Шоколад - Тася Тараканова
— Когда… он пинал меня в живот, я подумала, что у меня больше не будет детей. А ты ничего не спрашивал, будто тебе не надо. Но я хотела ребёнка! А ты молчал.
Конечно, я тоже хотел ребёнка, но опасался травмировать Майю, чувствуя её затаённую боль и печаль. Она обычно избегала темы детей. Цена моего молчания ударила по мне и по ней, но она не означала конца света. Наверное, я должен был раньше вскрыть этот нарыв. Но получилось так, как получилось.
— Прости, что не сказал правды. Думал, так будет лучше, и ты не догадаешься. Не ожидал, что этот обман так расстроит тебя.
Она забрала у меня ветровку из рук, проверила карманы, вытащила из одного из них какие-то красные осколки.
— Это машинка сына. Волчара раздавил её ногой. Она держала меня на плаву все дни в колонии. Не дала сдаться.
Майя успокоилась в моих руках. Мы преодолели ещё одну полосу препятствий, разделяющую нас. Она поцеловала меня в подбородок.
— Спасибо, что сохранил.
Шагнув в неизвестность, приняв свою судьбу, я попал в новую реальность и выиграл. Выиграл, вырвал у жизни подарок — маленькую Пчёлку с медовыми глазками и сладким цветочным запахом. Сказать, что я счастлив, ничего не сказать. Рядом с ней я на своём месте, которое когда-то было невозможно представить.
— Пойдём, сделаю тебе чай с молоком.
Поднял Майю на руки. Она всегда была для меня идеальной по весу, такой, какую хотелось носить на руках. Кроме единственного раза, когда моя ноша показалась невыносимо тяжёлой.
Конечно, мы помирились, а через две недели Майя показала мне экспресс-тест с двумя красными полосками.
Эпилог
Моя машина была в ремонте, муж срочно улетел в командировку, и я уехала в ЗАГС на такси за свидетельством о рождении дочери. Мартовский холод уже не обжигал лицо, температура ниже нуля была комфортной и приятной. Так долго не выбиравшаяся в город, я жаждала пройтись пешком, насладиться прогулкой. С малышкой находилась няня, молоко для кормления на всякий случай я сцедила, контрольный звонок сделала, фотоотчёт получила — дочка Аринушка мирно спала в своей кроватке.
На мне была шуба из чернобурки, подаренная Пасечником, белые финские высокие сапоги и белый норковый берет. Я выглядела на все сто, хоть сейчас на обложку журнала. Морозный воздух кружил голову, шубу стоило выгулять, и я отправилась пешком по знакомой улице. Прошла ряд магазинов, кафе, большого супермаркета и свернула направо на неглавную боковую улицу. Идти стало веселей, потому что тротуар теперь всё время шёл под горку. По дороге катилась вереница машин, я с каким-то странным чувством упоения и гордости представила, что многие водители смотрят на меня, и улыбалась своим мыслям
На тротуаре были накатаны овальные оконца гладкого льда, и короткие, и длинные. Я разбежалась и покатилась. Три, четыре, пять шагов и новый лёд. Моё собственное долгожданное обретение крыльев, восторга, радости и свободы. Взрослая женщина в норковой шубе и высоких белых сапогах, мать двоих детей лихо катилась вниз по тротуару, улыбаясь до ушей своей смелости и ребячеству.
Мир давно растворил мою боль, очистил сознание, подарил счастливую жизнь. Чувство гармонии, счастья захлёстывали меня. Ветер бил в лицо, когда я неслась по скользкому льду в белых сапогах. Меня несло на крыльях доверия, глубокой признательности и благодарности за будущее.
Сегодняшняя жизнь состояла из любви и принятия. Сквозь тьму, холод и пустоту я пробилась к поверхности, где светило солнце. Воспоминания прошлого утратили свои краски. Я сделала выбор в пользу собственного пути, а Пасечник подставил своё плечо, дал мне максимально возможную свободу самоопределения. Даже в том, что увёз меня на поляну в колонию, он оказался прав, вскрыл мою старую травму и вместе с Душой благословенного места вылечил меня. Моя жизнь — только моя ответственность, и мой добрый волшебник лишь усиливал моё развитие, не ограничивая меня ни в чём.
Когда-то я была пассивной страдалицей, но потом перестала стыдиться за свой выбор, рассталась с фантазией, что в ком-то сосредоточена моя безопасность и моё счастье. Я научилась жить в настоящем, шаг за шагом двигаясь вперёд, выйдя за границы прошлой себя. Скользя по окошкам льда, я чувствовала прекрасное и вечное, которое всегда стремилось к воплощению и полёту. Моя душа воссоединилась с телом, летела вниз в потоках морозного воздуха, горяча кровь восхитительным моментом, детским восторгом и радостью.
В колонии я поняла, что возможность открыть глаза, вдохнуть полной грудью, увидеть кузнечика на травинке, улыбнуться солнцу и безоблачному небу — это счастье. Счастье просто жить. А потом через черноту ночи пробились серебряные звёзды, и высветили лунную дорожку, на которую я шагнула, поверила в то, что любима и люблю.
Всё в моей жизни пришло к общему знаменателю: надёжный муж, солнышко доченька, подрастающий Данил, радующий своими успехами в учёбе и спорте, большой дом рядом с лесом, собственная студия красоты. Чего ещё желать? Я завидовала сама себе. Неужели это я — маленькая пчёлка Майя — бесстрашная и смелая трепещу крылышками, наслаждаясь полётом. Вернувшая себе себя, шагнувшая в неведомое и получившая благословение Вселенной.
Йо-хо!
Вечером приехал муж, поцеловал меня, помыл руки и первым делом двинулся к кроватке дочери. Он долго молча любовался на неё. Я тихо подошла и встала рядом.
— Какая красивая, вся в тебя.
Мне стало смешно. По маленькому личику дочери ещё совершенно ничего нельзя было определить.
— А я красивая?
Он обернулся ко мне, окинул взглядом с ног до головы.
— В этом халате…
Иногда я не могла понять, когда Пасечник шутит, а когда нет.
— Пётр Григорьевич, — начала я строго, но он перебил…
— Тшш…
Посмотрел на меня пронзительным взглядом, с полуулыбкой на губах.
— Скажи правильно.
Мне тоже хотелось пошутить в ответ, и я непонимающе пожала плечами.
— О чём ты?
Мы мерялись взглядами около кроватки дочери, распаляя внутренний жар наших сердец. Сегодня я решила не торопиться, ждала его ответа. Муж улыбнулся, он всегда уступал мне. Это было невероятно, но это было правдой. При всём его властном характере, привычке доминировать и командовать, он всегда уступал мне.
— В этом халате ты выглядишь потрясающе, но без него ты богиня.
В его глазах как будто начала мерцать серебряная пыль, от которой волнами скручивался низ живота, и внутри всё замирало в предвкушении. Моя капитуляция была неизбежна…
— Пасечник…
Поясок развязался, халат упал с плеч, он шагнул ко мне, подхватил на руки и,
