Обет - Виктор Гросов
— Есть тут кто? — окликнул я, но ответа не последовало.
И тут я его увидел. Он сидел на низкой скамейке у камина, спиной к нам, и казалось, спал. Судя по одежде — простой холщовой рубахе и штанам из грубой ткани — это и был тот самый лесник-отшельник, о котором говорила Тинг.
— Эй, отец, — я сделал шаг вперед, протягивая руку, чтобы похлопать его по плечу. — Просыпайтесь… мы тут ненадолго… просто…
Я осекся, не договорив. Потому что в этот момент лесник медленно повернул голову…
И я увидел его лицо.
Глава 3
От вида, открывшегося перед глазами, кровь стыла в жилах. Я увидел его лицо. Оно было неестественным. Ужасающе искаженным, словно слепленным из кусков сырого теста, с неровными, бугристыми чертами, напоминавшими скорее маску смерти, чем человеческий лик. Один глаз был крошечным, почти незаметным, словно бусинка, затерявшаяся в этом уродстве, второй — огромным, выпученным, с красным, набухшим белком, пронизанным сеткой лопнувших капилляров. Он смотрел на меня с холодной яростью. Рот — широкий, словно у жабы, с рядами острых, как иглы, зубов, готовых разорвать плоть.
Но самым страшным были волосы. Они росли прямо из-под кожи — длинные, жирные, седые пряди, спутавшиеся в омерзительный ком, грязные, словно борода лешего. И в этих волосах… в этих волосах шевелились… ползали… копошились… десятки, а может, и сотни Живых змей. Они извивались, высовывали раздвоенные языки, фиксируя меня своими холодными, бездушными глазами.
Я застыл на месте, не в силах отвести взгляд от этого кошмара, воплотившегося в полутьме хижины. Казалось, сама земля разверзлась, чтобы выпустить наружу порождение тьмы, мучительную пародию на человеческое обличье. Змеи, кишащие в спутанных прядях «лесника», извивались, шипели, высовывали раздвоенные языки, словно предвкушая скорую трапезу.
Ян, негромко вскрикнув, инстинктивно отпрянула назад, прижавшись ко мне. Даже Тинг, эта бесстрашная кошка-волшебница, выгнув спину и грозно зашипев, отступила на шаг.
«Лесник» (если его, конечно, можно было так назвать) медленно поднялся со скамьи. Он был выше нас, гораздо выше — настоящий великан, уродливый и грозный, как древо зла, вырастившее среди чащи. В его единственном огромном глазу светилось холодное, будто лишенное разума любопытство, словно мы были для него не людьми, а какими-то забавными букашками.
— Гости… — прохрипел он, и его голос был похож на скрежет камней. — Давно… не было… гостей…
Он сделал шаг в нашу сторону, и пол хижины жалобно заскрипел под его весом. Змеи в его волосах заволновались, зашипели громче, словно подбадривая своего хозяина. Дверь сама по себе захлопнулась. Магия?
В тот момент я понял: бежать некуда. Мы попали в ловушку. И единственный выход из нее — сражаться. Опять.
Когда моё сердце решило выпрыгнуть из груди от волнения, а в голове судорожно заметались мысли о том, какой смертью предпочитают убивать лесные чудовища — быстро или мучительно, в дело, как всегда эффектно, вступила Тинг.
— Какая неучтивость! — прошипела она, взвиваясь в воздух прямо перед носом ошарашенного великана. — Не успели войти в дом, а нас уже съесть норовят! И это гостеприимство лесного отшельника⁈
Великан, застигнутый врасплох внезапным появлением говорящей кошки, на секунду замер. Его единственный глаз бегал туда-сюда, словно пытаясь уследить за проворной Тинг, которая кружила вокруг него, словно разъяренная оса.
— Кошка… — пробормотал он, и я почувствовал в его голосе странную смесь удивления и любопытства. — Ты… говоришь…
— Не только говорю, но еще и видеть умею, старый ты Лис! — отрезала Тинг, приземлившись на ущербный стол возле камина.
— Тинка⁈ — пробасил великан, его громоподобный голос смягчился, а единственный глаз, размером с кулак, расширился от удивления. — Да быть не может! Ты ли это, проказница⁈
Тинг перестала кружить и грациозно приземлилась на край стола, словно принцесса на трон.
— А ты, я смотрю, Лис, совсем одичал здесь, — промурлыкала она, облизывая лапку. — Гостей в доме уже не узнаёшь!
— Да какая ты мне Тинка! — удивился лесовик, почесав затылок лапой, покрытой корой, словно древесной корой. — Моя Тинка — красавица статная, волшебница могучая! А ты… ты… кот обыкновенный!
— Обыкновенный⁈ — Тинг вспыхнула, её шерсть встала дыбом, а глаза сверкнули изумрудным огнём. — Да ты, Лис, видать, за эти годы не только бороду отрастил, но и глаза свои единые проглядел! Или забыл, что я чародей⁈
Великан-лесовик, ошеломлённый таким напором, отступил на шаг. Он долго и внимательно разглядывал Тинг, щурясь и принюхиваясь.
— Ну, — пробормотал он, наконец. — Чудеса да и только! Быть того не может, а оно вот оно как… Ну, Тинка, ты даешь! Вот старик обрадуется! Проходите, гости дорогие, проходите! Не стесняйтесь!
Мы с Ян, переглянувшись, неуверенно двинулись вглубь хижины. Признаться, несмотря на дружелюбные — насколько это было возможно для существа подобного вида — заверения Лиса, я все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком уж необычной была обстановка: хижина, пропитанная запахами леса и каких-то неведомых зелий, огромный лесовик с большим глазом и змеями в волосах, да еще и Тинг, с важным видом развалившаяся на столе, словно хозяйка этого уникального заведения.
— Ну, рассказывайте, с чем пожаловали? — Лис усадил нас за стол, предварительно смахнув с него рукавом кучку сушеных грибов (или что это было такое). — Чайком угостить могу, настойкой травяной… Или покрепче что-нибудь предпочитаете? У меня тут настойка из мухоморов сейчас варится… для особых гостей.
— Спасибо, Лис, от мухоморов мы, пожалуй, воздержимся, — торопливо ответил я, представив, какие галлюцинации могут вызвать грибочки из этого леса. — А вот насчет чая…
— Чай так чай, — пробасил лесовик и, повернувшись к печи, зачерпнул из котелка деревянной поварешкой что-то бурое и душистое. — Только ты, Тинка, не хитри! Рассказывай, что за беда вас ко мне в такую даль загнала? И что это за воин с тобой? Не уж то… жених?
Тинг, услышав последнее слово, аж поперхнулась воздухом и чуть не свалилась со стола.
— Жених⁈ — прошипела она, сверля Лиса изумрудным взглядом. — Ты, старый пень, совсем умом тронулся в своей глуши⁈ Какой еще жених⁈ Это Макс, он… он…
— Он воин, призванный спасти Арантею от тирании моего дяди, — вмешалась Ян, прерывая
