Линкор "Альбион" - Борис Вячеславович Конофальский
Квашнин чуть подумал и пошёл к рундуку; он достал оттуда свой револьвер и трость с рукоятью в виде головы гуся. Эта рукоять заодно была ещё и рукоятью стилета, спрятанного в трости. Этим стилетом он безболезненно и бесшумно, одним ударом в центр груди, добил кривоногого Плюмба. Почти бескровно. Потом поднял его нетяжёлое тело и выбросил за борт, за ним выкинув и его шляпу.
А после уселся на банку на корме и взял в руки револьвер убитого им существа. Взвесил его, открыл барабан – проверил патроны. Стал целиться в сторону берега. Револьверчик был так себе, но, разумеется, в сложившейся ситуации лишним он точно не будет. Квашнин спокойно сидел и ждал того, что случится раньше: или котёл наберёт давления и он спокойно уплывёт прочь отсюда, или болван Тейлор вернётся на пирс и начнёт оттуда палить. Но теперь ситуация изменилась, теперь инженер мог спрятаться за большой котёл и вести оттуда прицельный огонь, а англичанам придётся стрелять с открытого пирса, изображая из себя неплохие мишени. А течение всё тянуло и тянуло баркас дальше на большую и быструю воду. В общем, время работало на инженера.
***
Когда дворецкий появился в дверях, она спросила у него:
- Джеймс, нет ли каких-нибудь телеграмм для меня?
Но это был не очень умный вопрос с её стороны, герцогиня и сама знала, что вышколенный до идеального состояния слуга сразу сообщил бы ей, приди для неё хоть одно сообщение. Просто она изнывала от неизвестности. Леди Кавендиш давно сама не работала, что называется, «в поле», и очень тяготилась этим. Всё это – больные глаза, которые по недосмотру или по неумению поставил ей прошлый её врач. Она была уверена, что, руководи она сама операцией на аэровокзале, результат был бы намного весомее. Но на этот раз слуга её удивил:
- Пришла только что телеграмма от коммодора Винтерса, миледи.
- Да, и что он пишет?
- Пишет, что будет к вечеру с докладом, - ответил слуга.
Признаться, герцогиня, несмотря на свои годы, весьма активно интересовалась молодыми мужчинами; это было побочным, но таким приятным эффектом удивительного эликсира жизни, что она колола ежемесячно. Так что новость эта была приятной и немножко будоражащей.
- Передай повару, что сегодня у нас на ужин будут гости, - распорядилась герцогиня.
- Разумеется, миледи, – Джеймс поклонился и вышел, закрыв за собою дверь.
А она осталось одна. Сидела, теребя на платье брошь с изумительным сапфиром, в нетерпеливом ожидании вестей от своих подчинённых. И никакая работа не шла ей на ум, а вот раздражение герцогиню не покидало, ведь ни эта американская дрянь, ни эти два болвана, Дойл и Тейлор, за всё прошедшее утро ей так ни разу и не написали.
И тут снова в дверях появился её старый дворецкий.
- Телеграмма, миледи.
- От леди Рэндольф? – оживилась леди Джорджиана.
- Нет, миледи, это от Аарона Гольдсмита.
Герцогиня сделала нетерпеливый жест рукой: давай сюда. И когда Джеймс поднёс ей телеграмму, взяла её и развернула.
«Госпожа леди Кавендиш… “Госпожа леди…”? - её покоробило это нелепое обращение – только тот, для кого немецкий был родным, мог написать такую несуразицу. – Рад сообщить вам, что камень «Александр», рубин, вас интересовавший, не выкуплен. И если вы всё ещё продолжаете хранить интерес… “хранить интерес”, - она опять поморщилась. – компания «Мусаифф Гамбург» готова привезти вам его для осмотра. Надеемся на скорый ваш ответ. Аарон Гольдсмит. Число. Час.»
- Отпиши ему, Джеймс. Напиши, что я готова немедленно осмотреть рубин, если они найдут время, чтобы привезти его, – леди Кавендиш заметно оживилась.
- Так и сделаю, миледи.
И уже через пять минут он снова был в её кабинете.
- Мистер Гольдсмит интересуется, готовы вы их принять в течение ближайшего часа.
Герцогиня даже едва заметно улыбнулась: эти жулики торопились, а значит, у них не было покупателя на рубин и были нужны деньги.
- Телеграфируй ему, что готова.
***
Теперь они приехали втроём. И смотрелись в своих чёрных одеждах в её кабинете, оформленном в лазурных и голубых тонах, весьма неуместно, словно вороны на прекрасном покрывале. Расселись по изящным диванам. Всё тот же степенный и важный Лейба Мусаифф, знающий своё место Аарон Гольдсмит и старик, державший в своих покрытых геронтологическими пятнами руках небольшой ларец, обитый бархатом. Имя старика было Соломон Мусаифф, и он решил сам привезти герцогине этот камень. Он же, уже не без труда передвигая ноги, и поднёс ларец с рубином к её столу.
Ей пришлось из вежливости выйти из-за стола, и, улыбнувшись, она приняла у него ларец.
- Надеюсь, это то, что вам придётся по душе, герцогиня, - произнёс Соломон Мусаифф.
- И я надеюсь на то же, - отвечала она, возвращаясь на своё место.
Гости молчали, а хозяйка вывернула резистор настольной лампы до упора, и та теперь давала максимальный свет; потом она достала из настольного секретера мощную лупу и лишь после этого открыла коробку. Открыла – и сразу была поражена цветом камня. Ей даже не пришлось его доставать из коробочки, чтобы понять, насколько он хорош. Она аккуратно взяла камень и поднесла его под свет лампы. Да, это был именно он. Рубин «голубиная кровь», цвет… нечто среднее между спелым гранатом и розовым. Насыщенный, глубокий. Она едва сдерживала себя, чтобы не направить на него лупу, не улыбаться радостно и с предвкушением, не показывать своего восхищения. В общем, не делать ничего, что могло убедить этих проходимцев, что камень ей очень нравится. Она поднесла его к лампе поближе и повертела в пальцах, давая свету поиграть в гранях, а потом почти безразлично спросила:
- Так какой у него вес?
- Вес этого удивительного камня, - залепетал старик Соломон типично по-стариковски слабым голосом, - пятьдесят два карата. Да, досточтимая госпожа, целых пятьдесят два карата бирманского сокровища.
На это она ничего не сказала: возможно, пятьдесят два карата в камне было. Теперь герцогиня поднесла к рубину увеличительное стекло. Стала рассматривать грани. Ну, с этим у Мусаиффов всегда всё было в порядке. И, осмотрев камень со всех сторон, леди Кавендиш произнесла:
- Да, огранка неплохая.
- Неплохая? – возмутился старик Соломон. – Да она лучшая в мире!
- Не хотелось бы спорить,
