Журнал «Если» - «Если», 2005 № 07

Да, он спрашивал об имени, спрашивал о многом. Я отвечал, не всегда истиной, но никогда молчанием. Он дал нам загадку — огромную, как сомнение, и страшную, как смерть матери. Загадку звали Коулз: он назвал свое имя, не стесняясь и не стремясь к доминированию.

Я не знаю причин. Но пустоту в горшке знаний заменит полный горшок мыслей. Я изложу их вам; я расстелю перед вами желтое полотно и забрызгаю его мыслями.

Вы доминируете, а я техник. Мой разум быстр, очень быстр, иначе я не был бы карогнис среди нас, кто воспрепятствует выводу? Лишь тот, чей разум быстрее, а его нет.

Когда я создавал из берлоги, а я создатель многих чудес, но все они, как рыбы, я думал над грядущим своим, своих и даже над вашим грядущим. Минувшее опасно — опаснее порогов при весенней ловле, опаснее гранаты, проглоченной вместо финика. Видят ли теперь глаза, сколь быстр и широк мой разум?

Есть факт: даже я не смог предвидеть то, что было.

Джонатан Уэбб, «Судьбы нет», август 2029

(фрагмент биографической повести)

Коулз проснулся от мягкого ощущения жидкости. Он лежал в небольшой пластиковой ванне, полной желеобразного раствора с весьма неприятным запахом. Однако пещера, где он уснул, никуда не исчезла; добавился лишь грузный и необъяснимо родной силуэт на фоне заката. Очевидно, Коулз проспал почти сутки.

— Карогнис? — слабо позвал человек.

Мав быстро обернулся.

— Да, — буркнул он. Подойдя к ванне переваливающейся медвежьей походкой, гигантская панда уселась на камни и тяжело вздохнула. — Ты чуть не умер.

— Я не ждал… — Коулз закрыл глаза. — Не думал… Что найдете так быстро.

— Не быстро, — мрачно отозвался мав. — Много, много дней. Жду тебя здесь.

— Ждешь?! — Коулз вздрогнул.

Карогнис помолчал.

— Слова, — он протянул лапу к стене. — Ты был услышан. Я вернулся из завтра, вернулся слишком рано. Много дней здесь. Ждал тебя. И другого уагреака, — панда вздохнула.

— Ты был здесь… — недоверчиво протянул Коулз. — Ты все время был здесь?! Когда мне оторвали ногу, ты был здесь?! Когда я полз… умирал… Ты смотрел?!

— Я не мог, — с мукой ответил мав. — Не мог помочь. Тогда не стало бы слов. Не стало меня. И тебя. И всех.

Коулз проглотил грязные ругательства. Судорожно вздохнув, он заставил себя успокоиться: Карогнис был прав. Проклятое время с его шутками…

— Прости, — человек вновь закрыл глаза. — Ты не виноват.

— Коулз, — панда склонила голову к раненому. — Коулз, меня зовут Юррви.

Хрононавт вздрогнул. Мав смотрел на него спокойно; эмоции, если и были, ничем себя не проявляли.

— Только друзьям и родичам? — помолчав, спросил человек.

— Очень близким друзьям, — ответил Юррви. — Как ты.

Он бережно дотронулся лапой до окровавленной руки Коулза.

— Я видел второго. Видел, что он сделал. Но я не понимаю причину. Ты слишком мало написал…

— Это трудно объяснить, — сказал Коулз. — Я объясню. Потом. Сейчас ты должен знать: ошибки не было. Мавы не виноваты.

Юррви сильно вздрогнул.

— Ты… знал? — спросил он после долгой паузы.

— Догадывался, — человек заставил себя улыбнуться. — Не вини своих. В том, что случилось, вашей вины нет. Ошибку допустили мы.

Мав закрыл глаза.

— Когда я вернулся, все стали думать, — сказал он тихо. — Мы не глупые, Коулз. Мы тоже поняли, что петлю создали мавы. Но не могли понять как. Мы ничего не делали.

— Еще успеете, — отозвался раненый. — А пока знай, что петлю породили люди… Вернее, тварь, похожая на человека. Он уничтожил мой народ, Юррви, и потому появились вы. Люди не должны были исчезнуть, я сказал правильно в самый первый раз, помнишь?

— Помню, — мав вздохнул. — Получается, ранивший тебя уагреак создал мой народ?

Коулз скрипнул зубами.

— Он почти убил меня, чтобы я не мог помешать. Он хотел, чтобы люди не жили, и добился своего. Он убил всех людей.

Юррви надолго умолк.

— Он хотел дать шанс нам? — спросил наконец мав.

— Нет, — терпеливо ответил Коулз. — Он хотел убить своих. Он ненавидел людей. Он сам не человек, другой. Он… как болезнь. Пожирает своих.

— Я не понимаю, — панда опустила голову.

— Я тоже, — утешил его Коулз. — Но люди бывают разные. Иногда они только снаружи — люди, а внутри… Непонятно что. Нелюди.

— Это нелогично.

— Еще как…

— Никто не станет желать зла своему народу, — повторил Юррви. Сказав это, он задумался на миг, а затем странно посмотрел на Коулза. — Никто… Значит, и ты?

— Да, — человек выдержал взгляд больших черных глаз. — Я не желаю смерти своим. Но и мавам я хочу лишь добра. Ты знаешь это.

— Знаю, — согласился Юррви. — Не понимаю, но верю.

— Послушай… — напрягшись, Коулз сел в ванне и перевел дыхание. — Тот, второй уагреак, его звали Сегье. Он хотел убить всех людей, и он это сделал, потому что ты — здесь. Видишь мое послание?

— Коулз кивнул на стену. — Я вырезал его вашими буквами на языке еккеранг. Я ЗНАЛ, что его прочтут мавы, а не люди.

Юррви кивнул.

— Мы много думали над этим. Ты поступил умно. Предусмотрительно.

— Да, Сегье от меня такого не ждал, — Коулз криво усмехнулся.

— Он даже не понял, что сам сотворил петлю времени, от которой мечтал избавиться… А теперь, Юррви, слушай меня очень внимательно, — раненый подался вперед и положил руку на мягкую, теплую лапу мава. — Твоя… вещь, летающая в завтра, точная или нет?

— Куантанак?

— Мы говорим «машина времени».

— Я догадался, — панда покачала головой. — Нет, куантанак совсем неточный.

— Есть, чем рисовать?

Юррви моргнул.

— Есть…

— Дай. И свет!

Некоторое время раненый сосредоточенно выводил в блокноте какую-то схему. Мав молча держал фонарь.

— Вот, — Коулз перевел дыхание. — Все верно?

— Кажется… — неуверенно заметила панда. — Но я не понимаю, о чем…

— Стоп! — человек поднял руку. — Покажи, насколько неточный каунтанук.

— Куантанак, — поправил Юррви. Склонившись над схемой, он задумался, затем очертил когтем небольшую дугу. — Вот такой.

— Йесс! — не удержавшись, Коулз победно стукнул кулаком о борт ванны, обдав пахучими брызгами и себя, и мава. Тот смерил человека задумчивым взглядом.

— Что ты хотел сказать?

— Ничего особенного… — раненый с силой втянул воздух. — Юррви, я знаю, как спасти наши народы. И твой, и мой. Мы можем жить в одном завтра — вместе!

Панда отпрянула.

— На одной… Земле? — недоверчиво спросил мав.

Коулз улыбнулся.

— Нет. На двух.

Письменные показания генерала (в отставке) Рене Зенке,

ноябрь 2018

…А я всегда подозревал, что рано или поздно Сегье спятит. Не верите? Спросите кого угодно на базе, они подтвердят. Кьон, конечно, редкий умница, но уж больно он… урод.

И вообще, хватит с меня вашего фарса. Кому нужен этот отчет?! Думаете, раз я военный, то и тупой как пень? Сегье нас всех поставил на грань, вот что я скажу! Мы и раньше бомбами друг над дружкой трясли, а теперь любой псих в мундире или в халате может меня убить раньше, чем я вообще на свет появился. И родных моих всех. И народ.

Мне-то что, я солдат, прикажут — умру. Вы вот мне скажите, детей-то за что? Не только моих. ВАШИХ. Или у вас нет детей?

Да пошли вы все…

Сегодня толпа туристов, летевших со всего света глазеть на Коулза, была необычно мала. Человек мысленно улыбнулся, подумав, что рано или поздно приедается все. Даже веранда домика, который построили для него мавы — помнится, он сам ее рисовал, чтобы была похожа на ранчо в Огайо…

К протезу ноги Коулз так и не привык, предпочитая инвалидную коляску. Благо, она летала. Не раз и не два он размышлял над странной иронией судьбы — дома, среди людей, первый хрононавт никогда не стал бы героем, а здесь, в чужом мире, которому он едва не принес гибель… Впрочем, общественности, понятное дело, рассказали не все. Для мавов Коулз был сенсацией и легендой одновременно.

Лишь немногие друзья, такие, как Юррви, знали правду. И для Коулза их уважение значило больше всех туристов вместе взятых. Он ведь и в самом деле не думал, что совершает подвиг, когда полз к той пещере. Долг приказывал, а Коулз привык исполнять его приказы.

Что будет завтра? Первый путешественник во времени этого не знал. И не раз ловил себя на мысли, что с радостью отказался бы от подобного знания.

Коулз ждал, ждал уже несколько лет, чтобы ученые вырвали у природы ее главную тайну. Лишь тогда — он сам себе приказал, — да, лишь в тот день он вернется домой. Вернется, уже имея на счету один спасенный мир. Вернется ради спасения другого. Он мечтал об этом страстно, всем сердцем; ведь разум-разумом, а сердце Коулза каждый миг помнило о гибели людей. Последний человек во Вселенной ждал наступления дня, когда он сможет оживить свой народ, и в этот раз уже навечно.