Крах всего святого - Илья В. Попов
— Пойдем, — Жинель положил руку на плечо мальчика, увлекая за собой. Оглянувшись, тот увидал, как Лягва, сидя на земле, провожает его тяжелым взглядом, ощупывая опухшую скулу.
— А вот тебе и новый урок, — криво усмехнулся Жинель. — Притом довольно важный. Поздравляю с первым врагом — с этого дня тебе придется отрастить глаза на затылке.
— Чтобы увидеть, если тот захочет вызвать меня на бой?
— Скорее, чтобы не увидеть в ней рукоять ножа.
Глава 14
Однажды крестьянин обратился к одному из пророков:
— Скажи, о мудрейший из живущих, правда ли Он создал все в этом мире?
— Ты прав, — ответил пророк.
— Так значит и Он же сотворил болезни и лекарства от них?
— Хворь ранит наше тело, а грех — душу. Мед исцелит недуг, а молитва — разум.
— Но зачем же тогда нужен лекарь? — с недоумением спросил крестьянин.
— Дабы воля Его была воплощена людскими руками.
Арраканская притча
Всюду, куда ни кинь взгляд — тьма, убаюкивающая точно мягкая перина. Матиас парил в ней будто птица на потоках воздуха одновременно и падая и взлетая. Ни тревог, ни единой мысли — лишь спокойствие и умиротворение. Точно все, что хоть как то тревожило его ранее, вдруг стало малым и незначительным, как песчинка под ногами. «Видимо это и есть царство небесное», — успел лишь подумать Моро, как вдруг темнота начала рассеиваться. Вдалеке показалась яркая точка — с каждым мгновением она все увеличивалась, приближалась, заполняя все вокруг нестерпимо ярким светом и… открыв глаза, Моро увидел деревянный резной потолок своей спальни.
Во рту стоял какой-то странный привкус, а язык — сухой и шершавый как жухлый лист — прилипал к небу. Приподняв голову, Моро огляделся — прямо по левую руку от него находился невысокий табурет, а подле на круглом столике вперемешку лежали самые разные вещи: несколько железных инструментов с крючками и лезвиями, покрытых засохшей кровью, небольшая бронзовая тарелочка с парой очищенных сваренных яиц, горсть соли, пучок едко пахнущих трав, медный графин, пара глиняных чаш и бесчисленные ряды минералов и гладких камешков.
Что случилось? Матиас кинул взгляд сквозь открытые ставни, через которые веяло первой осенней прохладой — солнце уже поднялось и светило ему прямо в глаза, но он с трудом мог припомнить, как отошел ко сну. Быть может, на пиру он излишне налегал на крепкое вино? Ворочая слегка мутным разумом, Матиас по кусочкам попытался собрать вчерашний вечер. Вот пирующая знать, Сириль со своей излюбленной охотой, Бруно Герен разгоряченный выпивкой клявшийся привезти голову мятежника, разговор с Беатрис и… Вмиг вернувшиеся воспоминания кинули Моро в холодный пот. Скрип двери. Стражник. Кинжал. Откинув одеяло и приподняв рубаху, он увидел, что живот его пересекает длинный розовый шрам, напоминающий извивающегося червя.
От двери раздался тихий вскрик — пожилая служанка всплеснула руками и выбежала в коридор. Не успело пройти и несколько мгновений, как в королевские покои ворвались не меньше двух дюжин человек: капитан дворцовой стражи, возглавляющий десяток вооруженных до зубов мужей, грозно стреляющих во всех прочих глазами, придворный лекарь вместе с подручными цирюльниками, целая вереница слуг и Сириль Русси собственной персоной, скромно жавшийся позади всей этой толпы. Окружив кровать, они тут же создали такой галдеж, что у Моро невольно заложило уши, и закружилась голова.
— Ваше величество! Это просто чудо, что вы очнулись! — один из прислужников воздел два пальца ввысь, а после приложил их к губам. — Мы молились днем и ночью, чтобы…
— … прочесали всю округу, — бубнил капитан, хмуря густые брови, — и удвоили охрану. Будьте уверены — ни одна мошка…
— … вам необходим покой, мой король, — старик-лекарь едва ли не надрывал голос, чтобы перекрыть всех остальных. — Вы еще слишком…
Матиасу пришлось приложить немало усилий, дабы, наконец, прервать их болтовню. Попросив воды, он с жадностью припал губами к чаше — боги, казалось, он никогда не пил ничего вкуснее. Облизнув губы, Моро вновь откинулся на подушки.
— Сколько времени прошло с Проводов?
— Почти три дня, ваше величество… — ответил лекарь присев на край кровати. Взяв в руки запястье Моро, он принялся внимательно изучать затянувшиеся порезы. — Вам несказанно повезло — еще с ноготь и лезвие достало бы до сердца. К счастью госпожа Беатрис едва покинула замок — мы тотчас послали за ней, и, вернувшись, она сумела излечить рану, но, судя по всему, оружие было отравлено…
— А то и проклято, — опасливо произнес молодой слуга и сплюнул через плечо.
— … ведь вы так и не пришли в себя, а я еле-еле мог услышать ваше дыхание. Мы перепробовали все — кровопускание, пиявки, обереги, мази, настойки и припарки… Если бы не господин Аль-Хайи… арраканец, — добавил лекарь в ответ на недоуменный взгляд Моро, — боюсь, сейчас бы мы оплакивали ваше омытое тело. Узнав о случившемся, господин Аль-Хайи предложил помощь, заявив о своих незаурядных познаниях в медицине. Немного подумав, я обратился к господину Сирилю…
— Признаюсь, поначалу лишь одна мысль допустить иноземца к вашей светлейшей персоне показалась мне кощунственной, — ввязался в беседу Русси, выглядывая из-за плеча капитана. — Но когда мы окончательно потеряли надежду, скрепя сердце я согласился на его предложение, и — о чудо! — уже к концу второй ночи дыхание ваше стало ровным, а …
Они все говорили и говорили, рассказывая Матиасу о том, как рвали на себе волосы от горя, молились и просили богов забрать их вместо короля, то перебивая друг друга то напротив — подхватывая чужие мысли, точно свои собственные. Моро молча внимал их речам, переводя взгляд с одного лица на другое и задаваясь лишь одним вопросом — кто? Есть ли в этой комнате тот, кто в мыслях желает его смерти, но устами клянется в верности? Он и не сомневался, что кто-то при дворе замыслил измену — хоть глава дворцовой стражи и был рубакой, простым как медяк, но дело свое знал хорошо да и у Реджиса всюду были глаза и уши; скорее всего, у убийцы был помощник — а то и не один — который помог ему подобраться к Моро так близко.
И плевать, кто нанес удар, главное — найти того, кто навел его руку. Матиас пытался зацепиться хоть за что-нибудь — косой взгляд, излишне сладкий голос, мимолетная тень недовольства на лице — то, что укажет ему на предателя, но тщетно; казалось,
