Берегись, Ангел! - Иоланта Палла
Уж мне точно не светит разговор с Ангелочком.
Чтобы добиться внимания, нужно будет придумать что-то сверхестественное.
Только мысли крутятся хаотично, и я не могу сосредоточиться на предстоящей беседе с "другом".
— Бардачок открой, — сворачиваю на главную дорогу, сжимая оплетку и проглатывая идиотское чувство, — бумажку возьми. — Останавливаю машину на обочине и включаю свет, чтобы Круг смог прочитать, что там написано.
Макс тянется к бардачку, открывает и берет листок, сложенный пополам. Разворачивает и меняется в лице уже через пару секунд.
— Это что? — Спрашивает, глядя на меня и тыча листком в лицо. — Шутка такая?
— Нет, — пожимаю плечами, — я таким шутить не собираюсь, — усмехаюсь, глуша мотор, — брат.
Глава 61
Данияр
Круг будто в другом измерении находится. Смотрит на меня в упор, но не видит. Думает.
Через пару секунд бросает бумажку мне и выскакивает из тачки, громко хлопая дверкой. Слышу, как посыпались маты, и кажется, он пару раз пнул колеса споркара.
Сижу на месте, выключив свет в салоне, и жду, когда Макс чуток успокоится.
Минут пяти хватило.
Выбираюсь из машины и обхожу ее.
Сидит около капота и смотрит перед собой.
Внутри все утихло, будто вымерли все эмоции, которые раньше распаляли злость.
Сейчас хочется помочь ему, но не знаю, как и чем. И возможно ли вообще в этом случае что-то изменить?
— Поднимайся, — подхожу ближе к Круглову и смотрю, как он качает головой, — давай, отрывай задницу от земли. Пройдемся до одного места.
Пыхтит, но встает.
— Не верю. — Цедит сквозь зубы и шагает вперед, следуя за мной.
— Мне такая правда тоже не по вкусу, — усмехаюсь, проверяя взял ли пачку для очередного ритуала, — прими и живи дальше.
— Кто бы говорил. — Фыркает обиженка позади меня, но идет. — Не учи тому, что сам не можешь сделать.
— Это была дежурная фраза, придурок. — Пожимаю плечами и помещаю руки в карманы спортивных штанов. — Был здесь хоть раз? — Киваю на ворота, а Макс тяжело вздыхает.
— Нет.
— Пришла пора, — открываю и прохожу на знакомую дорожку, останавливаясь около сторожки и ожидая охранника, который, увидев меня, подает фонарик, — спасибо.
— Если ты не заметил, то сейчас ночь. В такое время на кладбище не ходят. — Хмуро вещает умник позади, а я ухмыляюсь.
— Для нас круглосуточные часы посещения, брат. — На последнем слове делаю акцент, понимая, что сейчас не время для стеба или подколов, только ничего не могу с собой поделать.
Наверное, такова моя защита — нападение на других.
— Не произноси это слово. От тебя звучит, как оскорбление. — Говорит Макс и заходит вместе со мной к Алиске.
Стопорится, когда я кладу фонарик на могилу, чтобы он освещал нам окружающее пространство. Стоит, словно тот памятник, и не шевелится. В темноте нет ничего страшного. Я уже не раз сюда приходил в темное время суток и не считал подобное психическим расстройством. Только так мог немного успокоиться и не натворить чего-то страшного. Бокс и кладбище — вот жизнь последние два года, если исключить травлю Цветковой.
Сажусь на лавочку и достаю пачку с сигаретами. Автоматические действия. Та самая выработанная привычка, от которой никуда не деться. Нужна эта горечь, заставляющая хоть немного чувствовать.
Круг стоит на том же месте, и я протягиваю пачку ему, на что он кривится.
— У вас это семейное? Пытаться навязать мне вредные привычки. — Фырчит и кривится, и я его даже в чем-то понимаю.
Узнать, что ты любил сестру, не та правда, которую хотелось бы услышать.
— Прискорбно, — втягиваю в себя едкий дым и смотрю на звездное небо, — потому что, как оказалось, ты часть этой семьи.
— Не испытываю по этому поводу радости, — цедит сквозь зубы и запускает руку в волосы, начиная измерять маленькое расстояние около могилы шагами, — вот ведь дерьмо! Я же… Я же такое себе представлял… Такое… Хотел…
— Надеюсь, что не сделал. — Говорю, нахмурившись, потому что перед глазами тут же проплывают мерзкие картинки.
— Нет, и не мог бы, потому что… — Останавливается и смотрит на плиту, сжимая челюсти. — Черт! — Идет в мою сторону и садится рядом, выхватывая пачку из рук и тут же прикуривая.
Кашляет, а я ржу.
— Курильщик со стажем, — слегка похлопываю в ладоши, — аплодирую.
— Вообще боялся прикоснуться. Она ведь… — Качает головой и хватается за нее. — А ты чего такой спокойный?! Это розыгрыш, да? Твой очередной стеб. От Лики отстал и на меня перешел?
— Лучше бы так. Морду тебе начистил, да и исправить данного факта я не могу. — Снова втягиваю в себя дым и шумно его выпускаю, глядя, как он поднимается вверх и растворяется в воздухе. — Теперь мне ясно, почему она начала баловаться с кайфом. Только, — перевожу взгляд на побитую рожу Круга, который кривится, но тоже курит, — почему не поделилась со мной? Почему тебе не объяснила?
— Думаю, она знала результат. Да и откуда эта бумажка? Может, это вранье? Липа…
— Нет, документ подлинный. Я проверил.
— Как?
— Там название клиники есть. Съездил, заплатил, узнал. — Втягиваюсь очередной раз и откидываюсь на ограду, ежась от вечерней прохлады. — Заказал экспертизу Александр Алексеевич Аристов. Ошибки быть не может. Сам понимаешь.
Круг делает так же. Мы оба пялимся на звезды. Каждый думает о своем.
Не знаю, как отношусь к нему в этот момент.
Есть обида.
Едкая, как серная кислота.
Стоит только вспомнить хоть один день из двух лет, и снова накрывает.
Но есть и другое.
У меня есть брат.
И вроде не плохой.
Цветкова ведь разглядела в нем хорошее. Поверила в то, что он не причастен к смерти Алиски, а я нет…
Кто из нас мразь в этом случает, вопрос спорный, и скорее судьба укажет на меня, чем на брата в невидимой рясе.
— Что делать будем? — Макс первым нарушает тишину, а я пожимаю плечами.
— Есть варианты? По-моему, все очевидно. — Говорю спокойно и дальше смотрю на небо. — Ты — придурок, я — тоже не лучше, — усмехаюсь, — даже хуже.
Снова молчим.
Эта не тяжелая тишина.
Скорее та, которая говорит больше слов и действий.
Друг был другом, а не врагом.
— Я был не прав. — Говорит вдруг Круглов и прикуривает еще одну сигарету, помещая руки колени и опуская голову. — Думал, что так лучше. Хотел оставить о ней светлую память, да и… Все напрасно…
Опять в воздухе застывает молчание.
Перевариваю.
Все перевариваю.
— Ей не нравился сигаретный дым, — снова вещает друг, а я выпрямляюсь и смотрю на могильную плиту, проглатывая горькую
