Петля - Артём Артёмов
И все же усталость и нервное напряжение опять взяли свое, и проснулась компания уже от света, льющегося в мутные темные стекла кабинета. Кряхтя и постанывая, они встали с пола и размяли затекшие руки и ноги. Лена обнаружила, что ночью прокусила-таки ладонь, и Макс деловито обработал ранки антисептиком и аккуратно наложил бинт.
Молча.
Павел с любопытством посматривал на друга, но не давил. Он уже пришел в себя после ночной встряски и понимал, что Максим не из тех людей, которые будут утаивать без нужды критически важную информацию. О ночном происшествии вообще не упоминали по общему молчаливому согласию, пытаясь хоть как-то прийти в себя, глядя на реальный мир за неприступными мутными окнами. Лена долго и тоскливо смотрела на стоявшую под окном Ниву.
— Давайте проверим кухню, что ли, — словно прочитав ее мысли, предложил Макс. — Ну, а вдруг.
В коридоре валялась сломанная пополам ручка старой швабры, мятое ведро лежало у стены почти у прохода в короткое крыло. Павел пытливо глянул на друга, но смолчал.
Краны на кухне поддались усилиям крепких рук, но поначалу ничего не произошло. Когда троица уже почти собралась уходить, один из них, в дальней от двери раковине, вдруг низко загудел, содрогнулся и выплюнул из гнутой трубки сгусток чего-то рыже-бордового. Лена подумала, что это больше похоже на полусгнивший кусок выделений, чем на пробку ржавчины. Вслед за сгустком в кухню ворвалась тошнотворная вонь, от которой заслезились глаза, и девушка выскочила в столовую, с трудом сдерживая сухие рвотные спазмы. Макс торопливо закрутил все краны, и они все вместе вышли из столовой.
Потом молчаливый викинг пошел в спортзал, где высадил дверцу в комнатку со спортинвентарем и какое-то время шумно возился там. Парень с девушкой задумчиво стояли посреди зала, взявшись за руки, словно набедокурившие школьники.
— Труха одна, — виновато развел руками Максим, показываясь в дверях. — Все рассыпается под пальцами, как сетка эта вон.
Павел кивнул, не особенно удивленный.
Они постояли, глядя друг на друга. Тишина становилась натянутой, некомфортной. Непривычной для двух давних друзей.
— Ладно, — Макс взъерошил волосы. — Ладно. Пошли пока в тот кабинет, по дороге все скажу. Это… непросто.
— Я, когда в школе учился, тот еще урод был, если честно-то, — неожиданно выдал он, когда они вышли из спортзала. — Это в универе уже остепенился, голова работать начала, а так… Ну здоровый же, чего мне. Никто слова поперек не вякнет, даже учителя побаивались. Ну а школа… Где альфы, там и омеги, понято же. Был у нас один…
Здоровяк мялся, нервно ерошил волосы и сутулился.
— Хлипкий весь, нытик. Гнобили его кто как хотел, издевались. А он и не делал ничего, ныл только да сопли пускал, понимаете? Мерзкий, бесил страшно. И еще…
Максим немного испуганно обернулся назад.
— У него с суставами что-то было. Тазобедренные. Вихлял так при ходьбе, задом вертел как педик. И…
— Шаркал, — почти устало подсказала Лена.
— Да, — после томительного молчания подтвердил викинг. — Шаркал. Мы у него сумку отбирали. Кидали друг другу, отбегали от него, а он бегать не мог. Шаркал следом и ныл. Ну, мог ведь к учителям пойти, а? Или хоть что-то сделать…
Он вдруг оборвал себя, понимая, что ищет оправдания.
— А мы сумкой перебрасывались и кричали, — Максим сглотнул. — Беги, беги!
Они вошли в кабинет над входом, и Макс обернулся к Павлу с Леной.
— Мерзко это теперь вспоминать, я и забыл ведь совсем. Ну, перерос, изменился, правда. Пашка, ну ты же меня знаешь.
— То есть, погоди, — играл желваками на скулах Павел, — ты притащил нас в место, где такого же щенка затравили до петли, зная, что за тобой ровно та же история?
— Да я не помнил этого совсем! — вскинулся здоровяк. — Я ж говорю, это давно было, и я постарался вычеркнуть все из памяти! Я вспоминать-то начал, когда это чертово эхо вдруг сказало «Беги». Ну, и ночью…
Он опять запустил руки в густую гриву.
— Я эти шаги узнал просто. Это он так ходил, обе ноги подволакивая.
— Что ты видел? — жестко спросил его друг.
— Не знаю, — начал Макс и почти выкрикнул, глядя в темнеющее лицо Павла. — Да не знаю я, Пашка! Он… Оно. Вышло из того кабинета, где висельник. Вроде и он, походка эта шаркающая, а вроде и нет. Кожа висит, лицо-череп. Я все думаю, может, это нервный срыв у меня, а? Ну, померещилось.
— И у ведра нервный срыв, — сонно сказала Лена, сползая по стене на корточки. — Напугалось, убежало в коридор. Да, Максим?
— Оно, — неуверенно продолжил тот, — на меня посмотрело. «Беги?» — спрашивает. А потом… не знаю. Будто сложилось на четвереньки, локти и колени как суставы у паука, в разные стороны торчат, ноги совсем в бедрах вывернуло. И как кинется вдоль коридора в темноту, я даже фонариком следом не успел. По полу, по стенам, по потолку. Ведро снесло. И все.
Он нервно вздохнул и беспомощно развел руками.
— Вот все, что видел, ребят.
— Все? — вдруг резко спросил Павел, делая шаг вперед. — Это нихуя не все, Макс! Хочешь, я тебе скажу ВСЕ?
Он наступал на пятящегося здоровяка, который вдруг как-то резко словно опал и уменьшился в размерах, отступая между партами к доске.
— Ты хоть помнишь, что стало с тем пацаном, которого вы гнобили? Он тоже в петлю залез?
— Да не знаю я! Я даже не помню, до какого класса он с нами учился! Может, перевели!
— А может, нет? А может, он тоже? Только не так явно? Ты же точно такое же говно сюда принес с собой, с которого тут все заварилось! Хотел брейнсторм? Вот тебе, в порядке бреда — этой твари нужен ТЫ! — Павел уже орал на опешившего Максима, толкая его в грудь. — Она ТЕБЯ тут держит, понял? С тобой играет! А мы с Ленкой до кучи под молотки попали, заодно! Сдохнем тут все по твоей…
— Хватит, — тихий голос девушки из-за спины заставил парня вздрогнуть и обернуться. — Хватит чушь нести. Хочешь версию, в порядке бреда?
Она устало оттолкнулась от стены и поднялась. От ее вида вся злость моментально куда-то делась, и Павел почувствовал, как сердце сдавливает щемящая нежность. За прошедшие сутки от теплой, сонной подруги с заднего сидения с чуть сексуальным хрипловатым голосом и милыми спутанными волосами не осталось почти ничего. На него смотрела уставшая, измученная жаждой и страхом девушка, под глазами темнели пятна, волосы еще больше спутались, но больше не придавали истончившемуся лицу миловидности, только усиливали усталый и
