Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1982 год
В таком же лагере проходил подготовку и Висама. Там его увидел Абу Нидаль, который после тяжелого ранения был временно назначен туда инструктором. Он сразу обратил внимание на этого бойкого подростка, в сущности, еще мальчика, готового с утра до вечера разбирать и собирать оружие, отрабатывать приемы рукопашного боя, учиться читать карту или преодолевать полосу препятствий.
— Кем ты хочешь быть? — спросил однажды Абу Нидаль.
— Только разведчиком,— ответил Висама.
В этом ответе было столько решимости, что инструктор поверил: упорный паренек добьется своего.
Солнце стояло в зените, когда группа достигла пересохшего русла маленькой речушки, откуда намечалось начать поиск. Было решено, что Висама и командир поползут вдоль переднего края израильтян, который извилистой линией пролегал по каменистой равнине и скатам невысоких холмов, огибая редкие оливковые рощи. Абу Расиф будет двигаться метров на двести правее, не теряя зрительной связи.
Висама развязал вещмешок и достал бинокли, один передал лейтенанту. Разведчики закинули автоматы за спину поверх подсумков с запасными магазинами, чтобы было удобнее ползти.
— Пошли,— подал команду лейтенант и, прижимаясь к земле, заскользил в сторону израильских окопов.
Чуть позади, на некотором расстоянии полз Висама. Оставшийся в охранении Абу Расиф видел, как Адхам остановился и поднял руку. Это означало, что дальше приближаться к переднему краю не следует. Слегка приподнявшись на локтях, лейтенант поднес к глазам бинокль и стал пристально разглядывать израильские позиции. На них был устремлен и бинокль Висамы, который замер метрах в тридцати от командира. Абу Расиф по собственному опыту знал, как нелегко лежать вот так перед окопами противника в редкой щетине пожухлой травы, когда в любой момент тебя может засечь вражеский наблюдатель.
Прошло не меньше получаса, прежде чем лейтенант Адхам и Висама двинулись направо вдоль переднего края. Вслед за ними пополз и Абу Расиф, которому теперь приходилось труднее. Он должен был держать в поле зрения своих товарищей и одновременно вести наблюдение вокруг. Но пока все складывалось удачно. Они не встретили ни одного израильского патруля.
На новой точке разведчики оставались около часа. Затем опять сменили место. Так продолжалось до самого вечера. За это время группа продвинулась на три километра.
Когда стало темнеть, разведчики отползли подальше от передовой. Лейтенант Адхам был доволен: они засекли пять дзотов, два из которых находились в предполье. По каким-то одному ему известным признакам Висама определил, что в мелкой лощине за правым флангом, вероятно, установлены тяжелые орудия, обстреливающие деревни на ливанской стороне.
— Завтра пройдем по этому маршруту еще раз. Может быть, обнаружим что-нибудь новое. А главное — уточним подходы к артиллерийским позициям,— решил лейтенант.
— Где будем устраиваться на ночлег? — поинтересовался Висама.
— Неподалеку есть разрушенная деревня,— подал идею Абу Расиф.— Можно там.
— Хорошо, — согласился командир,— минут через двадцать совсем стемнеет. Тогда и пойдем.
Разведчики молча сидели на траве. Говорить никому не хотелось — давало себя знать нечеловеческое напряжение прошедших часов.
Лейтенант Адхам посмотрел на часы, потом на небо и коротко приказал:
— Вперед.
Вскоре они увидели деревню, о которой говорил Абу Расиф. Вернее, то, что от нее осталось. На разведчиков смотрели выжженные глазницы окон. Стены домов зияли проломами с причудливо иззубренными, словно у рваной брони, краями. Израильтяне не один день расстреливали деревню из орудий и крупнокалиберных пулеметов. Били почти в упор. Теперь на ее месте были руины, мертвое безлюдье.
Перебегая от дома к дому, разведчики осторожно приблизились к двухэтажному полуразрушенному зданию у которого выгорел весь низ. Прислушались. Внутри царила тишина. Держа пальцы на спусковых крючках автоматов, по разбитым ступенькам поднялись на чердак.
— Неплохое убежище,— заключил Висама, по-хозяйски осмотрев низкое помещение под изрешеченной пулями крышей.— Круговую оборону держать будет удобно, а дождя пока не предвидится. Впрочем, на худой конец...
— Займись лучше ужином,— прервал его лейтенант Адхам. Дай парню волю, и шуточкам не будет конца до самого утра.
Абу Расиф взял свою порцию и снова вернулся к окну. Ел он медленно, долго пережевывая каждый кусок. Вот если бы вволю напиться холодной воды... Впрочем, не голод и не жажда мучили сейчас Абу Расифа. Напряженно вглядываясь в темноту, он явно думал о чем-то своем и, судя по скорбным морщинам, залегшим в уголках рта, совсем невеселом.
Печальное выражение лица у разведчика было настолько необычным, что Адхам придвинулся к Висаме и, кивнув в сторону Абу Расифа, тихо спросил:
— Что с ним? Случилось что-нибудь?
— Не с ним... С его невестой.
— Что-то серьезное?
— Поехала к родственникам в Сайду и попала под артобстрел. Осколочное ранение.
— Куда?
— В плечо,— ответил сам Абу Расиф, услышавший разговор командира с Висамой.— Остался глубокий шрам. Вот она и думает, что я женюсь из жалости.
— Ничего, вернемся, зайдем к ней, поговорим, и все будет в порядке.— В голосе Висамы не было и тени сомнения.
— Посмотрим... Сначала надо вернуться...
— А сам-то собираешься жениться? — повернулся командир к Висаме.
— Когда-нибудь женюсь,— задумчиво ответил тот.— Хотя нет, не женюсь. Лучше Моны никого не будет...
Лейтенант знал эту печальную историю. Моне было пятнадцать лет, когда под израильскими бомбами погибли ее родители. Два брата сражались на юге Ливана в частях ДФОП. Девочка добралась до Набатии, разыскала старшего брата Самира, рассказала о случившемся. Тот, как мог, постарался утешить сестренку, хотя у самого сердце обливалось кровью. Всего за неделю до этого пришло известие о том, что в бою пал младший брат Мохсен. Мона пробыла у Самира несколько дней, потом он отправил ее в один из лагерей, где обучались «Львята революции». Через несколько дней он погиб и сам.
Висама уже несколько месяцев находился в том же лагере и сразу обратил внимание на худенькую девушку в слишком великоватой для нее полувоенной форме — темно-зеленых брюках, подпоясанных широким ремнем с тяжелой пряжкой, и такого же цвета рубашке с большими нагрудными карманами. Висама и теперь не мог объяснить, что так привлекло его в этой нескладной «малышке», как называл он Мону. Может быть, глаза — черные, словно маслины, удивительно добрые, но всегда полные такой печали, как будто девочка вот-вот заплачет. Позднее, когда Мона рассказала о себе, Висама понял, почему она редко улыбается, а еще реже смеется.
Он закончил обучение раньше и был направлен на юг Ливана. Они не виделись больше двух лет — на фронте не просят отпусков. Каково же было изумление Висамы, когда однажды, вернувшись с задания, около штаба он увидел Мону. Она очень изменилась: из худенькой девчушки-заморыша превратилась в стройную красивую девушку, на которой простая солдатская форма сидела, как сшитый у лучшего портного вечерний наряд. Мона первой бросилась навстречу, но вдруг остановилась, словно испугавшись чего-то. Висама тоже застыл в нерешительности. Усталый, небритый, он молча смотрел на девушку и смущенно улыбался. Вечером они долго бродили по деревне Ат-Тайбе, где размещалось их подразделение, сидели под большим инжировым деревом, говорили, вспоминали, мечтали. Наверное, не было тогда на свете счастливее людей, чем эти двое.
Но счастье их было коротким. В ночь на 15 марта 1978 года, когда израильские войска вторглись в Ливан, Мона погибла, защищая маленькую деревню Ат-Тайбе, которая обозначена лишь на крупномасштабных картах. Висама в ту ночь находился в Бейруте, куда его послали за боеприпасами. Ему рассказали потом, что Мона была смертельна ранена в самом начале боя. Несмотря на жестокий артиллерийский обстрел, бойцы доставили ее в тыл. Под утро девушка ненадолго пришла в сознание, произнесла лишь одно слово «хабиби» и умерла. С тех пор Висама опять остался один...
— Пора отдыхать,— прервал нахлынувшие на разведчиков невеселые думы лейтенант Адхам.— Завтра предстоит много работы.— Он достал палатку, расстелил ее, положил в изголовье автомат.— Висама, смени Абу Расифа, а через два часа разбуди меня.
Самый трудный день
Под утро разведчики услышали шум приближающейся машины.
— Спокойно,— остановил командир Абу Расифа и Висаму, бросившихся с автоматами к чердачным окнам.— Без команды не стрелять.
Через пролом в крыше было хорошо видно, как в деревню въехал «джип» с израильскими солдатами. Их было шесть человек. Израильтяне остановились у колодца. Шофер спрыгнул, поднял капот, затем вытащил ведро. Он не спеша набрал воды, долил в радиатор и громко хлопнул капотом. «Не боятся, хозяевами себя чувствуют»,— недобро усмехнулся Висама. Судорогой свело палец на спусковом крючке, но разведчик понимал, что уничтожить сейчас вражеский патруль — значит провалить всю операцию. А она была во много раз важнее, чем шесть убитых врагов. Водитель тем временем завел мотор и тронул с места.
