Переходы - Алекс Ландрагин
О смерти Артопулоса я узнала из газет в следующем, тысяча девятьсот двадцать третьем году. Его тоже похоронили в склепе Бодлеровского общества, хотя на сей раз у меня и мысли не возникло явиться на похороны. Я не сомневалась, что до смерти он совершил переход, так что для меня не стало сюрпризом, когда немного позже я выяснила, что пост президента Общества заняла Габриэль Шанель, несмотря на то что вступила в него совсем недавно. Мне долго пришлось ждать подтверждения того, что он действительно перешел в ее тело, почти десятилетие, но все прояснилось, когда в Венсенском лесу был обнаружен труп одного бельгийского промышленника с вырезанными глазами. Он был собирателем книг и приехал в Париж приобрести ранее неизвестную рукопись Бодлера. Я знала, что в теле этой женщины живет душа Жубера — и Жубер продолжает меня преследовать.
Жизнь я нынче веду тихую. Предпочитаю тьму свету, ночь дню, подземелья земной поверхности. Знакомств избегаю, у меня есть единственный друг — тот певец, которого ты видел в «Шахерезаде». Сама я работаю там подавальщицей. Ни в одной из предыдущих жизней не была я так одинока. Иноща смотрю, как мимо проходят люди, и мечтаю жить, как они, — с твердой уверенностью в собственной смертности.
После последнего перехода меня как никогда раньше одолевают воспоминания. Всякое место напоминает о другом или о себе же, но в иные времена, или о нескольких местах сразу. Каждый запах приводит на ум другие запахи, каждая мелодия — другие песни. Вкус любого питья, любой пищи немедленно переносит в иные времена и земли. Слово, лицо, птичья трель, облачко — и я падаю в иные миры. Возможно, у памяти есть естественные пределы, достигнув которых она уже не в состоянии нести бремя всех былых воспоминаний.
Порой мне хочется стать такой, как ты, Коаху. Вот бы и я обладала способностью забывать. Я живу в седьмом своем теле. Надеюсь, оно станет последним. Каждый переход добавляет воспоминаний за целую жизнь к и без того непосильному грузу. Жубер в теле Шанель проживает шестую свою жизнь, ты проживаешь пятую, но его подпитывает ярость, тебя — забвение. Мне в помощь лишь одно: чувство вины. Я потеряла всякое стремление к новому переходу. Все прожитые мною жизни, не говоря уж о сотнях, а может, и тысячах переходов, которые я совершила в теле Бальтазара, все же берут свое. Я постоянно испытываю изнеможение. Возможно, поспособствовал этому и характер Мадлен — ее фатализм, который я заметила еще до перехода.
Я снова и снова задаюсь вопросом, почему до сих пор жива. Гордиться мне нечем. Я воровка. Я совершила зло. Попыталась загладить вину, загладить которую невозможно. В результате стало только хуже. Мир, из которого мы с тобой пришли, исчез безвозвратно, его уже не вернуть. Не совершай перехода без обратного перехода. Я часто об этом думаю. Мысль эта терзает меня днем и ночью. Возможно, мир и не погибнет в одночасье, это будет происходить медленно, неприметно, в виде цепочки на первый взгляд малозначительных событий, на протяжении множества поколений.
Если бы не Жубер, я ушла бы из жизни уже давно: я рада буду окончательному избавлению после того, как обрету уверенность, что ни он, ни его поступки больше никому не причинят вреда. Я давно уже лелею мечту о смерти.
Всякий раз, когда где-то обнаруживают труп с вырезанными глазами, я знаю, что это он: он дразнит меня, распаляет во мне чувство вины, заманивает, вызывает на новую встречу. Ты, конечно же, мой возлюбленный, он же — моя судьба. Я его создатель, а значит, я в ответе и за него, и за все его бесчеловечные поступки. Но теперь я повстречала тебя, теперь ты знаешь все, что знать должен, теперь ты все это записал — возможно, история моя наконец-то подходит к концу. Возможно, ты возьмешь на себя наследие нашего греха, совершенного столько жизней назад. Шанель пока не знает о твоем существовании.
Не знает на верняка, жив ты или нет. Но если выяснит, захочет тебя погубить, как хочет погубить и меня.
Рукопись сейчас в твоих руках, но одного этого мало. Ты должен написать свою собственную историю — историю нашей встречи на кладбище и всего, что было потом. Ты должен предать бумаге и мою историю, историю моих семи жизней. Добавь все это к повести, которую ты написал как Шарль Бодлер. Истинное сказание об альбатросе — это совокупность всех этих историй. Они нас объединяют. Держи их под рукой, чтобы после следующего перехода увидеть раньше всего прочего. Только это и позволит тебе потом не восстанавливать свою истинную сущность целую жизнь, мучаясь кошмарами. Пусть эти истории служат тебе проводниками.
Возможно, ты и сейчас мне до конца не веришь. Возможно, не поверишь никогда. Я привыкла к твоему скепсису. Но после нашей встречи кошмары тебя отпустили. А после перехода ты смотрел на себя своими глазами. Я знаю: если такая возможность возникнет, ты совершишь следующий переход. Ты никогда не упускал этих возможностей. Прояви мудрость в выборе преемника. Найди человека, который хочет умереть, а не подвернется такого — пусть это будет тот, кто заслуживает смерти. Переход — вещь ответственная. Каждый переход — это похищение жизни и всего, что с нею связано.
Окончится война — и мы встретимся снова. Я буду ждать на обычном месте: на кладбище, у могилы Бодлера, ближе к концу дня, с сигаретой в руке, перед самым закрытием. А до тех пор остается сказать лишь одно: прощай, мой любимый. Прощай, удачи и счастливого пути.
[177]
Благодарности
Автор приносит свою благодарность Матильде Имла и сотрудникам издательства «Пикадор Австралия» Майклу Хомлеру и Кэссиди Грэм, сотрудникам «Сент-Мартин Пресс», Джорди Уильямсону, Крису Уомерсли, Сюзан Коломб и Марии Стоувал за помощь
