Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1990 год
Из Неаполя: «До сих пор не могу найти работу. Здесь и вообще везде стало очень трудно. С каждым днем все хуже и хуже. Но хуже, чем в Италии и Германии, нет нигде».
Из Антверпена: «Вы пишете, что у вас пала одна власть и ее место заняла другая. Это явный обман, чтобы затмить населению глаза. В сущности ни рабочим, ни крестьянам легче не станет до тех пор, пока в стране не будет правительства, которое не на словах, а на деле начнет защищать их интересы».
Из Парижа: «Я еще не работаю, и не предвидится. Продолжаю быть здесь на нелегальном положении».
Эти письма стали приходить в Клишковцы после того, как в 1927 году, спасаясь от призыва в румынскую армию, Семен Побережник тайком от местных властей подался за океан.
Вот что рассказал о том времени сам Семен Яковлевич.
— Я отправился к родственнику, жившему в США в городе Детройте. Со многими приключениями я добрался до автомобильной столицы Америки, разыскал там родственника, и тот помог устроиться к «самому Форду»... чернорабочим в литейный цех. Объяснялись в цехе со мной односложными командами да жестами: «Подай!», «Убери!», «Отнеси!» Но нашелся в литейке американец по имени Адамс, знавший русский язык: он побывал на Украине, где работал в кооперативе.
Не знаю почему, но он вызвал у меня доверие. Я рассказал Адамсу, как очутился за океаном, признался, что чувствую себя на заводе чужаком. И он познакомил меня с другими рабочими, стал учить языку, словом, помог освоиться в непривычной обстановке. Да и литейщики вскоре перестали меня сторониться. И вот однажды ко мне подошел горновой и шепнул, чтобы я зашел в кладовую за инструментом. Я еще тогда удивился: «Чего это он шепчется?» А в кладовой вместо инструмента мне дали пачку листовок, чтобы я незаметно распространил их в литейном и в соседних цехах. Ничего крамольного в листовках не было, просто требования к администрации: ввести восьмичасовой рабочий день, не снижать расценки, не увольнять рабочих, чтобы взять на их место других за меньшую плату.
Свое первое поручение я выполнил быстро. Только оно оказалось и последним: когда я доклеивал листовки в уборной, меня «застукали» охранники и отвели в контору. Оттуда — прямиком в тюрьму, а через неделю суд вынес приговор: девять месяцев заключения. И мне вдруг пришло в голову: «Стоило ли ради этого плыть за океан?»
Когда срок заключения подошел к концу, с меня взяли подписку о том, что я уведомлен о запрещении впредь жить и появляться на территории США. Потом под охраной доставили в Балтимор, где посадили на старый бельгийский сухогруз «Ван», шедший в Чили за селитрой. На судне был некомплект команды, и капитан согласился за небольшую плату доставить за границу нежелательного иностранца. Чтобы хоть как-то занять время, я изо всех сил старался быть полезным на судне: драил палубу, помогал на камбузе. Это понравилось капитану, и он объявил мне, что зачисляет юнгой в палубную команду.
Команда на «Ване» была разношерстной — греки, скандинавы, немцы, чехи, итальянцы. И среди них оказались люди, сыгравшие решающую роль в моей судьбе: русский Федор Галаган и венгр Ян Элен. Первый плавал на броненосце «Потемкин», после восстания бежал за границу и с тех пор скитался по свету. И когда он услышал, что я отсидел в тюрьме за распространение листовок, то сразу проникся ко мне дружеским расположением. Федор взялся обучать меня морскому делу: объяснял назначение различных механизмов на судне, обязанности членов экипажа, попутно рассказывал о городах и странах, в которых побывал, и о Советском Союзе.
Второй наставник венгр Элен, во время первой мировой войны оказался в плену в России, стал коммунистом. Вернувшись на родину, сражался за установление Советской власти, потом был вынужден эмигрировать. С ним я прошел марксистский «ликбез», узнал, за что борются коммунисты, какова их программа да и многое другое.
В Антверпене, где был приписан «Ван», Элен познакомил меня со своими товарищами-коммунистами. Спустя несколько месяцев, когда ко мне присмотрелись, проверили, приняли в партию и меня. Произошло это в 1932 году. Поскольку коммунисты находились в подполье, я взял себе партийный псевдоним Чебан, в память о моем земляке, которого на моих глазах расстреляли румынские каратели...
Первым моим партийным поручением было — нелегально перевезти на судне в Роттердам трех товарищей. К тому времени меня уже сделали боцманом, так что все прошло без осложнений. Затем мне еще не раз случалось тайно переправлять «живой груз» в Англию, Бельгию, Голландию, доставлять партийную литературу в Италию.
Потом я осел на «берегу» и, поскольку знал несколько языков, занялся политической пропагандой среди моряков с заходивших в Антверпен судов. Так продолжалось два года, пока бельгийские власти не арестовали меня за «антиправительственную деятельность». Приговор — шесть месяцев тюремного заключения с последующей высылкой из страны.
После отсидки оставаться в Бельгии, хотя и на нелегальном положении, стало опасно, и меня — Семена Чебана (имя это я принял уже окончательно) — переправили в Париж.
Перед отъездом снабдили несколькими адресами. В их числе был и адрес «Союза за возвращение на родину», то есть в Советскую Россию, на улице Дебюсси, 12, куда я первым делом и отправился. Там же находилась и партийная организация. Позже на собрании секции металлистов Парижа меня приняли во Французскую компартию, обменяли партбилет.
В общедоступной литературе сложился стереотипный образ разведчика: похищенные из сейфов документы, бешеные гонки на автомобилях с обязательными перестрелками, кутежи в дорогих ресторанах, где между двумя бокалами шампанского выведываются государственные тайны. Но как далеко это от действительности!
Разведчик — в подлинном смысле этого слова! — должен обладать аналитическим умом математика, хладнокровной дерзостью виртуоза-хирурга и быть талантливым актером. И все же профессия разведчика не похожа ни на какую другую. Помимо чисто человеческих качеств, таких, как ум, смелость, хладнокровие, память, терпение, она требует еще и профессиональных навыков.
Об этом думал я, когда слушал рассказ Семена Яковлевича. И однажды, поборов сомнение, спросил впрямую:
— Как становятся разведчиками?
Семен Яковлевич немного помолчал, словно что-то обдумывая, а потом ответил:
— Ваш вопрос, как становятся разведчиками, не совсем точен. Что значит «становятся»? Как отбирают — одно; как готовят — другое; наконец, как человек реализует себя на этом поприще — третье. Насчет вербовки агентуры я не специалист, никогда этим не занимался.
— Ну, хорошо, а как вы сами попали в разведку? — продолжал допытываться я.
— Это длинная история...
Мадрид, 1936
«Над всей Испанией безоблачное небо»... Семен Чебан не имел ни малейшего представления о том, что эта фраза, переданная 17 июля 1936 года в сводке погоды из Сеуты, небольшого городка в испанском Марокко, была условным сигналом к фашистскому мятежу генерала Франко против республиканского правительства Испании. В стране началась гражданская война. Рабочий класс страны, руководимый компартией, при поддержке народных масс подавил выступление мятежных гарнизонов в основных центрах страны. Опираясь на помощь СССР и интернациональных добровольцев, республиканцы сорвали попытки франкистов овладеть Мадридом. И тогда, опасаясь разгрома мятежников, фашистская Германия и Италия начали открытую интервенцию, направив в Испанию свыше 300 тысяч своих войск.
В «Союзе за возвращение на родину» нашлось немало желающих стать волонтерами и поехать в Испанию. И одним из первых среди них был Семен Чебан. Но чтобы отправиться воевать с фашистами, ему пришлось срочно, за месяц, освоить профессию шофера.
В Альбасете, где формировалась Двенадцатая интербригада, Семена Чебана зачислили в автороту водителем санитарной машины. Конечно, ему хотелось взять винтовку и идти в бой, но в армии приказы не обсуждаются.
И все же Семену Чебану не пришлось жаловаться на то, что он не был в окопах. Когда осенью 1936 года в Испанию стали поступать советские танки, направленные туда по просьбе республиканского правительства, получила их и Двенадцатая интербригада. Однако танков было мало, поэтому командование отдало приказ — не оставлять на поле боя ни одной подбитой машины, во что бы то ни стало эвакуировать их. И вот однажды во время атаки у танка перебило гусеницу, и он, размотав за собой длинную стальную ленту, застыл на ничейной земле. Франкисты пристрелялись по нему из пулеметов, так что ни подползти к машине, ни выйти из нее не было никакой возможности. Однако и экипаж танка, в свою очередь, не позволял приблизиться противнику: с десяток трупов фашистов лежало перед машиной.
Приехав в батальон за ранеными, Чебан узнал, что почти двое суток танковый экипаж находится в осаде. И сразу загорелся мыслью спасти бойцов. Чтобы обмануть противника, Чебан попросил командира танковой роты Родригеса ближе к рассвету поочередно запускать танковые моторы. Франкисты решат, что с утра интербригадовцы пойдут в атаку, будут готовиться к ее отражению, и потому внимание к подбитому танку у них наверняка ослабнет.
