Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1986 год
Изгороди для скота сделаны по новой технологии — сложены из камня. Это дело более трудоемкое, зато сохраняется растительность. После выжигания трав в загоне такие изгороди вновь можно использовать. Сотрудники станции также приучают кочевников к строительству загонов из сушняка. А прямо на границе песка зеленеют новые посадки акации. Скотоводов приучают ухаживать за деревцами и не давать скоту их вытаптывать.
...Вероятно, все мужское население деревни вышло провожать нас — самолет здесь не частый гость,— и вождь любезно пригласил нас залетать в гости.
Найроби — Москва
Сергей Трофименко, действительный член Географического общества СССР
Севастополь в декабре сорок первого
Перед рассветом корабли вошли в густой туман и снизили ход. Потом и вовсе легли в дрейф: впереди были минные поля. Туман заливал море сплошной непроницаемой мутью, потом он посветлел, и сгустки его холодными бесформенными медузами пластались по палубам, пеленали надстройки, заползали в коридоры, переполненные, как и все помещения на кораблях, измученными качкой людьми. Было тихо, только волны монотонно ухали под бортами. Даже в радиорубках была необычная тишина: в целях маскировки строжайше соблюдалось радиомолчание. Невысокий, коренастый человек неподвижно стоял на открытом крыле мостика, втянув голову в плечи. Кожаный реглан, туго перетянутый ремнем, поблескивал от сырости.
Время от времени человек поеживался, словно ему было знобко тут стоять, и тогда он доставал аккуратно сложенный белый платок, снимал фуражку и вытирал лысую голову таким торопливым движением, словно ему было жарко. Затем резко опускал руку, отчего с рукава, украшенного большой звездой и тремя серебристыми полосами, срывались капли воды и падали на влажную палубу. Человек снова застывал в неподвижности, устремив напряженный взгляд в серую муть тумана. Его думы были нелегки в этот час, и потому толпившиеся на мостике командиры не подходили к нему, не мешали. Командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Октябрьский с досадой думал о том, что все получается не так, как хочется. Такая была задумана операция, что, может быть, изменила бы всю обстановку на Южном фронте: внезапным десантом овладеть Керчью и Феодосией, высадить войска, а затем совместным ударом от Севастополя и Керчи выбросить немцев из Крыма. Но Манштейн опередил, начав штурм Севастополя,, и приходится часть войск, предназначенных для высадки в Керчи, перебрасывать в Севастополь, приходится по приказу Ставки самому мчаться сюда, отстранившись от руководства намеченной десантной операцией. Почему немцы все время опережают? Почему?
Конечно, он понимал, что все дело в стратегической инициативе: пока она в руках противника, трудно что-либо изменить. Но от такого понимания легче не становилось, даже разгоралось желание теперь же, немедленно, ошеломить врага, чтобы он не сразу пришел в себя и бежал, растерянный, не понимающий, что происходит. Такой операцией может стать та, задуманная Керченско-Феодосийская...
И вот теперь приходится ждать, пока рассеется туман. Но это значит дать себя обнаружить противнику. А у него близки аэродромы, артиллерия. Ладно бы просто бой — боя моряки не боятся, но главная задача этого похода — доставить в Севастополь подкрепления, высадить в целости тысячи людей, которыми до отказа забиты корабли. Может быть, уйти далеко на юг и вернуться следующей ночью? Но где гарантия, что немцы за сутки не продвинутся к Северной бухте? Тогда уж в нее не войти...
Октябрьский снова достал платок, вытер голову и вдруг подумал, что прорыва эскадры в Севастопольскую бухту среди бела дня противник наверняка не ждет. Массированный налет авиации опасен только в море, а там, в бухте, корабли будут под прикрытием всей артиллерии оборонительного района, всей авиации, пусть малочисленной, но героической. Да своя корабельная артиллерия, да дымзавесы...
Мысль была рискованная, но заманчивая. Она все возвращалась и наконец полностью завладела Октябрьским. Тральщик, который должен был встретить эскадру, затерялся в тумане, значит, надо поставить головным, скажем, лидер «Харьков» и, когда туман начнет рассеиваться, всем кораблям лечь в кильватер. Главное — пройти опасный минный район на подходе к береговому фарватеру у Балаклавы, а там по береговым ориентирам можно выйти к мысу Фиолент и лечь курсом на Херсонесский маяк... Рассудить — все просто. Но как получится?
Был уже совсем день, когда туман начал редеть. Это заставило Октябрьского поторопиться отдать нужные распоряжения. И вот призраками заскользили громады кораблей в белой мгле — лидер «Харьков», крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцы «Быстрый», «Незаможник». Облегченно вздохнули, лишь когда обогнули мыс Херсонес и легли курсом на Инкерманский створ. Почти дома...
И тут взметнулся неподалеку первый белый фонтан.
Октябрьский знал, что сейчас, в эту минуту, артиллеристы уже наносят на планшеты место немецкой батареи, открывшей огонь по кораблям. Но знал также, что немцы постараются не упустить возможности помешать кораблям прорваться в бухту, и потому к первой батарее будут присоединяться все новые. Знал он и то, что командующий ВВС генерал-майор Остряков поднял в воздух все имеющиеся самолеты, поставив перед ними задачу — не ввязываться в бои с истребителями, а делать только одно: всеми силами мешать бомбардировщикам выходить на корабли. Но хорошо, если немцы не успеют поднять все свои самолеты, которых у них не в пример больше. Как бы там ни было, медлить не следовало, и он отдал распоряжение ускорить движение и даже в бухту входить, не снижая скорости.
Это была величественная и грозная картина, какой никто еще не видел с начала обороны Севастополя. Потому что никогда еще за последние месяцы эскадра среди белого дня не входила в бухту. Гул воздушных боев, разгоравшихся в блеклом, затянутом несплошной облачностью небе, треск сотен зенитных орудий и пулеметов, глухие утробные взрывы снарядов и бомб, рвущихся в воде. Пенные буруны идущих на полной скорости кораблей среди вздымающихся и опадающих белых столбов воды. Концевой «Незаможник» то и дело совсем исчезал за частоколами этих гигантских всплесков, но и ему каким-то чудом удавалось избежать прямых попаданий. Все это смешивалось с отдаленным вибрирующим гулом непрерывного боя на Мекензиевых горах, откуда до бухты было всего несколько километров.
Плотная вуаль дымовой завесы затянула бухту. Но самолеты все ревели где-то совсем низко, и в какой-то миг Октябрьский увидел громадные, как бочки, авиабомбы, падающие прямо на крейсер. Невольно втянул голову в плечи. Корабль дернулся раз и другой: две бомбы рванули близко по правому борту, две другие — по левому. Это было везение, каким не часто балует фронтовая судьба. Но почему самолет, не видя крейсера, так точно вышел на него? И тут же Октябрьский понял: потому что над низко стелющейся дымовой завесой видны мачты. Он дал команду кораблям рассредоточиться, каждому идти к заранее обусловленному месту швартовки и сразу почувствовал, как «Красный Кавказ» начал забирать влево: командир корабля знал Северную бухту, как свою каюту.
В стелющейся дымной пелене Октябрьский увидел небольшой катер, идущий наперерез крейсеру, и догадался: не выдержали командующие, мчатся навстречу. Катер ошвартовался на ходу, и по сложному выражению лиц поднявшихся на палубу контр-адмирала Жукова, генерал-майоров Петрова и Моргунова, выражению, в котором были и тревога, и облегчение, и радость, понял Октябрьский, как нелегко им тут было все эти дни, как ждали они помощи, какую надежду возлагают на доставленные подкрепления.
Сухарная балка, где разгружался «Красный Кавказ», была, пожалуй, самым безопасным местом всей Северной бухты — крутые обрывы создавали мертвое, не простреливаемое вражеской артиллерией пространство. Но бойцы 79-й морской бригады, прибывшей на этом корабле, не медлили с разгрузкой. Можно было залюбоваться, как стремительно скатывались они по трапам и исчезали на берегу, словно врастали в белые скалы. Специально выделенные люди сразу же уводили подразделения бригады на исходные рубежи.
Адмиралам и генералам некогда было любоваться разгрузкой; на том же катере они пересекли Северную бухту, вошли в Южную и высадились на бетонный пирс возле входа в казематы флотского командного пункта, где был и штаб СОРа — Севастопольского оборонительного района. Здесь, в глухой тишине подземелья, где даже шепот казался слишком громким, командующий сухопутными войсками Петров, командующий береговой артиллерией Моргунов и подъехавший позднее командующий ВВС Остряков докладывали Октябрьскому о непрерывных атаках, бомбежках, массированных обстрелах, об упорном стремлении противника прорваться, проломиться, хоть просочиться через нашу оборону.
