Смятый лепесток - De ojos verdes
– А для этого должны быть какие-то иные причины? Того, что она всегда была странной и не особо похожей на нормальных детей, не кажется достаточным? – ухмыльнулись где-то сзади.
– Нет, не кажется, – твердо парировал Дима.
– Тогда сочувствую, мне больше нечего сказать.
Это всё было до абсурда странным. Эта встреча у ворот, его приглашение внутрь, чтобы потом оповестить, что мы можем катиться к черту спустя пару минут. Эта беседа без прямых оскорблений, даже какие-то терпеливые ответы вместо того, чтобы послать в далёкие дали сразу после первого вопроса.
До ломоты в костях я вдруг захотела взглянуть ему в глаза. Всё же обернулась и прошла ближе. Села в кресло для посетителей. И вздохнула. Первый раз позволяю себе такую вольность на его территории.
– А ведь я тоже всю жизнь считала тебя странным. Но это не мешало любить и хотеть внимания.
Губы сморщились в презрении:
– В этом и есть наша разница. Я не признаю предметов с изъянами, сразу ставлю на них крест.
Мы помолчали с минуту. Смотрели друг на друга прямо. Практически не моргая. Тоже впервые. Я не отводила взгляд, стойко отражая его пытливый взор. Всё просто и на поверхности. Размик для него был наследником, правильным сыном. Диана – той самой принцессой, которой может восхищаться родитель, пока она не улетит из гнезда. А я…ну никак не вписывалась в систему понятий полковника Спандаряна. Прагматичная и не по годам серьезная, своеобразная. Спасибо, что хоть не издевался, а держался на расстоянии, не стремясь лишний раз задеть.
– Потому что я недостаточно красива? Умна? Сообразительна? Что из этого было главенствующим?
– Потому что ты как раз достаточно сообразительна и ныряешь этим взглядом прямо в душу! – зло, несдержанно.
Это прозвучало обвинением. Его глаза зажглись всполохами ненависти. Так люди взирают на своих противников. С которыми не в состоянии справиться.
– Ты…боялся меня? – потрясенно прошептала изломленным от шока голосом.
Это было невероятно. Но выходило именно так. Я была неудобной дочерью, потому что умела всполошить что-то? Воззвать к совести?
Он тут же мгновенно изменился в лице. В позе. Расправил и без того ровные плечи и вновь стал бесстрастным незнакомцем, до этого лишь на миг потерявшим самообладание.
– Пошли вон. Забирайте документы. Чтоб через десять минут я вас здесь не видел.
Мои заледеневшие пальцы моментально оказались в теплой мужской ладони, потянувшей меня вверх. Я встала. Но до последнего шага не прерывала зрительного контакта с этим неведомым существом, считавшимся моим отцом. Когда Дима захлопнул дверь, и эта связь оборвалась, я будто очнулась. Мне перерезали ниточку, ведущую к человеку, оставшемуся там, в кабинете, который раньше казался мне Олимпом. И там сидел самый главный Бог. Он же дьявол.
Перед которым я всегда трепетала, понимая, что не дотягиваю до какой-то поставленной планки. Всё во мне не то. И делаю я всё не так. Не вписываюсь в стандарты. Не вхожу в круг избранных. Я не нужна. Просто не нужна ему.
И сейчас вся боль, та неимоверная неподдельная боль, на которую способен ребенок с чистой душой, взметнулась ввысь и захватила дыхательные пути, не давая сделать и глотка. Жгучая, снедающая, нещадная.
Незаслуженная. Боль моя всегда была незаслуженной.
Я таращилась на шикарное полотно дорого дерева и лишь взмахивала ресницами, будто компенсируя этим недостаток кислорода.
Я знала, что никогда больше не увижу этих вычурных узоров. Меня действительно давно и с явным облегчением вычеркнули из жизни, где всё было ясно и безупречно. В отличие от Алмаст. Странной чуткой девочки, принимающей чужие стенания как свои собственные.
Только теперь вычеркнула его я. Вычеркнула отца и весь ненужный хлам.
Дима коснулся большими пальцами моих щек, будто стирая влагу. И я с изумлением обнаружила, что действительно плачу. Сделала хриплый большой вдох, почти задыхаясь.
И выдохнула.
Не стала заглядывать ему в глаза, иначе…иначе утонула бы в жалости.
Крепче сжала его руку и повела наверх, по пути отмечая, что дом ни капли не изменился. Но был так непривычно пуст, что хотелось выть.
Мы вошли в комнату, и на меня будто дыхнуло нечто затхлое, уставшее. Запах. Ждавший давно-давно. Всё было прежним. И банально – ничего уже прежним не было. Открыла шкафчик, где хранила свои документы, дипломы, что-то важное. Положила их на стол.
– Молекулярная биология и биоинженерия? – обалдел Дима, раскрыв одну из корочек. – Господи Иисусе…
Если бы могла, обязательно рассмеялась бы.
– Ты реально этим хотела заниматься?
Теперь я даже не знаю. Это всё было будто не моим. Чужим. Из прошлой жизни. Лишь пожала плечами, встретив его заинтригованный взор.
– А альбомы у тебя здесь есть?
– Были где-то… – удивилась я. – Зачем?
– В смысле, зачем? Тащи сюда, забираем твои детские фотки. Что ты детям показывать будешь?
Это было так абсурдно в нынешней ситуации… И так тепло звучало…
Я просто кивнула и на автомате потянулась к корешкам, стоявшим неподалеку в том же шкафу. Выудила два больших альбома и тоже положила на стол.
Закрыла дверцы. Замерла на секунду.
– Пойдем? – почти вымолила.
Он молча собрал все наши находки, придерживая согнутым локтем одной руки, а второй крепко сжал мою ладонь.
Без единого слова мы покинули дом. Дошли до машины. Позади нас щелкнул замок.
Дима положил всё на заднее сидение, сам открыл мне переднюю дверцу. А я вдруг приросла к месту и не смогла сдвинуться. Задрожала. Страшно захотелось кричать, но вытолкнуть из себя хотя бы малюсенький звук я попросту не смогла.
Поцелуи в висок, надежные объятия, ставший любимым запах неба, мерное покачивание, умиротворение летней ночи…помогли мне вкупе немного прийти в себя. Тремор постепенно утих.
– Это какой-то гребаный п*здец… – выдыхает Дима, и становится ясно, что переживает он не меньше меня.
Для него весь этот квест был весомым ударом по психике.
– Знаешь, ничего я не боялась так сильно, как того, что могу стать на него похожей. И на маму. Из которой будто высосали жизненные соки. Да, совершенных семей не бывает, родители часто допускают ошибки в воспитании детей, потому что и в их детстве с ними обращались не самым идеальным образом. Да. Я всё это понимаю. Но их поведение – не понимаю. Всё равно не понимаю. Иногда думала, лучше бы не родилась, – на этих словах Дима заметно напрягается, я
