Гости в доме с секретом - Ольга Станиславовна Назарова
– Тебе к свадьбе!
– Вот так подарок! – Тявин был в таком восторге, что Таня невольно присмотрелась к обрывочку повнимательнее. На вид ничего ценного в куске ремешка не было.
– Ой, какое счастье! Теперь-то нас никто и никогда из чужаков не отыщет! – восторженно заахала Йиарна, увидев подарок. – Мы будем в полнейшей безопасности, обманная тропка – это же просто мечта!
Она прищурилась, предвкушая свободный бег по снегу, без опаски, что их найдёт какой-нибудь охотник или просто чужак.
– Я тебе больше скажу! Знаю, что олени хотели бы разделиться – молодым уже тесновато в одном стаде. Так что мы сможем их приютить на своей территории, – порадовался Тявин, улыбнувшись Тане:
– Я очень надеюсь, что ты к нам приедешь в гости! – сказал он.
– Да ты постройся сначала! – рассмеялся Соколовский. – А потом уже и гостей приглашай!
– Построимся! – уверенно кивнула Йиарна. – Теперь есть и где, и на что! И это будет не просто нора, – она подмигнула Тане. – И я просто за тобой приеду и заберу в отпуск, а то ты – человек ответственный, начнёшь ещё откладывать… А вам, Филипп Иванович, придётся Таню отпустить!
– Таня, обратите внимание – это уже серьёзно! С огнёвкой связываться – это рискованное занятие… – вполне серьёзно покивал Соколовский.
Они проводили Тявина с невестой, которые попрощались уже со всеми и, усевшись в машину, отправились в свой неблизкий путь.
– Так, а теперь, Танечка, расскажите мне, пожалуйста, о состоянии наёмника, – велел Соколовский. – Насколько я понял, его ещё и гуси потрепали?
– И гуси, и Гудини… Последний не столько потрепал, сколько… гм… подстриг, так скажем. У него, оказывается, некая слабость к тому, что можно использовать как подстилку.
Соколовский явно оставлял общение с Крамешем напоследок, так что и с Крыланой он успел поздороваться, и с её женихом познакомиться.
«Забавно как, – вздохнул он, вернувшись в свой кабинет. – Всю сознательную жизнь терпеть не мог воронов, и ведь было за что, а стоило только чуть ослабить бдительность, и нате вам, вокруг целая воронья стая! Причём все такие… неординарные. Хотя оно и понятно – для таких место, где они могут быть собой, это мечта, и они будут за такое место сражаться изо всех сил. Да и Таня им как маяк – хочешь не хочешь, привлекает, приманивает и согревает, а если уж так, то это надо использовать. Зря я, что ли, столько денег сюда вложил?»
Соколовский слегка лукавил и сам это знал. Да, все приведённые выше доводы имели место быть, но, если уж совсем честно, то он и так не бросил бы зашуганного родственниками чёрного птенца. Радости бы ему это никакой не доставило, нежничать не стал бы однозначно, что есть, то есть, но всё равно помог бы. Но если уж есть возможность «сохранить лицо», изобразив нечто такое хладнокровно-расчётливое, сыграть этакого легкомысленно-скучающего типа, которому на всё наплевать, то почему бы и нет? По крайней мере, ему так приятно!
«Тем более имея под крылом такую полезную птицу, как Крамеш… Как там говаривал не так давно один мой старый серый и пушистый знакомый? – Соколовский, играя сам перед собой, сделал вид, что припоминает:
– Да, точно: "От беспринципной тварюшки может быть превеликая польза!" Правда, там речь шла не о птице, но суть от этого не меняется, а это значит, пора и мне извлечь пользу из опрометчивого представителя рода Верхолётовых. А ещё можно сделать некий финт и привязать его накрепко!»
Соколовский позвал Шушану, изложил ей идею и отправился к входу в междустенье.
Крамеш поднял голову и, встретившись взглядом с холодными синими глазами Соколовского, подался к стене.
– Ну что ж… Я вижу, что ты не успокаиваешься? Пытался сбежать, опять навредить моей сотруднице! Как ты сам думаешь, что я с тобой сделаю?
Наёмник поднялся на ноги, исподлобья глянул на Соколовского и отвёл глаза:
– Думаю, что… – он угрюмо уставился себе под ноги, а потом с трудом продолжил: – Думаю, что мне уже больше никогда не взлететь.
Торопливые шаги по коридору Соколовский услышал, как только Таня переступила порог прохода междустенья. Услышал и улыбнулся про себя. Шушана сказала, что предупреждать её ни о чём не станет, пусть сама решает, как и что делать.
«Это самое правильное, да и Крамеш почует, если с её стороны будет какая-то игра, она же не вы…» – аргументировала мудрая норушь, вот Соколовский и предвкушал занятное зрелище, искусно продолжив давить на психику наёмника, а закончил так:
– А вообще, ты правильно думаешь! Я вообще воронов терпеть не могу, а уж таких, как ты… Так что ни одного довода, чтобы тебя в живых оставить, я не нахожу. И вот ещё что! Покушался ты не на меня, а на Татьяну. Так что какую казнь она тебе придумает, такая и будет.
Он оценил проделанную психологическую работу на отлично – Крамеш побелел и цеплялся пальцами за стену, упорно стараясь остаться на ногах.
Таня торопилась по коридору за Шушаной, завернула в комнатку, где содержался наёмник, и изумлённо воззрилась на начальственную спину.
Соколовский развернулся к ней и хмуро спросил:
– Танечка, вот тип, который два раза пытался причинить вам серьёзный вред. По законам, которым он подчиняется, такое карается самым жёстким способом. Выбор этого способа за вами!
– Да не хочу я его карать! – отступила Таня. – И вообще, ему вон, плохо уже! Зачем вы его мучаете?
– А уж как вам плохо было бы, если бы у него получилось… – напомнил Соколовский.
– Ну, у него же не вышло! А сейчас, мне кажется, он и не станет ничего подобного делать… – Таня заглянула в глаза Крамеша, и тот отшатнулся от неё так же, как от Крыланы, потому что воздействие было той же силы, только другой направленности.
Крылана могла попросту лишить памяти, воли, перекроить привычки и вытащить из сознания или даже глубже все его страхи, а эта…
Она что? Его… пожалела?
Как он сообразил, непонятно, но Крамеш боком рухнул на пол и неловко поднялся оттуда уже вороном, да, так ему было проще принять и ощутить то странное и невероятно притягательное. Пусть даже на чуточку, на минуту, пусть даже Сокол примет своё решение и всё закончится. Только Крамеш даже на миг был готов потянуться за этим ощущением.
Соколовский от души был благодарен своей профессии и актёрской выдержке, которые позволили ему не рассмеяться при виде ободранной щётки из перьев, несчастного склада характера и жалкой надежды, с которой это недоразумение потянулось к руке человека.
«С ума сойти! И этого пробрало!» – посмеивался он за своей бесстрастной маской.
Правда,
