Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 01
Все животные похожи на машины: ими управляют рефлексы и привычки. Человек, в значительной мере, — тоже машина, но с определенным уровнем разума, а это означает свободу от привычек, возможность делать что-то новое и необычное. Теперь я понял: мучило меня опасение, что я прогляжу как раз одну из подобных привычек. Я бился за больший контроль над сознанием, но глубинная привычка может стать помехой на пути к настоящему контролю.
Попытаюсь объяснить. Речь идет о некоем всплеске жизненной энергии, которая помогла мне одолеть паразитов. Как я ни пытался выяснить ее происхождение — ответ ускользал от меня. Давно замечено, что в экстремальных состояниях неожиданно увеличиваются внутренние силы, о которых раньше человек и не подозревал. К примеру, война может превратить ипохондрика в героя. Происходит это от того, что у большинства людей жизнеспособность контролируется подсознательными силами, до сих пор неизведанными. Но я-то о них знаю.
Я могу погружаться в собственное сознание, словно механик, который спускается в машинное отделение корабля, а определить этот источник истинной внутренней силы не могу. Почему же? Ведь смог же я во время битвы мобилизовать эту гигантскую энергию. Значит, если я не могу добраться до корней жизненной энергии, то чего-то я пока не могу понять.
Всю ночь я ломал голову, пытался все глубже и глубже опуститься в омут своего сознания. Бесполезно — какая-то невидимая преграда мешала мне, а может, то были моя слабость и недостаток собранности, но только не паразиты: их я не заметил ни одного.
К рассвету я окончательно выдохся, однако утром отправился вместе с Райхом, Холкрофтом и братьями Грау в Аннаполис, чтобы провести последнюю проверку ракеты.
Все было в порядке. Мы опросили всю обслуживающую бригаду под предлогом выяснения обычной технической информации. Эти ребята показались нам честными и дружелюбными. Мы поинтересовались, как они справились с работой, и те ответили, что все прошло без сучка и задоринки. Но тут Холкрофт, молча разглядывавший всех, вдруг спросил:
— А ваши все здесь присутствуют?
Полковник Массей, руководитель бригады, кивнул:
— Инженеры все на месте.
— А кроме инженеров? — настаивал Холкрофт.
— Только одного нет, но он не бог весть какая важная птица — это Келлерман, помощник лейтенанта Косты. У него на утро назначен прием у психиатра.
Коста отвечал за программирование бортового компьютера, который контролировал расход топлива, температуру, состояние воздуха и прочие параметры.
Я как бы невзначай попросил:
— Конечно, это не так важно, но все же мы бы хотели посмотреть на этого парня — так, чистая формальность.
— Но лейтенант Коста знает о компьютере куда больше, чем Келлерман. Он ответит на любой ваш вопрос.
— И все же, мы бы хотели увидеть именно его.
Тут же позвонили психиатру военной базы. Тот сказал, что Келлерман ушел от него с полчаса назад. Охрана, проверявшая Келлермана, доложила, что он двадцать минут как уехал куда-то на мотоцикле. Коста неуверенно оправдывался:
— У него в студенческом кампусе девчонка, ну и я иногда разрешаю ему съездить к ней на чашку кофе во время перерыва. Наверняка он сейчас там.
Райх мимоходом заметил:
— Хорошо бы послать за ним. А пока неплохо бы проверить все цепи компьютера.
Через час выяснилось, что с электронными мозгами ракеты полный порядок. Однако посланный нарочный вернулся один: Келлермана никто не видел.
— Да ладно, — сказал Коста, — ну, может, парень по магазинам решил пройтись в городе. Конечно, это нарушение правил — видимо, он решил, что в это утро не до него…
Полковник Массей попробовал сменить тему, но Райх остановил его:
— Мне очень жаль, полковник, но мы никуда не полетим на этой ракете, пока не побеседуем с Келлерманом. Не могли бы вы объявить срочный розыск?
Представляю, какими сумасшедшими занудами мы им показались, но что им оставалось делать? Одним словом, двенадцать машин военной полиции и все полицейские района были подняты по тревоге. Тут же прошла проверка в местном аэропорту, и выяснилось, что человек с приметами Келлермана несколько часов назад вылетел в Вашингтон. Поиск перекинулся в столицу — там тоже всю полицию подняли на ноги.
Наконец, Келлермана нашли, ровно через час после назначенного старта — в 15.30. Его опознали на вертолетной площадке внутренних авиалиний в числе пассажиров, прилетевших из Вашингтона. Келлерман возмущался, заявлял, что отлучился, чтобы купить обручальное кольцо для невесты и вовсе не предполагал, что его хватятся. Однако стоило нам только глянуть на него, как тут же все стало ясно — наши опасения были не напрасными. Этот тип представлял собой любопытный случай раздвоения личности; существенная часть его личности была совершенно незрелой — просто находка для паразитов. Его сознание даже не надо было завоевывать: достаточно небольшой перестройки его центров, остальное помогало довершить школярское желание выглядеть куда важней, чем он был. Нечто подобное движет малолетними преступниками, которые устраивают крушение поездов ради потехи — им просто хочется влиться в мир взрослых и натворить что-нибудь этакое, что бы вызвало вполне взрослые последствия.
Мы с ходу, без труда выжали из него всю правду. Он сделал совершенно незначительную перестройку температурного контроля на борту корабля, температура бы при этом поднималась, но так медленно, что никто бы не заметил этого. Однако эта перестройка вызвала бы нарушение работы всех систем управления, а затем — системы торможения. И тогда, на подходе к спутнику, нам не удалось бы погасить скорость, и корабль врезался бы в Луну. Обычная проверка цепи не позволила найти поломку, ведь у компьютера несколько миллиардов возможных операций, а проверка проводится лишь по основным соединениям.
Теперь Келлерману предстояла расплата — его судил впоследствии военный трибунал, приговоривший бывшемго инженера к расстрелу, — ну а мы стартовали лишь в 4.30 утра. К шести утра мы уже набрали скорость и двигались в направлении Луны. Корабль был оснащен антигравитационным устройством, что позволяло ощущать свой обычный вес. Однако в первые два часа это не спасало нас от типичного космического головокружения.
Когда всем стало получше, мы собрались в столовой, и Райх провел беседу о паразитах, рассказав заодно, как с ними бороться по методу Гуссерля. Остальные лекции решили пока отложить на завтра — люди были взбудоражены новой обстановкой, ведь многие впервые попали на космический корабль, и ученье на ум не шло.
Наши антенны пока что принимали телесигналы Земли. В 9.30 начались новости, и первое, что я увидел — лицо Феликса Хэзарда, который произносил страстную речь перед огромной толпой.
В 7.30 по берлинскому времени состоялось первое выступление Хэзарда в Мюнхене — в нем он прославлял арийскую расу и призывал к отставке нынешнее социал-демократическое правительство во главе с канцлером доктором Шредером. Толпа бурно реагировала на его речь. Через два часа Новое Национальное Движение объявило о том, что их лидер Людвиг Штер добровольно передал свой пост Феликсу Хэзарду. Штер заявил, что Хэзард возродит былую славу арийцев и приведет нацию к победе. Кроме того, он много говорил о «наглых угрозах со стороны национальных меньшинств» и постоянно цитировал Гобинье, Хьюстона Стюарта Чемберлена и книгу Розенберга «Мифы двадцатого столетия»[7].
На Земле произошло что-то ужасное. Паразиты окончательно покорили Африку и настроили сознание всех ее жителей на восстание. Теперь они двинули на Европу. Однако мир пока еще довольно спокойно реагировал на путч Гвамбе. И тогда паразиты поставили на более сильную карту — возрождение арийского расизма. Как известно, в ссоре должны участвовать две стороны: паразиты решили подстраховаться, чтобы конфликт не вышел односторонним.
Признаюсь, в тот момент я здорово упал духом, и наше дело казалось полностью безнадежным. При нынешнем раскладе война могла разгореться в течение недели, так что мы даже не успеем вернуться на Землю. Казалось, мы не в силах ничего сделать, нам даже некуда будет возвращаться. Можно запросто вычислить следующий шаг паразитов, они постараются ослабить обороноспособность всех стран — вторгнуться в сознание главных военных специалистов. Это приведет к взаимному предательству военных Америки и Европы, системы предварительного оповещения будут там повреждены, оба континента лишатся своей неуязвимости.
Проспав всего пару часов, я вскочил в 16.00, чтобы посмотреть девятичасовые новости из Лондона (мы-то жили по американскому времени). Положение еще больше ухудшилось: в Германии казнили канцлера, а правительство социал-демократов Хэзард объявил вне закона. Как истинный выразитель воли немецкого народа, он объявил канцлером себя самого.
