Без права на развод - Ая Кучер
— У нас сливки закончились? Блин, — стонет, прислонившись лбом к дверце холодильника. — Я вчера забыл их купить. Кира со своими попытками взять все сладости меня отвлекла.
— Кто-то мне рассказывал, что кофе нельзя портить сливками. Это кощунство.
— Я для омлета.
— Возьми молоко. И я хочу с помидорками. Сделаешь?
— Будет тебе с помидорками.
Рома, проходя мимо, сталкивается с моими губами на секунду. Целует быстро, а после возвращается к завтраку.
Мне нравится наблюдать за ним в такие моменты. Радоваться тому, что мой бывший муж действительно изменился.
Шоковая терапия разводом дала свои плоды.
Фокус внимания Ромы меняется. Работа занимает меньше времени и мыслей. Мужчина весь в семье. Ставит приоритетом на только наше обеспечение, но и всё остальное.
Я сползаю со стола. Подкрадываюсь к мужу, пока он взбивает яйца. Прижимаюсь к нему, трусь щекой.
Ладонями веду по напряжённому животу. Поднимаюсь на носочки, скольжу губами по шее. Хочется касаться. Постоянно.
— Теперь ты пристаёшь? — усмехается муж. — Руки, госпожа Алимбаева, тогда уж ниже опустите.
— Пошляк! — фыркаю, целую его между лопаток. — Я тогда в душ быстро, ладно?
— Беги. И Кирусю растолкаешь? Она опять будет в стену втыкать до выхода.
Идеальное утро заканчивается очень быстро. Пока намыливаю голову, пропадает горячая вода. Вылезаю, стуча зубами. Кажется, даже мозг замёрз.
У Киры день хныканья, она капризничает без повода. Это теперь у нас периодически случается. Малышка проверяет границы дозволенного.
Я вспоминаю, что и телефон не зарядила. С вечера разряженный бросила на тумбу, и всё.
Я стараюсь не позволять негативу перекрыть всё, но получается с трудом. Сама психую и взрываюсь, когда заедает замок сапожек. Зажевывает колготки, стопорится.
— Тише, валькирия, — Рома присаживается передо мной на корточки. Обхватывает пальцами выше колена, гладит. — Сейчас решим. Ты же знаешь, понедельник день тяжёлый.
— Ненавижу понедельники.
— А меня?
Поднимает озорной взгляд, разбирается с замком. Застёгивает мой сапожок, а после прижимается губами к колену.
Дыхание рвётся.
Веду по растрёпанным волосам. Приглаживаю их, зарываюсь. Чуть тяну, наклоняясь к мужу.
— Тебя я люблю, — признаюсь легко.
— Это хорошо. Я тебя сильнее люблю, Юльчонок.
Я знаю, что это признание искреннее. И взвешенное. Слова не слетают автоматом, потому что так надо. Просто молчать нет сил.
Страх потери обострил чувства. Оголил провода нервов, до искр довёл. Нутро царапало и ревностью, и злостью.
Ощущения усилились в десяток раз. Сначала — плохие. А за ними все другие. Будто вечно на острие мелькали.
Наша близость тоже стала другой. Глубже, откровеннее. Куда больше любви даже в обычном касании к плечу.
Вначале всё было по-другому конечно. Дико, непривычно, страшно. Тянуло и отталкивало. От неловкости умирала.
Первый секс после расставания… Будто кто-то ножом по чувствам прошёлся. Выпотрошил меня, наизнанку вывернул и покопался во всех страхах.
Но Рома был рядом. Вдвоём через это прошли.
Дальше двигаемся.
— А я?! — Кируся недовольно пыхтит, втискивается в наши объятия. — Я тоже хочу.
— Куда мы без тебя, — обнимаю её крепко. — Покажи горлышко, болит?
— Нет! Можно мне в садик? Я очень туда хочу.
— Конечно, пойдёшь. Но с чего такая прыть?
— У нашего зятя день рождения, — Рома поигрывает бровями, заставляя меня громко захохотать. — Подарок мы вчера купили.
У Киры в садике появился мальчик. Её будущий муж и всё такое. Малышка никого не слушает и заявляет, что они поженятся через двадцать лет.
Я опаздываю, но жду остальных. Хочу вместе поехать. А десять минут погоды не сделают.
Чуть морщусь, когда Рома возвращается из ванной гладковыбритый. Люблю его щетину.
Его люблю.
Мы добираемся быстро. Закидываем Киру в садик, та сама бежит. Встаём в пробку возле моего офиса.
Можно пробежаться, тут недалеко.
Но…
Не хочу.
Очень важно уметь ценить такие моменты. Когда мы вдвоём.
— Блин, — бьюсь затылком о подголовник. — Я телефон таки забыла.
— Не забыла, — Рома лезет в карман, протягивает мне.
— Ты его зарядил? Спасибо большое!
Если бы мы не стояли в пробке с десятком свидетелей, я бы бросилась на шею мужу и расцеловала его.
А так получает скупую благодарность. Короткий укол в щеку.
— Так будущего мужа целуют? — хмыкает Рома. — Ну-ну. Буду знать. Подумаю, стоит ли в жены брать.
— Не возьмёшь, значит? — начинаю притворно дуться. — Я запомню.
— Возьму. Куда ты от меня денешься? Снова будешь Алимбаевой.
— Я и так. Фамилию же не меняла.
— Это не считается. Моей Алимбаевой будешь.
Рома, как клятву запечатывает. Прижимается своими губами к моим, мягко их обхватывает. Кожа плавиться начинает, покалывает от предвкушения.
Нам кто-то сигналит. Мы проезд загородили. Но Роме плевать. Дальше меня целует.
Я сама тянусь к нему, закидывая руки на плечи. Несколько раз быстро чмокаю в губы, отстраняясь. Вылетаю на улицу, помахав рукой.
В груди всё горит и пылает.
Глупая улыбка не сходит с губ до конца дня.
Рома делает так, чтобы эта улыбка вообще никуда не исчезала.
Эпилог. Рома
— Тише, мама спит.
Я перехватываю Киру на пороге. Поднимаю на руки, прикладывая палец к губам. Малышка зеркалит мой жест.
Хватается ручками за моею шею, разрешает вернуть в детскую. Недовольно болтает ногами, усевшись на кроватке.
— А когда мама проснётся? — дует губки. — Она обещала поиграть.
— Я помню, милая. Но мама устала вчера, ей нужно отдохнуть. Ты же не хочешь волновать маму?
— Нет. А кому я причесочки буду делать?
Спрашивает с хитрым прищуром, поглядывая на мои волосы. Маленькая манипуляторша.
Но она так искренне радуется моему согласию, что злиться сил нет. Тем более, это действительно поможет отвлечь Киру.
Не хочу так рано будить Юлю, вчера был насыщенный и сложный день. Заснули мы под утро, уставшие, чуть выпившие, счастливые.
Первая годовщина с дня нашей свадьбы.
Вторая с момента, как Юля дала мне ещё один шанс.
Я знаю, что это далось ей непросто. Нам. Мне.
Я боялся снова облажаться. Как-то не так поступить, оттолкнуть жену. Провтыкать шанс, которого изначально не заслужил.
Но планировал воспользоваться наполную.
Доказать, что я могу исправиться.
Больше никогда так не поступлю с женой.
— Вот так, — довольно произносит Кира, делая мне хвостики. — Ты самый красивый, пап.
— Красивее мамы? — уточняю, запрокинув голову. Получаю шлепок расчёской. — Кира, так нельзя делать.
— Нельзя глупости говорить. Красивее мамы нет никого! Потом — я. А ты третий самый красивый.
— Спасибо и на этом.
— Просто Димочка заболел ветрянкой. И вернулся в садик с зелёнкой на лице. Поэтому он пока четвёртый.
— Учту.
Что мне с
