Дороги Сонхи - Антон Орлов
Зинта тоже не одобряла ее пристрастия к винишку, но Зинта добрая: закроется за ней дверь – и можно выкинуть из головы, что она тебе наговорила в сердцах. А Ринальва врывалась, как зимняя стужа в распахнутое окно. Хотя она, как и Зинта, служительница богини Милосердия. Но где Ринальва – и где это самое милосердие?! Только и остается прятаться от нее, как эти две демоницы, Хармина и Веншелат. Так ведь найдет, ежели поставит себе такую цель.
Уж как Нинодия ругала себя за то, что додумалась пожаловаться Ринальве, когда ее доченьку Талинсу отдали этой бездетной мерзавке, принцессе Касинат. Мол, правительница Шилиды и официальная наложница правителя Ляраны, под чьим протекторатом находится Шилида, по всем правилам удочерит девочку – и та станет принцессой. И всем будет распрекрасно. Кроме Нинодии.
Надо было видеть счастливое лицо Касинат, когда она бережно взяла кружевной сверток. Аж глаза засветились… Эта сучка хотела ребенка, да не могла, а тут ей сунули подарочек! И не поспоришь, потому что Тейзург так решил. А рядом угодливо лыбится кормилица-сурийка и ухмыляется окаянная демоница Хармина.
Занюханное княжество в Суринани, а порядки, как в Овдабе! Про «занюханное княжество» Нинодия вслух не сказала, не дура, а про Овдабу сказала – лекарке под дланью Тавше, которую попыталась завлечь в союзницы.
– Разве тебе запрещают видеть девочку? – спросила Ринальва.
Она учила ларвезйиский и сурийский с помощью языковых амулетов, и говорила без коверканья, но с акцентом.
– Видеть-то можно, – вздохнула Нинодия. – Не гонят взашей, как побирушку, и на том спасибо. Да это как в моем детстве несчастном, когда глядишь с улицы на барышню-куклу в витрине магазина, но кто ж тебе ее даст? А я потетешкаться с ней хочу, это же моя родная кровиночка!
– Талинса не кукла, – отрезала лекарка. – Ты сколько сегодня выпила?
– Всего-то три с половиной рюмашечки…
– Пьяная туда не ходи. Я их предупредила, придешь в таком состоянии – тебя выведут. Во-первых, Талинса не игрушка, а живой ребенок. Во-вторых, не просто ребенок, а маг, вдобавок маг-перевертыш. Незачем ей винными парами дышать. Все ясно?
Ринальва смотрела в упор и без ответа уходить не собиралась, пришлось сказать «да». Нинодия почувствовала себя девчонкой, которую отчитала строгая училка. «Экая гиена», – пробормотала она себе под нос, когда лекарка наконец-то убралась.
А сегодня утром они разругались, как две чайки, не поделившие рыбешку.
В Ляране появилось место для променада – набережная канала Виконтессы. Воду из Шеханьи по каналу пока еще не пустили, возились с облицовкой, но уже сделали белокаменный парапет и выложили тротуар мозаичной плиткой, высадили саженцы олив, акаций и тамарисков. Вдоль набережной, как на ярмарке, выстроились шатры – сурийские, ларвезийские, сиянские лавки и чайные.
На своих новеньких бартогских протезах Нинодия повсюду разгуливала, как в былые времена. Даже без трости, только брала с собой зонтик: не знала она до Ляраны, что такое настоящий солнцепек.
На набережной Виконтессы ей приглянулись «Алендийские десерты». Хозяева заведения и впрямь из родимой столицы, и стряпня у них не хуже, чем в ларвезийских кондитерских. Из напитков тут подавали чай, какао и лимонную воду, но винишко Нинодия таскала с собой и украдкой подливала в кружку.
Расположилась на своем обычном месте, у прорезанного в парусиновой стенке окна, принялась обмахиваться веером. Взмокла, пока шла, и дешевый грим на лице раскис, как тающая помадка на сдобе. Дорогой грим ей не по карману, пенсион назначили скромный – на винишко да на мелочевку хватает, и на том спасибо.
Тут уже сидели трое бартожцев со стройки воздушного порта – потные, краснолицые, в рубашках с закатанными рукавами и клетчатых штанах с подтяжками, а в сторонке от них – стеснительного вида девица. Юная, свеженькая, в дорожном платье, с задвинутым под стул саквояжем и прислоненной рядом заплечной котомкой. Мужчины вскоре ушли, а барышня пила какао, ела пирожное и озабоченно вздыхала, поглядывая в окно. Там, за окном, все ослепительно сияло, стучали молотками рабочие на дне канала – этим надо успеть сделать побольше, пока не навалился на город полуденный зной.
Нинодия у себя на коленях подливала из фляжки «Золотую ночку» в опустошенную на треть кружку, когда один из бартожцев вернулся и без спросу плюхнулся на стул рядом. От неожиданности рука дрогнула, по юбке растеклось винное пятно.
– Да вы, сударыня, не волнуйтесь, – покровительственно обронил незваный кавалер. – Я же с пониманием… Позволите составить компанию?
По-ларвезийски, небось тоже с языковым амулетом.
И потянул носом, после чего заметил:
– «Ночка»-то у вас паленая… А я с собой кое-что привез, могу поделиться. Только у меня к вам есть одно дельце деликатного свойства.
Лицо обрюзглое, седеющие бакенбарды, на цепочке золотые часы. Одних с ней лет, а то и постарше. Принялся доверительным шепотом сетовать, как ему здесь не хватает цивилизованного женского общества, и у Нинодии сердце екнуло: неужто она ему приглянулась?.. Знает ли он, что у нее ступни покалеченные, и она ходит на протезах? Да ежели в постели, какая разница, она ведь еще ого-го…
Но оказалось, он положил глаз на одинокую барышню. Опытная дама ему понадобилась как посредница. Что ж, дело нехитрое. Сторговались на дюжине «Печали гофмейстера» – недурного бартогского портвейна.
Нинодия подсела за столик к девчонке, завела разговор, и давай выспрашивать. Та сказала, что она из Аленды, приехала с караваном вчера вечером, потому что… Ну, захотелось ей путешествовать, новых впечатлений, а про Лярану она много слышала, и здесь она собирается найти какой-нибудь заработок… Мямлила, тушевалась и как будто что-то утаивала, а претендент на девичьи прелести умильно глядел на них и аж ерзал на стуле. Выяснив, что Фламодия отправилась на поиски приключений одна – и как ее только работорговцам по дороге не продали, повезло дурехе! – Нинодия перешла к делу: мол, здесь у вас никого, а значит, вам нужен покровитель с тугим кошельком, гляньте-ка на достойного господина за тем столиком…
Кто же знал, что у хозяйского сынишки прихватило живот с немытых фиников, и лечит его от кишечной заразы сама Ринальва – а слух у нее, как у кошки?
Барышня мялась и хлопала глазами, неуверенно промолвила:
– Да разве я могу кому-то понравиться?..
