Жена без срока годности - Ольга Горышина
— И зачем мне про него сказала?
— Не знаю. Просто… Не злись на сестру, ей больно. И мне больно до сих пор…
— Из-за моего отца?
— Из-за всего… Слушай, как ты отнесешься к тому, чтобы усыновить сирот?
Алекс снова завис. На пару секунд.
— Откуда такая идея? Ты во всем хочешь походить на тетю Рому?
— Нет… — ответила я неуверенно. — Просто история зацепила…
И я рассказала, как старший кормил младшую картошкой в пустой квартире.
— Хочешь, я расскажу тебе сотню таких? Мам, ну серьезно… Хочешь, бери. Меня-то каким боком это коснется?
— Ну… Мы как бы одна семья…
— Я съеду, не переживай. Давно пора…
— Про отца не спросишь?
— Нет. Каким боком это меня касается? Это твоя жизнь…
Моя жизнь… И что с этой жизнью делать?
Утро не стало мудренее вечера, но все же я выспалась, умылась, оделась, заварила себе чай и вдруг поняла, что мне отчаянно хорошо сидеть на кухне одной — я устала, от всех от них, даже от собственного сына, которому похер на то, с кем будет его мать. Нет, это не свобода выбора, не пресловутая неприкосновенность частной жизни — ему реально нет до меня никакого дела: мама — взрослая тетка, сама со всем разберется. Ей с этим жить, ну или с тем… Разберусь, сама, а есть ли у меня выбор?
Чай не кофе, действует с опозданием, но зато бодрость духа продержалась до встречи с моим первым бывшим мужем. Таксист, к великому счастью, попался неразговорчивый, меня это спасло в машине, но зато на улице пришлось сперва прочистить рот, ведь, грубо говоря, за утро вслух я произнесла лишь два слова “здравствуйте” и “досвидания”, Андрею досталось третье — даже целый вопрос, пусть и выданный с хрипотцой:
— Не передумал?
— Нет.
Передумал целовать, его явно остановил мой взгляд — вчерашнее утро было ошибкой, началом конца, а не началом начала. Но от предложения руки я не отказалась — на асфальте мокрые листья, скользко. Вторая часть под названием сердце — отсутствовала, как деталь, этого человека в роддоме недоукомплектовали.
С Верой мы договорились встретиться в кафе, а с Андреем за углом, чтобы зайти туда под ручку. Ну, почти — ему все же пришлось отпустить меня, чтобы открыть дверь. Вера ждала нас за столиком в углу, она увидела меня первой — видимо напряженно следила за дверью. Она встала, и представляла я ей своего “настоящего” мужа по стойке смирно. В положении сидя никто из нас троих не расслабился.
— Там медицинские справки на ребенка, — Вера протянула нам синюю бумажную папочку, но рядом с ней осталось еще несколько. — Ознакомиться.
— Вера, мы не передумаем. Если у нее нет шанса, то мы узнаем это в Израиле, — сказала я. — У нас есть средства дать этому ребенку шанс.
— Что на вас так повлияло? — Вера лишь пару раз взглянула на молчавшего Андрея, смотрела исключительно на меня, мне в глаза. — Моя история? Я говорю вам, что это не игры, не роль жертвы, это даже не тяжелый крест, я не верю в бога, я считаю, что мы сами строители своей жизни. Вам повезло, вы родили и вырастили здоровых детей, у вас все отлично в жизни — не портьте ее собственноручно.
— Вы согласились встретиться исключительно затем, чтобы нас отговорить? — подал голос Андрей.
Голос спокойный, говорит медленно, проговаривая каждое слово, точно для программы распознавания речи.
— Да. Еще вчера ваша жена не собиралась никого усыновлять. Я не хочу, чтобы вы пожалели через месяц о своем спонтанном решении, — смотрела она теперь в лицо Андрею так же прямо, как до этого в мое. — И вообще, как понимаю, вы живете в Штатах?
— Нет, — продолжил Андрей. — Моя жена там долгое время работала. Там выросли дети. Сейчас мы здесь и готовы заниматься благотворительностью, если вам такая формулировка больше нравится.
— Она мне не нравится, — услышала я в голосе Веры привычные злые нотки. — Я не распространитель сетевой продукции, у меня нет цели втюхать вам ребенка. Я вообще не занимаюсь процедурами усыновления. Я вообще не понимаю людей, которые готовы взять чужого ребенка…
— Вера, что хорошего вы сделали в жизни?
Вопрос Андрея ошарашил ее всего на пару секунд, но когда она попыталась начать отвечать, Лебедев перебил:
— А я не придумаю, даже если на час задумаюсь. Понимаете? Дерево, дом, сын… На этом жизнь, что ли, заканчивается? Я могу купить жене вторую машину. Думаете, она будет счастлива? Она ее не заметит. Не все зациклены на материальных благах. Пусть лечение этой девочки обойдется в две машины, мы этого не заметим, поверьте. Эта девочка для чего-то пришла в этот мир. Может, для того, чтобы с нами встретиться? Зачем вы препятствуете нашей встрече?
— Я уже сказала. Вчера я ничего подобного не услышала от вашей жены. Не вчера, а в воскресенье, — исправилась Вера и опустила глаза.
— Потому что она должна была посоветоваться со мной. Я прекрасно понимаю пары, которые заводят детей с большой разницей в возрасте, чтобы всегда быть при деле, потому что до внуков сейчас можно просто не дожить. Что у вас в остальных папках?
— Список бумаг, которые вы должны предоставить в опеку.
— Можно, этим займется наш адвокат? Я не любитель ходить по госучреждениям.
— А ребенка увидеть?
— Ребенка я предпочитаю забрать. Мне смотреть на нее не нужно, я не диван в гостиную выбираю. Вера, не нужно разговаривать с нами, как с умалишенными. Возможно, мы впервые делаем обдуманный шаг, а мы вместе с восемнадцати лет. У вас будут ко мне какие-то вопросы?
— К вам — нет, — не выдержала Вера его взгляд и повернулась ко мне. — Если у вас так хорошо с финансами, то дайте шанс здоровым детям, Диме и Диане? Вы справитесь.
— Нет, — ответила я, чтобы Андрей не вставил в паузу свой непредсказуемый ответ. — Мы говорим о Маше, у которой нет шанса.
— Шанса нет у Димы! — повысила голос Вера.
— Заверните обоих, — все же вмешался Андрей. — Мы на базаре, что ли? Трое по цене одного? Вера, вы нас послать хотите, так и говорите? Нам посредник не нужен. Мой адвокат сам найдет детей и все уладит.
— Детей?
В глаза Веры — вызов. На Андрея я не смотрела.
— Оговорка по Фрейду, да? — хмыкнул он у меня над ухом. — Мы с женой обсуждали вариант усыновления всей семьи, но не пришли к согласию. Так что речь идет о Маше и только о Маше. Вы дадите мне все контакты и документы?
Вера
