Дочь Эйтны - Карин Рита Гастрейх
С этим она отпустила их. Люди не задерживались, а ушли целенаправленно, все, кроме Кори, который взял за привычку оставаться.
Эолин села на ближайший стул. На нее обрушился весь ужас падения Селкинсен. Угрызения совести сжали ее сердце. Она чувствовала ужас всех тех, кто погиб, даже слышала их крики, когда город опустошали.
Ее голова упала на руки.
«О, Адиана. Я давно подвела тебя. Теперь я подвела твой любимый город».
За пределами палатки грязь плескалась под ногами, люди и звери занимались своими делами. Крики пронзали воздух. Офицеры начали предупреждать своих солдат о предстоящем марше. Похоронив облако отчаяния, грозившее поглотить ее, Эолин вытерла глаза и встала. Кори оторвался от карт.
— Если угодно, моя королева, — сказал он, — я поговорю с лордом Херенсеном.
— Нет, — Эолин попросила Талию принести ей плащ. — Это бремя лежит на мне, Кори. Я приняла его, когда вышла замуж за нашего короля.
— Тебе не нужно терпеть это в одиночку.
— На данный момент перед тобой стоит другая задача. Собери магов и маг-воительниц и немедленно отправь сообщение Телину. Мы должны найти какое-нибудь волшебство, которое сможем использовать против этой галийской чумы. Я не допущу, чтобы наша армия сгорела заживо в тот день, когда мы встретимся с Рёнфином в бою.
Кори поклонился.
— Мне также призвать маг?
— Да, как мы и обсудили. Нужно включать их в каждый разговор. Сообщи мне, как только ты или твои шпионы заметите что-нибудь подозрительное. Произведи любые аресты, которые сочтешь необходимыми.
Ей было больно говорить так о собственных дочерях, но засада Мариэль, наконец, рассеяла все сомнения. Среди маг были предатели, и Эолин не собиралась терять кого-либо или что-либо еще из-за их планов.
Полуденный свет пробивался сквозь облака, когда Эолин вышла из палатки. Она остановилась, чтобы подставить лицо теплым лучам. Сладкая песня тенолинского воробья поднялась хрупкой и ясной над звуками лагеря. Мгновенное видение залитого солнцем Южного леса заполнило ее разум. Она почувствовала дыхание Акмаэля на своем ухе, услышала, как он бормочет ее имя. Покалывание его магии задело ее ладонь.
Эолин обнаружила, что если она сосредоточит свое внимание, то почти услышит его уверенную походку, ощутит прикосновение его губ к своим и убедит себя, что засыпает в его объятиях. Игра казалась опасной, учитывая все предостережения Эйтны и Карадока против обращения к мертвым. И все же она не могла сопротивляться притяжению его воспоминаний. Потребность в том, чтобы он был рядом — отчаянная вера в то, что она каким-то образом все еще может быть с ним — толкала ее к безрассудной форме магии.
— Моя королева?
Страж вернул ее в реальность. Он смотрел на нее, на его обветренном лице явно читалась тревога. Древний маг-воин, этот человек был одним из немногих, оставшихся от поколения Дростана. Заметил ли он странное мерцание ее ауры? Тень Преисподней проплетала свои щупальца сквозь ее цвета?
Несмотря на теплый день, по плечам Эолин пробежал холодок. Она поправила свой плащ и велела ему и его спутнику следовать за ней.
Эолин шла по лагерю неторопливо, останавливаясь по пути, чтобы поговорить с мужчинами и женщинами, взбодрить их. Многие солдаты говорили о друзьях и семьях в Селкинсене, их судьбы по большей части были неизвестны, а теперь было страшно о них думать. Игнорируя протоколы ее статуса, Эолин принимала их горе. Она использовала свою магию, чтобы укрепить его мужество и решимость.
Наконец, она добралась до палатки Херенсена, отмеченной флагами, переливающимися сочными цветами его провинции. Войдя, она обнаружила лорда в сопровождении нескольких членов ее Совета. По группе прошел беспокойный ропот, когда они поклонились ей, чтобы поприветствовать. Эолин тихонько отметила каждого присутствующего, имена, которые она должна была передать Кори, чтобы он мог проявить бдительность.
Она отпустила всех, кроме Херенсена, который не смотрел ей в глаза, но держал голову опущенной, одна рука лежала на столе, выражение его лица было жестким, но его глаза были красными и опухшими. Невыносимая потеря корчилась в его ауре.
Эолин подошла и положила руку ему на плечо.
— Вы пришли арестовать меня, моя Королева? — его голос был хриплым. Его старые плечи тряслись.
Впервые Эолин заметила, как годы настигли его. Волосы Херенсена поредели; морщины на его лице углубились. Пройдут дни, возможно, недели и месяцы, прежде чем он узнает, сколько его людей погибло во время осады.
— Я разделяю ваше горе больше, чем вы можете себе представить, — сказала она. — Если бы я была на вашем месте, я бы говорила и действовала так же.
— Я оскорбил мою королеву. За это не может быть прощения.
— Сердце, которое не может простить, обречено на муки. Карадок научил нас этому своим примером, Лития — своей трагедией. Я не была бы высшей магой, если бы не следовала их верованиям.
— Вы, прежде всего, королева, единственная защитница короны Вортингена. Не мое дело сомневаться в вас.
— Слова, которые вы сказали сегодня, — тихо настаивала она, — были не лишены правды.
Херенсен бросил на нее настороженный взгляд.
— Ваша верность Короне всегда была непоколебимой, — продолжила она. — Я принимаю то разочарование, которое вы можете питать ко мне, потому что я знаю и всегда знала, что я не была воспитана, чтобы быть воином, тем более королевой. Тем не менее, мой король выбрал меня, и вот мы здесь. Я должна выполнить эту задачу, понимаю я ее или нет. Я должна добиться успеха ради моего принца и всего нашего народа. Их будущее в моих руках, лорд Херенсен, и я не могу обеспечить его без вашей мудрости и совета. Если это означает, что я также должна время от времени страдать от вашего честного гнева, то это жертва, на которую я более чем готова пойти.
Невольная улыбка скользнула по его лицу. Он отвернулся.
— Я считал короля проклятым дураком, когда он изгнал принцессу Рёнфина, чтобы жениться на вас.
Эолин нахмурилась. Сколько честности он ожидал вывалить на нее за один день?
— Любой может влюбиться, — продолжал Херенсен, — но человек благородного происхождения не ставит свое сердце выше долга. Это первый закон нашего класса, которому мы обязаны с самого рождения. Я верил, что король Акмаэль погубит нас, но даже это убеждение не могло отвратить меня от моей верности Короне. После всех этих лет, несмотря на все наши потери, теперь я понимаю выбор, который он сделал, и я рад этому. Вы подарили ему
