Роковая измена - Марина Безрукова
Вадик разрешал их прилепить только тем, кто на прогулке, за беседкой поклянется ему в вечной дружбе и принесет конфету. Исключение сделал для Кристины — бойкой белокурой девчушки с голубыми глазами. Ей отдал наклейки за слюнявый поцелуй в щеку. Свекровь, Галина Ивановна, рассказывала эту историю о предприимчивом своем сыне, каждый раз, когда приходила в гости, и Тася знала ее до мелочей. Помнила даже то, что единственный мальчик из группы по имени Славик отказался поклоняться Вадику и совершенно не унывал от невозможности приклеить липкую бумажку на пластмассу. «Голь перекатная», — презрительно фыркала Галина Ивановна и брезгливо кривила губы, как будто Славик мог чем-то затмить ее сына.
«Но ведь еще ничего не ясно!» — думала Тася, рассматривая длинные, косые лучи от фар очередного припозднившегося автомобиля. Опять она цепляется за призрачную надежду, которая давно уже превратилась в тень. И тут внутри раздался противный, похожий на зуд от укуса комара, голос: «Так проверь. И всё тебе станет ясно».
Тася сжалась в комок и даже помотала головой, силясь избавиться от дичи, влезшей к ней в мозг. Неужели нужно опуститься до того, чтобы залезть к мужу в телефон? Это же, как читать чужие письма или копаться в грязном белье! Некрасиво, нечистоплотно, нечестно…
«Нечестно??? — почему-то голосом Светки завопило всё внутри, — а байки про Юрку — это честно?!»
Тася тихо, как лунатик, поднялась с кровати и накинула на себя халат. Ледяными руками поправила взъерошенные волосы. Ее ужасно тошнило, и было мучительно стыдно, как будто сейчас ей предстоит выйти голой на площадь, заполненной людьми. И все будут разглядывать ее. Кто-то жадно, кто-то исподтишка, а кто и прикрыв глаза, но все они вместе будут источать презрение к ней.
Телефон Вадима мирно лежал на полочке у кровати. Провод зарядки тоненькой змейкой белел в темноте. Тася протянула руку и поняла, что сейчас задохнется от ужаса. Сердце колотилось так, что закладывало уши, а пальцы стали совсем неживыми и слегка, как будто в нетерпении, подрагивали. Она потянула телефон на себя, и вдруг провод выпал из гнезда и с легким треском упал на пол. Тася замерла на месте, уверенная, что сейчас Вадим проснется и застукает ее. Большего стыда она и представить себе не могла! Но муж даже не пошевелился.
Когда наступило на удивление яркое и солнечное утро, Вадим проснулся сам, без будильника. Полежал несколько секунд с закрытыми глазами, а потом улыбнулся и потянулся за телефоном. Ничего. Только одинокий провод торчит из розетки. Пришлось даже свеситься с кровати: может быть, упал ночью на пол? Но нет, телефона не было, как не было рядом и Таси. Вадик бессильно откинулся на подушку и потер рукой лицо. Он сам этого жаждал и даже злился на чистоплюйство жены, а может быть, больше на себя — не по-мужски как-то получается, но в то же время, оказался не готов. Хотелось накрыться одеялом с головой и снова заснуть.
В квартире стояла звенящая тишина. Комнату заливал яркий солнечный свет, какой бывает только в конце зимы. Обычно такое утро радует и придает сил: пережили самое мрачное и темное время! Но не сегодня. Сегодня несмелые попытки весны напомнить о себе только раздражают. Вот как в такое радостное и светлое утро предстать перед Таськой, когда она всё узнала? Лучше бы было пасмурно и хмуро, под стать похоронам их семьи.
«А может быть, она уже ушла?» — зародилась смутная надежда. Но часы на стене показывали лишь семь утра. Совсем недавно, так же утром, они весело отсчитывали минуты и секунды, когда Вадим с Алёнкой, торопясь, перестилали постель.
Поморщившись, Вадим медленно встал, натянул футболку и домашние штаны и как был босиком пошел на кухню. Тася сидела за столом, на ее неподвижной прямой спине сквозь тонкую ткань выделялись худенькие лопатки. Рядом чернел злосчастный телефон. Она не обернулась, казалось, окаменела и превратилась в статую. Вадим откашлялся.
— Тася…
Ни звука, ни единого движения. «А ведь надо еще посмотреть ей в глаза», — в отчаянии подумал Вадим. Засветился экран телефона: булькнули сразу два сообщения подряд. Тася даже не повернула головы. Вадим неловко потоптался и молча стал заправлять кофеварку. Он раздраженно выдергивал фильтр, искал упаковку с кофе в шкафчике, гремел и ронял всё подряд, и злился, злился. На себя, на Таську, на всю эту дурацкую ситуацию, в которой очутился по своей, а, может, и не по своей вине. Просыпав несколько ложек кофе, Вадим чертыхнулся и резким движением отодвинул от себя всё, что вынул с полок.
— Ну что ты молчишь? — резко спросил он, так и не решаясь посмотреть ей в лицо. — Теперь ты всё знаешь. Давай, начинай истерику: как ты мог?! Все мужики — козлы… — передразнил он кого-то.
Стараясь успокоиться, несколько раз вдохнул и с шумом выдохнул воздух. Накатила невообразимая ярость: какого черта он должен оправдываться? Она сидит тут в позе святой, а он, конечно, гад и сволочь…
— Она родит тебе сына. Она так пишет почти в каждом сообщении, — мертвым голосом отозвалась Тася.
Вадим поморщился: опять за своё!
— Ты зациклилась на том, кто, где и сколько родит детей! — яростно заорал он, не заботясь, что слышимость в их доме была слишком хорошей.
Тася снова молчала, как будто произнесла одну фразу и снова ушла в себя. Вадим грохнул кулаком по столу. Тася вздрогнула, но на него не взглянула.
— Что ты корчишь из себя жертву? Я не виноват, что ты не можешь родить! У тебя навязчивая идея! А страдают все вокруг.
Он взлохматил волосы и прошелся у стола.
— Что мне оставалось делать, а? У меня дома нет жены! Есть манекен! Призрак! Озабоченный подсчетом дней до интима! Всё по расписанию! А жить когда? Я устал, понимаешь, устал!
— Но ты же тоже хотел ребенка, как и я, — словно на мгновение очнулась Тася и, наконец, посмотрела на мужа расширенными глазами. Под ними залегли глубокие синие тени. Вадим смешался на секунду, но злость придала ему сил.
— Хотел. Да. Но не такой ценой! Ты же говорить больше ни о чем не можешь! Ты помешалась на этой теме. Ты запретила моей беременной сестре приезжать к нам в дом! Это ненормально, Тася! Не-нор-маль-но, — четко и по складам произнес он.
Снова стало тихо. Вдруг соседей загудел пылесос: совсем
