потом где-то через пару часов идешь на прогулку с дочерью.
Я обычно ложусь на диван, потому что до спальни дойти не могу. Скидываю обувь, куртку, штаны, если получается, и ложусь. А утром ко мне подбегает моя девочка и говорит тихим голосом:
«Папа, папа».
«Что, моя девочка?» — я с огромным трудом открываю глаза.
«Папа, дай мне моего зайчика…».
«Зайчика?»
Я приподнимаю голову и понимаю, что лежу на нем. Она тихо его берет, целует меня в щёку и убегает. Какая же я свинья.
В дверях слышу скрежет ключей, это что-то вроде негласного призыва гулять. Я поднимаюсь, надеваю куртку, натягиваю шапку, кеды и вываливаюсь на улицу.
Погода отвратительная, дома серые, дворы грязные. Безвкусно одетые мужики таскают из одного гаража в другой гараж какую-то х***, бабы заполняют продуктовые магазины, старухи отсиживают дряхлые задницы на лавках, дети копошатся в говне, их родители выплачивают ипотеку и среди всего этого абсурда мы идем в парк.
«Ты не хочешь немного повести коляску?» — спрашивает меня жена.
«Хочу. Но не могу».
Каждое моё движение на счету. Мне тяжело идти, но я иду, я с трудом говорю, чтобы не разукрасить в яркие цвета вчерашнего вечера эту улицу. Пот стекает по лицу, сердце бешено бьется в груди, я сажусь на лавочку в парке и делаю большой глоток Ред Булла. На миг становится немного лучше.
Парк переполнен прилежными отцами, которые играют со своими детьми, придумывают разные истории, бегают, прыгают, предлагают неплохо провести время!
«А теперь мой мальчик, мы немножко покачаемся на качельке, пойдем домой и будем кушать вишневый торт!»
«Ура! А мама с нами?!»
«Конечно!»
Идите на х***! Просто идите на х***! Проносится в моей голове. А мамаше твоей, мальчуган, нужно нести свою задницу в тренажерный зал, а не жрать торты! Да и тебе, мудила, пора бы затарить новые шмотки, а то выглядишь как обсос!
«Папочка, папочка!»
«Что, моя девочка?»
«Папа, покачай меня!»
«Прости, малыш, но не сегодня».
«Почему?»
«Папочке очень плохо!»
И мою девочку качает мама. Я добиваю свой Ред Булл. Подхожу к качели и виновато говорю: «Извини!»
Что я еще могу сказать? И вроде бы все становится хорошо, микроклимат в семье идет на улучшение, мое похмелье покидает меня, но какой-то щенок подходит к моей девочке и толкает её.
Я подзываю его к себе: «Послушай меня. Если еще раз подойдешь к моей дочери, я твои ноги оторву, понял?»
«Понял»
«А теперь с***!»
Сегодня он обижает детей, а завтра потрошит кооператоров, переворачивает ларьки и вывозит в леса трупы людей. Таких пиздюков нужно мониторить с детства. В противном случае они будут находить друг друга, пересматривать сериал «Бригада», кооперироваться в мелкие ОПГ, ждать «ох***» режима и творить беспредел. Так что в этом случае лет через пятнадцать вы мне еще скажете спасибо.
Поэтому, если у вас есть возможность давить проблему в зачаточной стадии, делайте это!
Я ни в коем случае не призываю бить детей! Я говорю о мере наказания и справедливости! Помните, что, если не кормить собственного пса, рано или поздно он сожрет именно вас.
Мы приходим домой, на обед запекается моя любимая форель в фольге. Дочь смотрит «В поисках Дорри». Я открываю окно и смотрю во двор. Там ничего нового. И вот этот выходной день через 6 часов подойдёт к концу. Начнется рабочая неделя. Рой проблем вырвется наружу, и… Рубашка, брюки, пиджак и прочий офисный шмот весит на плечиках. Мобила заряжается. За окном вечереет.
Мы садимся ужинать, моя девочка подбегает ко мне:
«Папа, папа!»
«Да, малышка?»
«А что ты ешь?»
«Дорри!»
«Мама! Папа ест Дорри!»
«Не плачь, малышка! Папа шутит!»
***
Достигнув дверей, прежде недоступных для меня — словно вся сила, раньше возбранявшая мне, теперь расчищала мне путь, — я вошла без труда и, оказавшись внутри святого места, сподобилась воззреть на животворящий Крест, и увидела Тайны Божии, увидела, как принимает покаяние Господь.
Пала я ниц и, поклонившись этой святой земле, побежала, несчастная, к выходу, спеша к моей Поручительнице. Возвращаюсь на то место, где я подписала грамоту своего обета.
И, преклонив колена перед Приснодевой-Богородицей, обратилась к Ней с такими словами: — «О милосердая Госпожа. Ты показала на мне Свое человеколюбие. Ты не отвергла моления недостойной. Видела я славу, которой по справедливости не видим мы, несчастные. Слава Богу, принимающему через
Тебя покаяние грешников.
О чем мне, грешной, еще вспомнить или сказать? Время, Госпожа, исполнить мой обет, согласно с Твоим поручительством. Ныне веди, куда повелишь. Ныне будь мне учительницей спасения, веди меня за руку по пути покаяния».
— При этих словах я услышала голос с высоты: — «Если перейдешь Иордан, найдешь славное упокоение». Услышав тот голос и поверив, что он раздался для меня, я заплакала и воскликнула к Богородице: —
