Бузина, или Сто рассказов про деревню - Дарья Олеговна Гребенщикова
– Раньше за хорошую цену совхоз рыбу покупал, – Стасик поднаторел на рижских шпротах.
– Тада да… рыбы было… да! – Дедулик мочит в водке сушку, – без трусов в воду не войдешь!
– Сейчас можно, – муж ест мороженое ложечкой.
– А баба раньше на колбасу хорошо шла, – вспоминает Дедулик блаженно.
– На червячка не?
– Не, с Москвы привезешь колбаску, они на запах прям бежали… да…
Входит соседка Ритка с банкой яблочного сока и в майке цвета увядшего цикламена.
– О! – ахает муж, – Донна Роза Кальвадос!
– Саш, у меня газонокосилка свистит … – Ритка косится на Дедулика, тот облизывается.
– А чего, мотив-то какой? – Ритка воспроизводит нехитрый мотивчик.
– Еще покоси, чтобы она Стаса Михайлова начала…
– Дураки вы, – Ритка уходит.
– Да, – тянет пиво Стасик, – сейчас с бабами тяжело как… Теперь на колбасу бабу не возьмешь!
– Ты бы шпрот привез, – советует муж.
– Чу! – Дедулик – на рыбу они никак… я вчера Нинке ведро подлещиков, а она…
Я ухожу. Купаться. Безо всякой опаски быть пойманной или съеденной. А колбасу в жару? Фи… пива бы, холодного?!
х х х
Дедулик молод, еще восьмидесяти нет, самое начало за семьдесят, хоть и при внуках. Даже и дедом не назовешь – так, мужчина хоть куда. Но, борода, конечно, возрасту придает, аж солидно! Они с мужем нашли общий язык в пламени сварки и объединили усилия. Сейчас сидят, чаевничают. Дедулик любит чай с вареньем, потому ставлю им банку, чтобы блюдечки не мыть.
– Ты понимаш! – Дедулик багровеет шеей, – Мишка т сукин кот! А! А? – это он уже спрашивает, дескать, сукин ли кот – Мишка.
– Ну! – муж соглашается.
– Я оставивши на зиму лодку. С мотором. Мишке. Куды я в Мурманск лодку т попру? Ну?
– НУ!!!
– А вот! – Дедулик бросает в сердцах ложечку, – приехавши к лету, и к Мишке. Ну – лодку т конопатить, сё да как, мотору жизнь прогреться надо, ну?
– Ну!
– А нет!
– Ну?
– Вот те, ну… Я этому Мишке! где, кричу, мотор мой с лодкой, потому как чую – не то! А он мне – так я, грит, продал все, еще по весне… не, ну как? он грит – а мне жить не хватало на что! А? чужу лодку с чужим мотором! в сохран оставлено-то!
– Ну … – муж возмущен.
– Главно дело – я ж яму, чорту такому, в телефон звонил! Он сказал бы, я б яму денег выславши!
– Я бы убил, – муж думает о своей казанке, проданной ему быстроглазым цыганом из Витебска в 91 году, – прям не думая…
– Ну вот, Сань, пойдем ему ввалим-то, а?
– А давно продал?
– Дак годков пять тому назад!!!
– Тогда уже пора… пойдём!
х х х
Дедулик, конечно, фрукт. Ананас, я бы так сказала. Или дуриан какой. Я ж спала! И было к полуночи. А тут звонок играет «Турецкий марш». Ой, думаю, это может быть что угодно. Кота выпустила вперед, Лёву прикрыла собой и пошла. А там, в лучах света – Дедулик.
– Дарья! – кричит, – Дарья! – и машет руками, как вентилятор какой. – Мне на минуту, – кричит. Думаю, раз на минуту, мужа будить не буду, управимся как-то сами. Если бы на час, то – да. А так – нет. Дедулик снял боты, носки и прошел босыми пятками в избу. – Всё, – сказал он, – теперь как быть не знаю. Конец.
Через сорок пять минут, оглушенная совершенно событиями и децибелами (а Дедулик в волнении дает как истребитель на взлёте), я поняла, что его, Дедулика, грозят убить во сне.
– Зарезать! – кричит Дедулик, – зарезать меня хочет! И Зинку привела! И Ленку конопатую! А та еще пианица какая горькая! А я как? Я как? Оне втроем?! Всё Машкино на меня поднялося, чистай бабий бунт!
– Так в глаз не проще, – проснулся муж и вышел с котом на шее, – дал в глаз, и тихо. А лучше табуретом, это и прочнее для мебели, и наверняка.
– А в тюрьму? задрожал Дедулик.
– Табуретки не сажают, – авторитетно заявил муж. – Это ж мебель. А мебель – как в шахматах ферзь – ходит, куда хочет.
– Я в шашки, загрустил Дедулик, – и только доской если чего-то по пальцам прям.
Пауза зависла в ночном воздухе.
– Ну, бывайте, люди добрые, – Дедулик хотел бить челом оземь, но не рассчитав, уперся лбом в нашего пса Лёву. Лёва заорал от ужаса и вспугнул кота, спящего на мужниной шее. Кот, не будь дурак, взвился, оставив на мужниной шее глубокие, как первая борозда, царапины. – Ой, мля! – сказал Дедулик, поднимаясь, – теперь мне точно в тюрьму.
– Давай я участковому сразу отзвонюсь, – предложила я, – чтобы утром его не будить. Сельский участковый был на задании в Селифаново, у кумы, и Дедулику посоветовали обратиться, если будут трупы, сразу в МЧС.
Когда за Дедуликом скрипнула дверь, муж спросил:
– А чего он приходил-то?
– Его бабы какие-то зарезать хотят, – пожала я плечами.
– До чего люди дошли, – удивился муж, – пожилой человек, козу держит, с парашютом прыгал, а его зарезать?
Утром вся деревня обсуждала одну версию – Дедулик приехал к Дашке ночью свататься, а тут Дашкин муж пригрозил его зарезать, и тогда бабка Ефимовна написала на Дашку донос участковому… а три бабки, которые лежали в больнице по старости лет, выступили свидетелями за справедливость наказания.
х х х
Избу с бревенчатыми изнутри стенами только у городских и встретишь. Наш народ почище городских, и унылость бревна скрашивает разноцветьем обоев. Внуки, зная о таких пристрастиях к красоте, присылают дарёное им на новоселье весёлое китайское барахло – неработающие 3D —стерео панно с кислотно-зелёными водопадами или часы, золоченные с такой щедростью, что глазам больно и хочется часы немедля снести в ломбард. От этого в избе происходит сияние торжественных представлений о прекрасном. У Дедулика внуков полно, вот и шлют. Егоровна, заложив руки за спину, обходит места, куда открыт доступ, причмокивая от здоровой зависти. Особенно разит её в сердце новый буфет с золотенькими накладочками и застекленными дребезжащими дверцами.
– Чаво хранишь тута?
– А ничаво, – Дедулик бежит вытаскивать ключик из дверцы, но – поздно. Дверка открывается, и тут ахаю я. На самой верхотуре буфета стоит гипсовая модель гнома в натуральную величину, удачно раскрашенная в цвета Силезских штолен. Но стоит так хитро, что низом – вполовину на буфете, а вполовину-то! на дверке, то есть – откроешь дверку, а тебя гном – бах! и по башке. Тут не языка, жизни можно лишиться, не разобрав до конца щучью голову.
– Стой! – кричу, – лови! сейчас как… упадёт!
Егоровна глядит вверх.
– И кто-й тебе эту фигуру на шкап загнавши?
– Так Валентина Ильинична моя! – гордится Дедулик своей городской снохой, живущей в городских условиях Торопца, изредка заезжающей летом на грибы да ягоды, – она толк знает! Во, как обставлено!
– Вот ты в милицию её сдай, – советует Егоровна, – она тебя прибить видать и хотела. У ей чо там?
– Так вино заграничное! – хвастается Дедулик, поглядывая на нависшего гнома.
– От-то! – Егоровна поднимает кривоватый палец вверх и смотрит на Стасика.
– А я чё? – идёт он пятнами, – я ж рази дурак по сервантам тырить? Я на месте потребляю…
– Стало быть, не от тебя поставлено, – Егоровна задумается, – но ты бы, дед, избу обсмотрел, а то вдруг где еще капканы на тебя стоят, не?
х х х
Невзирая на вывешенный на калитке плакатик со словами «ДО 16.00 –
