Докажи мне - Ольга Вадимовна Горовая
Глава 2
Когда Дарья вернулась домой, все, чего ей хотелось, — это упасть лицом в подушку и уснуть, даже без ужина. Ну и, может, навести какое-нибудь мелкое проклятие на Гутника. Чтоб он весь чесался, к примеру!..
Ладно. Это чушь. Ничего подобного Дарья не умела и даже сомневалась в возможности таких вот способов мести. Но иногда прям жалела, что не обладает некими сказочными возможностями! Насколько это порою могло бы пригодиться, а?!
Как же он ее сегодня загонял! И вот за что, спрашивается?! Она-то ему вообще ничего плохого не сделала. Да и навязываться Гутнику в помощницы было не ее идеей, хоть Даша и не отказалась… Будто бы она могла!
Так зачем на ней срывать свое раздражение?! Пошел бы и высказал все руководству!..
Хотя тут она точно не знала… К начальству Олег Георгиевич ходил и, вполне возможно, поднимал вопрос наличия у него «помощницы».
Однако изменений не случилось. То ли доводы руководство нашло, то ли просто ультиматум поставило полковнику, Дарья могла только гадать. Но к вечеру ее должность не поменялась, и даже стол остался стоять внутри кабинета Олега Георгиевича, хотя полковник точно предпочел бы видеть тот за дверью… Причем, вероятно, на пропускной.
Короче, не очень приятно, да. Ведь ничего плохого ему не делала, наоборот, изо всех сил старалась хоть как-то облегчить состояние.
Рано он вышел… Слишком рано. И это понимали все: и врачи, и руководство… Но последнее все равно позволило, настолько нуждаясь или желая использовать мозги и хватку Гутника, видимо, что и к врачам не прислушалось, да и сам Олег Георгиевич рвался в дело всей душой, избегая остаться один, как ей казалось.
А чертова эмпатия не позволяла Дарье даже разозлиться на него нормально!
Потому что, глядя на все то, что Гутник сходу взвалил на себя, понимала, что заставляет нового начальника вести себя так.
Нереальным казалось, чтобы живой человек, переживший то, что на его долю недавно выпало, в силах окажется и третью часть вытянуть задач, которые Гутник за день сделал…
Не без ее помощи, кстати. Потому как да, и раздражаясь, и ворча в душе, она максимально быстро старалась выполнить все его поручения… И даже сумела один раз уломать, не сказать иначе, выпить обезболивающее.
Была бы сильнее физически (о чем пару раз за сегодня сожалела), просто заставила бы! У самой начинало что-то болезненно тянуть внутри, когда подмечала напряженные, словно судорогой сведенные, скулы и испарину на висках у этого мужчины.
А так… пришлось давить на здравый смысл и запугивать…
Ну, в том смысле, что адекватно же намекнула так:
— Вот станет вам сейчас плохо, а я выйду, и дверь снаружи закрою, и не скажу никому, где вы и что с вами. Чтоб вы в полной мере прочувствовали, насколько «здоровый, сильный и можете сами все контролировать», — тихо сказала, потому что страшно все-таки спорить с таким авторитетом, еще и намного старше нее.
Но старалась добавить и жесткости в голос, чтоб поверил хоть немного. Правда, сама-то знала, что ни в жизни подобное провернуть не сумела бы. Но он-то ее впервые сегодня видит, знать не может.
И, кажется, убедительно сыграла.
Во всяком случае, взбешенный, яростный взгляд Гутника намекал, что мог бы добраться — придушил бы для начала, а после труп выкинул бы из своего кабинета и сделал вид, что, вообще, не при делах!
— А вы страшная женщина, оказывается, Дарья, — с сарказмом отозвался Гутник через стиснутые зубы на эту угрозу, изучая ее сквозь прищур. — Мстительная такая… Безжалостная. И по фигу, что молодая, коварства вон с лихвой…
Она молча продолжала ему в глаза смотреть, делая вид, что мимо его наезды проходят.
Ну ведь больно же ему! Вот зачем спорит?! Кому и что доказать пытается?!
Она могла бы в ответ сказать, что вовсе еще не женщина, все не до того оказывалось в ее неполные двадцать лет. И жалости в ней — океан. Только не той, которой Гутник так чурается и ненавидит, а искренней, сочувствующей, доброй…
Однако все это показалось слишком интимным и щекотливым для обсуждения. Так что попыталась вытянуть ситуацию на иронии:
— Ну так меня же не зря именно вам в помощницы поставили, Олег Георгиевич, — улыбнулась настолько безмятежно, насколько в состоянии была. — Идеально подходящую по характеру подбирали, чтоб сработались лучше, — глянула невозмутимо, хоть внутри все буквально сотрясалось и от страха перед ним, и от тревоги за этого упертого начальника, да!
И поставила перед ним стакан с водой и таблетку. Потому что видела: сам полковник уже не встанет со стула, не сможет из-за боли.
— Что-то я сомневаюсь, — прорычал, не сказать иначе, Гутник, явно злясь. — И отодвинул это все в бок. — Не хватало мне еще на таблетки подсесть. Я не чертов наркоман! Заберите это немедленно! — раздраженно потребовал.
— Вы — тупица! — ой, она сорвалась тоже.
Редко с ней такое случалось.
И округлившиеся от удивления глаза полковника только подчеркнули всю абсурдность ситуации. Но… что-то внутри, несмотря на страх, дрожь и выступившую испарину во впадинке над позвоночником, заставляло стоять на своем. Нельзя перед ним пасовать. Пережует и не заметит…
— При чем тут зависимость или наркомания?! Это адекватное назначение врача, учитывая состояние вашего организма после того покушения! — кричать она не умела, рявкать тоже. Даже тон толком не подняла… И это расстроило немного.
Надо бы освоить, наверное. Но пока старалась говорить максимально уверенно…
— И любой умный человек это понял бы, не играясь в идиота! — Даша наклонилась, чтобы назад к нему таблетки подвинуть…
И тут ее коса упала из-за плеча, проехавшись по руке Гутника.
Да что же за день такой! Стало еще более некомфортно от жесткого, напряженного взгляда, которым он это отследил. Ничего непонятно, что полковник думает, но ясно же, что она его одним своим существованием бесит…
— Вы меня сейчас идиотом назвали, Дарья? И тупицей еще, кажется?.. — Гутник вдруг взял, и всей ладонью ее косу захватил.
Не дергал, не тянул, просто обхватил пальцами волосы, но так… основательно, крепко. Она двинуться не могла, чтоб глупо не выглядеть, а только ведь потянулась, чтоб поправить! Пришлось своей рукой в стол упереться, из-за чего слишком близко к его лицу оказалась.
Мама дорогая! Стало еще более неловко. Замерла, вот так наклонённая к нему, кровь
