Накажи меня любовью - Анна Олеговна Ковалева

— Тая, подпиши пожалуйста, — на третий день мама протягивает мне какие-то документы. Я вижу ее осунувшееся лицо и покрасневшие глаза, но из клетки, в которой я себя заперла, так просто не освободиться. Да и желания нет. Кажется, я окончательно сломалась. Поэтому так же молча подписываю бумаги и откидываюсь на подушку, прикрыв глаза.

— Умница, — мама целует в лоб, — это для твоей же пользы.

А на следующий день меня перевезли в психо-неврологический реабилитационный центр. Но мне и это было по барабану, в тот момент и комната, обитая белым войлоком, меня вполне бы устроила. Обошлось, правда, без этого, палата была современная, с необходимыми удобствами, до коих, увы, мне дела особо не было.

Меня посещали врачи, продолжали допытываться о происшедшем, о причинах моих поступков, но все уходили ни с чем. Я лежала, молча глядя в потолок. Из-за категорического отказа принимать пищу, подключили парентеральное питание. Тут я уже начала сопротивляться, но мне опять начали вкалывать нейролептики. После этого начала много спать, и это было самое лучшее, что случилось со мной за последнее время.

Мне снились невероятно красочные сны. Вернее, это были не сны, а какая-то другая реальность. Реальность, в которой нет места боли и страданиям. Лишь красота, свежий воздух и позитивные эмоции.

Я то бродила по лесным тропкам, то ходила по лугу, собирая цветы, а иногда оказывалась на берегу озера и долго сидела, рассматривая водные просторы. Самым примечательным было то, что я могла чувствовать — вдыхать аромат цветов и запах ягод, слышать плеск воды и шорох песка, ощущать сладость малины и легкую кислинку ежевики, которые росли вдоль лесных тропок.

Я не пыталась это анализировать, а принимала как данность. И чем больше мне нравилось в моем иллюзорном мирке, тем меньше хотелось возвращаться в реальность. Со временем я начала ухищряться, буянить, истерить, нервничать. В общем, делать так, чтобы меня снова отправили в мой астральный уголок. Туда, где мне было хорошо и уютно.

Приходя в сознание, я все так же была в состоянии сломанной куклы, никак не реагируя на усиленные потуги врачей меня расшевелить.

Лишь с мамой я немного оживлялась, слушая, как она рассказывает о себе, о погоде за окном, о состоянии отца, который, к счастью, быстро идет на поправку, о том что происходит в мире. Я давала знать, что слушаю ее кивком головы или легким движением руки, но не говорила. Просто не могла.

Я не ощущала течения времени, смены для и ночи. Весь мой мирок разбился на две части — больничную палату с омерзительными яркими лампами и мой личный мир, мое потайное укрытие. О, как бы мне хотелось навечно заблудиться внутри себя. Но, увы, как только действие лекарств заканчивалось, я вновь возвращалась в суровую действительность.

После одного из таких пробуждений неожиданно увидела в палате Костю. Инстинктивно напряглась, сжимаясь в пружину. Старалась даже не моргать, чтобы не привлекать внимание к себе. При этом следила за ним настороженным взглядом. Что он здесь забыл? Пришел добить, чтобы не мучилась?

— Привет, — глухой голос раздается над ухом. — Тая, ты меня слышишь? — мрачное мужское лицо склоняется надо мной, ища ответную реакцию. Проводит рукой перед лицом, но я по-прежнему остаюсь безучастной.

— Что ж, если нет, то это и к лучшему, наверное, — садится на стул у кровати, руки складывает под подбородком. Даже в таком состоянии замечаю, что обручального кольца на пальце уже нет. Вместо него белая полоска, печальный след, оставшийся от рухнувшей семьи. Лицо сосредоточенное, усталое, густо заросшее хорошей такой бородой. — Если честно, не знаю, зачем я сюда пришел. Наверное, потому, что бывшая теща права. Расставаться надо было по-человечески.

Мысленно стону. Мама, ну зачем ты к нему пошла? Что говорила? Зачем заставила прийти сюда? Никому от этого визита лучше не станет.

— Не хотел я, чтобы так вышло. Должен был сдержаться, отправить тебя из офиса по-хорошему, но не смог. — сквозь холодную маску на миг пробиваются прежние мягкость и теплота, которые мне были так знакомы. Но они быстро прячутся обратно за стальной фасад сурового лица и делового костюма. — Но что я должен был делать, Тая? Я ведь любил тебя, слышишь? А ты железными сапогами прошлась по моим чувствам. — молчит, смотрит в сторону, не замечая, как у меня по щеке начинает катиться одинокая слеза. — И то, что ты изменила неосознанно, ничего не меняет. Измена есть измена. Ты сама как бы отреагировала, если бы я кого-то трахнул по пьяни, а потом к тебе пришел? Нужны бы тебе были мои оправдания? Очень сомневаюсь. Сразу бы выставила меня за дверь.

Костя встает, ходит по комнате, выглядывает в окно. А я хочу, чтобы он прекратил свою исповедь и ушел. Не хочу я думать о том, что было бы в обратной ситуации. Смогла бы я простить? Не знаю. Может быть. Злилась бы, конечно. Может быть, даже долго. Но в итоге все равно бы не выдержала. При условии, конечно, что измена была бы случайная и одноразовая. Но к чему об этом сейчас?

— Натворили мы с тобой дел, Птичка, да? — старое ласковое прозвище бьет по нервам так, что я невольно дергаюсь. К счастью, он ничего не замечает. Подходит и вновь садится, смотря на мое тело, лежащее на кровати. — Ты изменять не хотела, я не хотел превращать тебя в овощ. Хорошая парочка… Которая, увы, пустила свое счастье под откос.

Костя наклоняется вперед, гладит волосы, слегка касается руки.

— К сожалению, того, что наворотили, уже не исправить. Мне жаль, что так вышло. Назад дороги нет, так что остается лишь идти дальше. Ты сильная, Птичка, и выкарабкаешься в любом случае. Даже без меня. Так что лети давай. Просто лети. Твои родители любят тебя и переживают. Не загоняй их в могилу раньше времени.

Встает, еще немного смотрит на меня, а потом разворачивается и идет к выходу. Я позволяю себе расслабиться, поворачиваю голову набок и начинаю беззвучно плакать.

— Прости меня. И прощай… — слышу напоследок.

Глава 46 На распутье

После визита мужа я впадаю в неистовство. Хочется побыстрее впасть в свой привычный полукоматоз. Начинаю беситься, вырываю из вены иглу капельницы, начинаю биться о поручни кровати. Наконец добиваюсь своего