Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 2007 год
Николай реагировал вполне определенно: из могилевской Ставки он передает войскам приказ открыть огонь по демонстрантам. Верные присяге части подчиняются и поворачивают оружие против «неверных», но действуют нерешительно. Естествен и результат: 27 февраля восстает еще больше частей, расквартированных в городе Петра. Уже более 20 тысяч солдат сливаются в антимонархическом порыве с рабочими, а правительство к этому, конечно, не готово… Решение «людей с ружьями» было вызвано прозаическими соображениями: поддерживать оппозицию на Невском представлялось более привлекательным, чем идти воевать с немцем. Солдаты толпой, а иногда «по привычке» — колоннами с офицерами во главе, с развевающимися красными флагами, пришли к зданию Государственной думы и объявили о подчинении парламенту. Такой шаг придавал бунту черты легитимности — на случай будущих репрессий…
В февральские дни газеты с репортажами о последних днях дома Романовых продавались в Петрограде не хуже хлеба
В течение одного злосчастного дня Петроград оказался в руках восставших, отдав на их милость свои дворцы и вековые институты. В тот же вечер Дума выбирает из своего состава Временный комитет для управления страной, во главе которого встает ее многолетний председатель Михаил Родзянко. Комитет стремится сохранить в столице видимость порядка. Расчет прост: однозначно примкнуть к революции невозможно — она уже перекрыла все мечты либералов, да и небезопасно — а вдруг с фронта явятся верные императору войска и устроят в «колыбели революции» тотальную «проверку паспортного режима»? Что тогда делать оппозиционным депутатам, которых мятежники признали своими политическими лидерами? Временный комитет занялся двумя вещами: попытался установить контакты с офицерами Петроградского гарнизона и договориться со Ставкой об условиях смены политического строя. Навстречу уже спешившему к столице Николаю выехали представители Комитета Александр Гучков и Василий Шульгин. Остальные его члены принялись за подготовку петроградских частей к отражению контрреволюционной вспышки. Ее не последовало — генералитет в Ставке поверил в способность думцев восстановить порядок в столице и в патриотический характер революции. Вспомним: вся страна под влиянием парламентской пропаганды была уверена, что главные изменники — царь и его ближайшее окружение. Даже неискушенным в политике генералам мерещилось: может быть, при новом строе во главе с парламентом и зависимым от него монархом войну удастся завершить более успешно. В результате генералитет настоятельно посоветовал Николаю II отречься от престола в пользу брата.
Но пока делегаты Временного комитета «торговались» с царем в его личном поезде, по улицам Петрограда стихийно и привольно разливалась революция. У царя просто не было никаких сил, и ему оставалось лишь отречься, что он и сделал 2 марта — за себя и за больного несовершеннолетнего сына Алексея в пользу младшего брата Михаила. Великий князь Михаил Александрович тоже не захотел подставлять голову под падающую корону и умыл руки: он был готов принять власть лишь по решению Всероссийского Учредительного собрания. За какую-то неполную неделю Россия сбросила с себя монархию, как изношенную шапку. Шапку Мономаха…
Накануне февраля листовки с карикатурами заполняли газеты и висели на стенах домов
Дайте нам доступ к СМИ, и мы перевернем мир
Особую роль в феврале 1917-го сыграла информация, став основным «оружием революционера». Впоследствии в качестве решающего средства его использовали и итальянские фашисты в 1922 году, и германские нацисты в 1933-м, и разномастные социалисты в странах третьего мира, и, наоборот, враги опостылевшего социализма в Восточной Европе в 1989-м, «оранжевые» на Украине в 2004-м... Последствия этих общественных возмущений несопоставимы, но механизм одинаков. И отработали его наши соотечественники в Петрограде, ровно девяносто лет назад. Основными инструментами борьбы в Феврале выступали Думская трибуна и печать. Инструменты грозные: стенограммы заседаний парламента расходились и читались по всей стране, как бульварные романы. Целые страницы отводили им газеты, а их с начала Первой мировой стали читать даже в деревне! В результате за год усиленной «работы с населением» вся страна поверила в миф о «темных силах»: мол, императрица со своим фаворитом Гришкой Распутиным посадила во главе правительства немца и готовится «подарить» Россию кайзеру. Не то чтобы все так хотели воевать (скорее, наоборот), но одна мысль никому не давала покоя: за что же на алтарь не одержанной еще победы принесено столько жертв?!
Рука, писавшая отречение
Как бывает обычно, ожидавшееся давно приходит неожиданно: думцы так долго «заклинали» революцию, что совершенно растерялись, когда она произошла. Лидер левых кадетов Николай Некрасов признавался товарищам, что в этот момент ждал расправы и «чувствовал уже веревку на шее своей». «Сначала арестуйте министров», — ныли депутаты в ответ на призывы горячих голов возглавить солдатское движение. Лишь после того, как правительство перестало существовать, Таврический дворец провозгласил себя «главной властью». Являлся он, однако, таковой с самого начала лишь формально: членам Временного комитета пришлось иметь дело не только с разгулявшимися толпами восставших, но и с наспех организованным социалистами в том же здании Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Рабочих и солдат там, правда, сперва было мало — в основном заседала безликая, но крикливая социалистическая интеллигенция, которой в России всегда было хоть отбавляй. Петросовет почел за благо признать думский Комитет, но провозгласил над ним «революционный контроль», реализовать который предполагалось через тесный контакт с военными. Они-то и стали главным объектом социалистической пропаганды.
Долго убеждать еще не нюхавших пороха столичных служивых в необходимости крепить революционные завоевания не пришлось — те быстро превратились во взрывоопасное сборище дезертиров. В то же время личные контакты думских лидеров с офицерами Генерального штаба помогли им эффективно предотвратить попытки подтянуть в столицу дисциплинированные правительственные войска. Все остальное пошло как по нотам:
1. Комитет и Совет сформировали Временное правительство. Одним из условий соглашения стала договоренность по «ключевому вопросу Февраля» — Петроградский гарнизон, подаривший России свободу, останется в городе и на фронт не пойдет.
2. Правительство признало происшедшие в стране изменения и призвало население самостоятельно организовывать местное управление, не оглядываясь на центр.
Новый «главный человек в России» Родзянко признавал еще 2 марта: «Если бы сказали два дня тому назад… что эта самая рука будет писать отречение Николая II… я назвал бы безумцем того, кто бы это сказал, и себя считал бы сумасшедшим. Но сегодня я ничего не могу возразить». Вожделенная свобода в один миг опьянила страну. Самое привлекательное заключалось в бесконтрольности (с этого обычно и начинаются гражданские войны). Революционная агитация быстро проникла во все поры и артерии действовавшей против Германии армии. Местная администрация ушла в небытие, вместо нее создавались «комитеты общественных организаций» и Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Советы занялись установлением восьмичасового рабочего дня на заводах (в воюющей стране!), разделом дворянских земель, введением демократии в действующей армии. Полиция была упразднена, ее заменили добровольной, подчиненной органам самоуправления милицией, бессильной и неспособной обеспечить порядок. Власти не стало, страна начала распадаться — все быстрее и быстрее. Гучкову, Милюкову, Родзянко и прочим новоиспеченным лидерам революции вдруг стало ясно: они более не контролируют ситуацию и никогда не смогут взять ее под контроль. Их влияние уже через месяц после победы рассеялось как дым…
Последствия и альтернативы
Февраль и Октябрь связаны теснейшим образом — это не вызывает сомнений. Крушение империи, происходившее в условиях социального кризиса, неизбежно вело к победе радикалов-утопистов. Могли ли либералы или умеренные социалисты составить им конкуренцию? Увы: одни не имели решимости идти «до конца» и не были для вышедшего на улицу народа «своими», другие оказались в плену у догматических построений и патологически боялись принимать ответственность за развитие ситуации. Когда политику делает улица, на первое место выходят люди прямого действия. Такими людьми в России были большевики и их «политические попутчики» — левые эсеры и анархисты. Попытка построить «справедливое» общество спровоцировала неслыханную гуманитарную катастрофу, гибель и вынужденную эмиграцию миллионов людей, вымирание общественных классов. После Гражданской войны в России, за исключением столиц, по сути, остались одни крестьяне, через несколько лет оказавшиеся под серпом коллективизации. Подорвавшая экономику страны Гражданская война потребовала форсированной сталинской индустриализации — а вот известный американский экономист Пол Грегори доказал: без революции и этой войны российская экономика к сороковым годам вышла бы ровно на те же показатели, только органично и без жертв. Осталась бы страна в такой изоляции, в какой она просуществовала практически весь ХХ век? Очевидно, что нет. Посмотрим сквозь призму Февраля на международное положение России и мировую геополитику вообще. После революции вооруженные силы страны оказались дезорганизованными, и в результате она практически (а после Октября и фактически) вышла из войны. Германия, таким образом, получила надежду на победу (ее отвратила вовремя вмешавшаяся Америка) и еще более года сопротивлялась Антанте! Не будь февральских событий, мировая бойня, вполне вероятно, закончилась бы задолго до ноября 1918 года, и результат ее был бы ощутимее. Союзники вполне могли сделать условия Версальского мирного договора еще более тяжелыми для проигравшей Германии — как единая держава она прекратила бы существование, как это произошло с ее союзницами Австро-Венгерской и Османской империями. Германскому единству на тот момент не исполнилось ведь и пятидесяти лет, а до того единого немецкого государства фактически никогда и не существовало. А если так, не было бы стремительного военно-политического возрождения Германии в тридцатые. Не пришли бы на волне страха перед большевистской угрозой к власти нацисты. Третий рейх был бы невозможен без Третьего Интернационала. Мир мог и не увидеть Второй мировой войны.
